ьзовавшись заминкой, выбиваю пистолет из ладони, а после дергаю острое лезвие вверх до тех пор, пока оно не упирается в ребра.
– Чертова сука, – хрипит заключенный и тянет ко мне окровавленные руки.
Впечатываю кулак ему в челюсть с такой силой, что голова мужчины ударяется о стену, а костяшки начинает саднить. Отскакиваю прочь, спиной на кого-то налетая. Это оказывается тащивший меня на плече Дрю, узнаю его по брюкам. Его глаза сверкают азартом, перемешанным со страхом. Псих.
Дрю резко вскидывает голову и смотрит мне за спину. Его зрачки расширяются, а в следующий миг он со всей силы толкает меня в грудь, отчего я снова теряю кислород, но чудом сохраняю равновесие. Вновь в кого-то врезаюсь, и у меня нет сомнения в том, что этот кто-то – серая тварь. На плечи ложатся холодные даже сквозь плотную ткань футболки руки с длинными изогнутыми когтями.
Жду, что меня отшвырнут с дороги, чтобы добраться до жертвы, на пути к которой я стою, но ничего подобного не происходит. В мозгу мелькает абсолютно невероятная мысль, в ее правдивость я ни за что бы не поверила, если бы не была непосредственной участницей событий.
Тварь удерживает меня от падения.
Судя по вытянувшемуся от удивления лицу Дрю, он дошел до того же.
– Что ты, черт возьми, такое?! – вопит он невероятно высоким голосом.
Над моим ухом раздается утробное рычание, а миг спустя с плеч исчезают холодные конечности. Мимо проносятся сразу две твари. Одна бросается на Чеса и принимается остервенело рвать того на куски, под аккомпанемент душераздирающего воя и грязной ругани. Вторая налетает на Дрю, от шока утратившего способность защищаться.
Оглядываюсь. Все мои обидчики мертвы, ну или почти. Дрю безрезультатно пытается отбиться и начинает орать еще громче и надрывнее, когда к напавшей на него твари присоединяются еще две и принимаются живьем рвать его на куски.
Серые пируют, а я стою посреди этого отвратительного действа и не испытываю ничего. Ни тошноты, ни жалости, ни удовлетворения.
Слегка прихрамывая, подхожу к то ли мертвому, то ли отключившемуся от болевого шока Чесу. Жрущая его тварь вскидывает окровавленное лицо и скалит зубы. Зачем-то поднимаю руки ладонями вверх и произношу успокаивающим, но при этом чуть охрипшим голосом:
– Спокойно. Я не претендую.
Осторожно склоняюсь, не отрывая взгляда от серой, продолжающей наблюдать за мной краем глаза. Поднимаю с пола пистолет и проверяю обойму. Пусто. Досадливо поджимаю губы. Ну что за идиот!
Роняю оружие на пол, от громкого звука твари приходят в возбуждение и начинают порыкивать. Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, но удивленно замираю.
С каких пор я воспринимаю происходящее как нечто нормальное?
Похоже, умирая раз за разом, я все-таки немного тронулась умом.
Медленно обхожу поле боя, в поисках более удобного оружия, стараясь при этом слишком не приближаться к обедающим тварям. Весь коридор залит кровью, кучи мусора венчают блестящие внутренности, от вида которых меня наконец начинает подташнивать. Видимо, до этого я пребывала в состоянии шока, которое так не вовремя решило сойти на нет.
Поднимаю пару удобных ножей и фонарик. Пора убираться. Медленно продвигаюсь мимо серых, постепенно углубляясь в темноту коридора, но услышав шорох шагов за спиной, останавливаюсь и без резких движений оборачиваюсь.
В паре метров стоит серая, могу поспорить на что угодно, что это та самая, которая пропустила меня при выходе из подземелья. Некоторое время мы просто стоим, неотрывно глядя друг другу в глаза. Чувствую себя невероятно глупо, когда решаюсь нарушить тишину, не найдя ничего лучше, чем сказать:
– Спасибо.
Тварь склоняет голову набок, слегка приоткрывает рот, не показывая при этом зубов, и издает короткое низкое рычание, после чего разворачивается и стремительно уносится прочь, возвращаясь к остальным.
Пару минут наблюдаю за серыми, но убеждаюсь, что они не собираются меня преследовать. Включаю фонарик, осматриваю рану на лодыжке и ладони. Не имея возможности заняться обработкой, обрываю края штанин и просто обматываю сначала руку, затем ногу. Со спиной сложнее. По всей видимости кровь больше не сочится, но она засыхает и стягивает кожу. Приходится смириться с тем, что я ничего не могу с этим поделать. Радует то, что боли почти не чувствую. Понятия не имею, с чем это связано, но меня устраивает.
Бросив последний взгляд на продолжающих пожирать своих жертв тварей, делаю глубокий вдох, стараясь не зацикливаться на том, что только что произошло, и продолжаю путь. Подумаю об этом как-нибудь потом. Или нет.
Не хочу даже мысленно касаться тех тем, которые являются еще большим доказательством моей ненормальности. Стоит только вспомнить, как перепугался Дрю.
«Что ты, черт возьми, такое?!»
Хотела бы я сама знать ответ.
Что, если Ксандер задается тем же вопросом, а не получив ответа, отвернется от меня?
