, хотя никакими особыми проектами отдел не занимался. Для него одного, в лучших бюрократических традициях, придумали пост, чтобы не платить неустойку за прерванный пятилетний контракт, который он умудрился заключить с департаментом санэпидемконтроля. До истечения контракта оставалось восемнадцать месяцев, а потом Дуги робко надеялся заключить контракт с другим департаментом и продолжить паразитическое существование вне времени и реальной работы.
Дэнни Скиннер и Дуги Винчестер были странной парочкой: первый только начинал карьеру, а второй, несмотря на свои сравнительно молодые сорок с лишним лет, вряд ли мог рассчитывать на ее продолжение. Их отношения Винчестер на полном серьезе называл «стаканной дружбой»; Скиннер даже смутно припоминал, что поначалу они использовали это выражение с иронией.
Теперь, однако, Дуги нужен был не как собутыльник, а как источник ценной информации. Он несколько удивился, когда Скиннер предложил сходить на обед в знаменитую таверну «Архангел», – обычно они заправлялись в других местах, более близких.
Таверна «Архангел» находилась рядом с вокзалом Уэйверли, а посему пользовалась особой популярностью среди туристов и транзитных пассажиров. Помещение было разбито на две секции: большая называлась «Мактаггартс» и представляла собой суровый спартанский паб, оживавший лишь по праздникам и выходным; меньшая – собственно «Архангел» – имела отдельный вход, хотя из «Мактаггартса» в нее можно было попасть и по коридору, мимо туалетов. Стойка бара здесь была короче, а толпа ярче, богемнее; на втором этаже располагался ресторан, славившийся отличной кухней. Скиннер никогда в нем не обедал, но несколько раз бывал с инспекцией, неизменно выявлявшей исключительную чистоту.
Скиннер направился в малый бар, к немалому ужасу Винчестера, заявившего:
– Ни-и-и, я сюда не пойду! Мне моя жопа дорога. Тут еще в старые времена одни педики ошивались.
– Да брось, все давно изменилось! – убеждал Скиннер. – Тем более сейчас день. Давай заглянем! Не понравится, перейдем в соседний зал.
Винчестер на самом деле только притворялся, что боится геев. Единственное, что его волновало, – это литраж. За обедом он привык выпивать четыре кружки: первую практически залпом, в три-четыре глотка, вторую и третью – не спеша, смакуя, а четвертую – снова залпом, тем же макаром, что и первую. После обеда дверь в каморку специалиста по особым проектам почти всегда была заперта.
В этот ранний час за короткой стойкой сидели лишь два юнца с рюкзаками да стайка нагруженных покупками домохозяек из округа Файф, тем не менее бар казался переполненным. Пузатый бармен щеголял в антикварной футбольной фуфайке с рекламой виски «Феймос граус». Его волосы были выбелены и забраны в пучок. В молодые годы, до того как разжиреть, он наверняка не знал отбоя от кавалеров. Скиннер заказал по первой и имел удовольствие наблюдать, как Винчестер, двигая кадыком, совершает привычный ритуал.
– Ты здесь был? – спросил он, когда кружка Дуги опустела.
– Да здесь все бывали! Каждый клоун, каждая шлюха. Классное было место.
– Эпоха панков, да?
Винчестер кивнул и сморщился, как будто скушал гадость.
– Ненавижу эту шваль! Они убили настоящую музыку. «Цеппелины», «дорзы» – вот были парни!
Скиннер еле заметно улыбнулся: Винчестер ненароком приоткрыл перед ним живую, ранее неизвестную часть своей души, чудом уцелевшую в многолетнем мороке ежедневного пьянства.
– Помнишь, в Эдинбурге была группа Old Boys? Моя мать от них тащилась. Даже тусовалась с ними.
– Не-а… – Винчестер покачал головой. – Я же говорю: этим дерьмом не интересовался. Панк-рок для меня просто грохот.
Потеряв интерес к коллеге, Скиннер переключился на бармена.
– Я слышал, жрачка у вас ничего, – начал он.
– А то! – Бармен важно повел носом.
– Ну, – Скиннер придвинулся ближе, хищно сузил глаза, – я тут читаю книжку де Фретэ… Это повар из ящика, знаешь?
– Ага. Худой и скромный, – саркастически хмыкнул бармен.
– Точно, – радостно согласился Скиннер. – Он кулинарную порнуху написал: «Альковные секреты шеф-поваров». Как девчонок угощать, чтоб у них ноги раздвигались.
– Пфф! Мало того что их поить, – возмутился бармен, – так еще и жрать готовить? Перетопчутся!
Скиннер посмеялся и продолжил:
– Представляешь, он пишет, что начинал здесь, у вас! Говорит про крутого повара, не помню имени. Вроде тот его всему научил. И вообще прикольный старик.
Бармен закатил глаза. Затем покосился на пустую кружку Винчестера, на уровень пива в кружке Скиннера – и сделал знак «повторить?». Винчестер молча кивнул.
– Сэнди Каннингам-Блайт, – угрюмо сообщил бармен. – Этот подонок мне всю жизнь испортил.
Скиннер не поверил своим ушам.
– Он что, до сих пор работает?
– Если бы! Все гораздо хуже. – Бармен покачал головой. – Он здесь пьет. Будь моя воля, я бы его на порог не пустил, хронь эту. А менеджер считает, что он безвредный, даже наоборот. Типа «живая легенда»! – Бармен картинно развел руками; видимо, это была его коронная байка. – Не знаю насчет легенды, а из живого там одна глотка осталась!