Как же было проще оставаться одной, не опасаясь, что близкие возненавидят и будут меня бояться, потому что никаких близких после смерти папы у меня не было. Но я сама впустила в свою жизнь Ксандера, Эмер и даже чертова Кейда. Самой теперь и разбираться. Смогу ли я пойти против них, если понадобится? Сбежать? Убить? Раньше сделала бы, что нужно, не тратя времени на раздумья, но не теперь.
Несмотря на нежелание вновь возвращаться мыслями к терзающим меня сомнениям и страхам, все равно погружаюсь в них с головой и незаметно для себя преодолеваю значительную часть пути.
Заслышав впереди голоса, резко останавливаюсь и ругаю себя за неосмотрительность. Я вообще утратила ощущение времени и пространства и позабыла, где нахожусь и о возможных опасностях, подстерегающих в стенах Бастиона.
Выключаю фонарик, несколько минут привыкаю к темноте и прислушиваюсь к звукам. Кто-то разговаривает, и общение явно не дружеское, судя по интонациям и частым злым выкрикам. Оглядываюсь в поисках лестницы. Вообще не помню, давно ли я проходила мимо нее. Можно просто обойти людей по другому этажу. Хотя нет никаких гарантий, что наверху никого нет.
Наплевав на вопящее, чтобы я убиралась, подсознание, осторожно приближаюсь к помещению с отсутствующей дверью, откуда в коридор проникает немного света и доносится разговор, который я наконец-то могу расслышать.
– Да черт с ними! – звучит знакомый разгневанный голос, отчего мое сердце пускается вскачь. – Нет времени. Сначала заберем Хэтти, потом можешь пытать этого ублюдка сколько душе угодно!
– А если он не врет? – зло парирует его собеседник. – Хочешь угодить в засаду, когда будем возвращаться?
– А я не вру, – нараспев произносит кто-то третий.
– Заткнись! – одновременно рявкают Ксандер и Кейд.
Позабыв обо всех опасениях и сомнениях, позволяю себе с облегчением улыбнуться. Преодолеваю последние крохи расстояния и становлюсь в дверном проеме. Посреди крошечной лаборатории на коленях со связанными за спиной руками стоит смутно знакомый мужчина, лицо которого выглядит изрядно побитым, а рубашка залита кровью, которая продолжает сочиться из рассеченной брови и лопнувшей губы.
В дальнем правом углу беспорядочной шевелящейся и стонущей кучей друг на друге лежат еще трое заключенных, крепко связанных по рукам и ногам шнурками. Рты заткнуты их же носками, судя по тому, что ступни голые, а расшнурованные ботинки валяются в стороне.
В углу слева еще несколько тел, четыре или пять. Без сомнения, трупы.
Ксандер и Кейд в похожих позах – ноги широко расставлены, а руки сложены на груди – стоят напротив говорливого заключенного.
Чтобы обнаружить свое присутствие, не нахожу ничего лучше, чем прокашляться и произнести в полный голос:
– Надо же, вы подружились. Когда только успели?
Глава 8
Ксандер и Кейд оборачиваются одновременно, но дальше перестают действовать как братья-близнецы.
Органа молниеносно выхватывает из-за пояса пистолет, и я даже не успеваю удивиться такой скорости, как Рид отталкивает его руку, направляя оружие в сторону от меня.
– Какого хрена, Хоффман? – раздраженно спрашивает Кейд, словно мы расстались пять минут назад и нас не разделяет пропасть длиною в мою смерть и последующее оживление. – Нельзя так подкрадываться!
– Если бы вы не орали, давно услышали бы мои шаги, – вру без зазрения совести, потому как в себе уверена, шла я максимально тихо. – И вообще, надо было оставить кого-нибудь на стреме.
Кейд фыркает и убирает пистолет обратно за пояс.
– У нас тут, как видишь, не слишком много кандидатов, а твой парень, – он большим пальцем указывает на Ксандера, – не разбежался выполнять мои приказы.
После этих слов становится решительно невозможно избегать внимания Рида. И дело тут не в том, как его назвал Органа.
Перевожу настороженный взгляд на Ксандера, с затаенной опаской ожидая увидеть неприязнь, страх и все то, что должны испытывать нормальные люди при виде чего-то противоестественного, к коему меня можно относить без каких-либо сомнений.
Но ничего из этого нет. Его ответный взгляд переполняет целый спектр быстро сменяющих друг друга эмоций совершенного другого рода.
Тревога, облегчение… радость?
Он первым приходит в движение и решительно преодолевает разделяющее нас расстояние, после чего заключает в самых крепких, но в то же время бережных объятиях. И я без раздумий на них отвечаю, наплевав на пронзившую спину боль.
Он все-таки пришел. И он не ненавидит меня.
– Ты как? Ранена? – спрашивает Ксандер, прижимаясь носом к моим волосам.
– Я… – бормочу едва слышно, потому что голос начинает подводить. – Я в порядке.
Ксандер отстраняется и осматривает меня более внимательно. Неотрывно слежу за выражением его лица, но по-прежнему не вижу ни одной негативной эмоции.
– У тебя кровь, – с укором произносит он, обводя меня неопределенным жестом.
– Да, – сообщаю как можно более спокойно. – Встретила южан по дороге.