– Значит, старый Сэнди здесь ошивается.
– Угу, через пару часов припрется. Каждый вечер как штык… Хоть бы под автобус попал, тварь! Да только хренушки, таким везет.
Бармен отвлекся, чтобы обслужить домохозяек, заказавших джин с тоником.
– А как он выглядит? – спросил Скиннер.
– Рожа – будто динамитом разнесло. А зашивал слепой обдолбанный хирург… Да ты не волнуйся, его сначала слышно, а потом уже видно, – успокоил бармен.
Выпив по четыре кружки, Скиннер и Винчестер вернулись на работу. По дороге они проделали привычный маневр: Винчестер задержался у газетного киоска, чтобы купить «Вечерние новости», а Скиннер без задержки проследовал в офис. Таким образом «стаканные друзья» надеялись избежать обвинений в групповом пьянстве.
Но их опасения были напрасны: главным предметом сплетен в отделе было не пьянство, а недавние семейные потери Кибби и Скиннера, причем сочувствовали больше первому, к вящему негодованию второго.
Поняв, что Кей не вернется, Скиннер, недолго думая, вступил в полуофициальную, ни к чему не обязывающую связь с Шеннон Макдауэлл, у которой на личном фронте тоже было неспокойно: она на днях застала Кевина в постели с одной из своих подруг. Ничто так не объединяет, как сходство переживаний.
Поначалу служебный роман двух обиженных сердец выражался в том, что после работы они неизменно отправлялись в ближайший бар, где оперативно напивались, а остаток вечера проводили в страстных поцелуях и объятиях, дальше которых дело, впрочем, не заходило. Их невинные игры, однако, быстро сделались достоянием общественности и главной темой сальных пересудов в курилке.
Четыре выпитые за обедом кружки лишь разожгли Скиннеров аппетит. Подговорив Шеннон уйти пораньше, он привел ее в бар «Ватерлоо».
– Жаль Брайана, такое несчастье! – вздохнула Шеннон. – Переживает.
– Он, по крайней мере, знал своего отца! – неожиданно для себя рявкнул Скиннер. И поспешил объяснить, заметив испуг своей шер ами: – Извини, просто… понимаешь, моим отцом может быть любой алкаш в этом баре! – Он обвел глазами пьяную гомонящую толпу. – И мать ничего не рассказывает. Ни слова не вытянешь… А этот говнюк Кибби ходит с трагической рожей, как будто ему одному известно значение слова «боль». И все вокруг стонут: ох, бедняжка Брайан!..
Скиннер замолчал, опасаясь, что Шеннон почувствует глубину его неприглядной ненависти к Кибби, однако на ее лице читалась другая, более сильная эмоция: сочувствие.
– Знаешь, я тоже потеряла мать. Когда еще маленькая была.
Скиннер подумал о своей матери, попытался представить, что бы он делал, случись с ней несчастье.
– Даже не знаю, что бы со мной было… – Он помотал головой и вспомнил Кибби: бедному червяку наверняка сейчас несладко.
– Это ад, если в двух словах, – бесцветно сказала Шеннон. – Отец просто сломался, не смог пережить. – Она глубоко затянулась, и Скиннер с трудом оторвал голодный взгляд от ее сигареты. – Братишка с сестрой сразу на мне повисли. Деньги нужны, об универе пришлось забыть. А в департаменте нормально платили, посылали на курсы. Сертификат светил. Не скажу, что всю жизнь только и мечтала инспектировать сраные кухни. Но кто-то должен их инспектировать. И я из этой возможности выжимаю все, что могу. А Брайан… я его понимаю. Знаю, что это такое – потерять близкого.
– Да. Извини… Я тоже ему сочувствую. – Скиннер вдруг ощутил странное, даже несколько пугающее желание оказаться рядом с Кибби, обнять его, утешить. – Просто я еще не отошел от… истории с Кей.
Он прикусил губу, осознав, что неявно, ненароком наметил контур вызревающих между ним и Шеннон отношений. Их руки сблизились, пальцы переплелись. Скиннер уже давно понял, что простые объятия могут быть интимнее любой интимности. Теперь оказалось, что иногда достаточно даже касания рук. Он посмотрел на ее кольца, потом в большие карие глаза, где плавала печаль, и в его сердце поднялась теплая волна. Шеннон покачала головой:
– Спасибо, Дэнни. Но… не надо. Мы оба понимаем, что происходит. Весело проводим время, помогаем друг другу выбраться из говна. Самоуважение возвращаем. Вот и все. Давай оставим как есть… А там посмотрим.
– Конечно! – согласился Скиннер, быть может слишком поспешно.
Судя по сухой усмешке, скривившей губы Шеннон, его энтузиазм не остался незамеченным. Но в глубине души он и вправду продолжал отчаянно, вопреки логике, ждать звонка Кей.
– Ты права, – вздохнул он, чувствуя, что заезжает в неприятный тупик. – Отношения между двумя брошенными людьми – темное дело. Не будем торопиться… Ты ведь с Кевином долго встречалась?
– Три года.
– Скучаешь? – спросил он, думая о Кей.
– Да, наверное. Хотя к этому давно шло, мы оба понимали. Но ни исправить, ни закончить не могли. Я поначалу даже облегчение испытала. Его ведь последние месяцы как будто не было, пустое место… По правде говоря, мне Рут не хватает больше, чем Кевина. – Глаза Шеннон превратились в узкие бойницы. – В конце концов, эта подлая, грязная, лживая, ничтожная шлюха была моей лучшей подругой.