– Ну извини. Со мной иногда бывает: ляпну какую-нибудь глупость… Я просто хотел, чтобы ты знала…
– Странный в хорошем смысле, – улыбается она.
После обеда мы отправляемся домой – и прямиком в койку. Снова все получается по высшему разряду, да и Брайану эндорфиновая инъекция не повредит. Лучшей замены реального секса у него еще не было. Да и не будет, пожалуй. Разве что в задние ворота.
Здесь, рядом с Дороти, призрак Кей наконец перестал изводить мою душу. Точнее, его сменила другая нечисть: странное чувство вины перед Шеннон и другими случайными девчонками, которых я использовал грубо и эгоистично, не заботясь об их чувствах.
Такова уж шотландская душа: не одно, так другое. Коктейль «крушение»: плесните кальвинистских репрессий, добавьте щепотку католического стыда, щедро залейте спиртом и настаивайте триста с лишним лет в темном сыром месте. Подавайте на подносе с пошлым орнаментом. Закусывайте чесноком.
На следующее утро я встаю спозаранку и проверяю почту: как там Кибби? О нем никаких вестей, зато есть письмо от Гарета.
Кому: skinnyboy@ hotmail.com
От: Gav.f-o@ virgin.net
Тема: Прощай, мистер Маккензи
Привет, Дэнни.
Надеюсь, ты по полной отрываешься в солнечной Калифорнии. Западло, что именно мне выпало сообщить дурную весть, но, увы, должен тебя огорчить. Несколько дней назад на острове Тенерифе трагически погиб Роберт Маккензи. Они там отдыхали целой толпой: Демпси, Шеви, Гэри Т, Джони Хэген, Блоксо и еще, кажется, Красный Эрик и Питер О’Стул.
Обстоятельства смерти Малютки Роба еще до конца не выяснены
Вот такие дела… Извини. Остальное как обычно. Скука и холод. Смотрели с парнями игру, Кубок Содружества, «Аллоа Атлетик» – «Хиберниан». 4:0 в нашу пользу. Кто бы сомневался.
Всех благ,
Малютка Роб… наверное, сорвался, загудел с ребятами… или вражеская бригада подкараулила… нет, ерунда, надо умудриться, чтобы погибнуть в футбольной драке… это только Кибби может…
Сердце, что ли, не выдержало? Да ну, вел здоровый образ жизни…
Вот что: надо пойти позвонить Гэри Трейнору!
Звоню на мобильный, слышимость отвратительная, но что поделать. Должен же я узнать подробности!
– Гэри, привет. Дэнни. Только что узнал про Роба.
– О, Скинни! – восклицает он жизнерадостно. – Как житуха?
– Гэри… что там с Робом? – напоминаю я.
– А, да… Херово вышло.
– Да уж… А что там случилось?
– Да он в спортзале был, со штангой работал. Он как завязал, так каждый день железо тягал. А с ним Блокло и Шеви, они же вышибалы – хлебом не корми, дай за гирю подержаться. Короче, прилетел откуда ни возьмись комар. Ну и укусил мужика. У него сразу аллергическая реакция, шок…
– Ни фига себе…
– Короче, парни видят, такое дело: сидит комар, от крови разбух, лететь не может. Ну, они вышибалы, им не привыкать. Под крылья его – и на выход.
– Трейнор, что ты гонишь! – Я не могу сдержать смеха. Этот тип ничего всерьез не принимает.
– А чё, это гипербола! Художественное преувеличение, чтоб ты представил размеры гребаного комара. Короче, мужика отвезли в больницу, и там он скончался, не приходя в сознание. Бедняга Роб! Прикинь, позор: пал от укуса комара!
– Э, могло быть и позорнее, – говорю я, заразившись его пофигизмом. – Мог бы… – и мы заканчиваем в унисон: – Болеть за «Хартз»!
Мне немного стыдно… но Малютке такой разговор понравился бы, я уверен.
– Ты на похороны приедешь? – спрашивает Гэри. – Они на следующей неделе.
Такого испытания мой сухой закон, пожалуй, не выдержит. К тому же я еще не закончил с Грегом Томлином, не выяснил толком, отец он мне или нет.
– Посмотрим. Билетов может не быть… Ты там организуй от меня венок, если что.
– Да, конечно, не дергайся! Мотаться через океан… Малыш не хотел бы, чтоб ты себе каникулы портил.
– Ну ладно… – На карточке заканчивается время; я не знаю, что сказать. – Удачи, братан!
32Вытащили
Лезвия золотистого света лезут сквозь жалюзи на окнах спальни. На ум приходит легендарный Oasis. Как там у них поется?
Не забывай, что погода может
Убить или оживить…
Я копаюсь в дисках Дороти – ищу что-нибудь с шотландским ароматом. Ностальгия, наверное. Увы, даже в помине нет таких вещей, как Primal Scream, Orange Juice, Aztec Camera, Nectarine No. 9, Beta Band, Mull Historical Society, Franz Ferdinand, Proclaimers, Bay City Rollers. Единственное, что удается найти, – это диск с клетчатым шотландским орнаментом на конверте. Внутри обнаруживается альбом «Отложи на черный день» некоего Джорджа Макдональда, местной звезды кантри, по прозвищу, соответственно, Кантри Джордж. Я выбираю заглавную песню. Припев ничего, заводной.
Если деньги заведутся,
Не спускай на дребедень —
Пожалеешь!
Отложи на черный день.
Затем идет композиция «Бутылка виски за те же деньги», а следом весьма душевная переработка харрисоновского «Фининспектора»[16]. Из ванной выходит Дороти в зеленом халате, с полотенцем на голове. Замечает коробочку от диска у меня в руках.
– Что, нашел Кантри Джорджа? Это я в Техасе купила. Он тоже из Шотландии.
– А кто он такой?
– Недавно из тюрьмы вышел. Посадили за неуплату налогов или что-то в этом духе. – Она ожесточенно орудует пилочкой для ногтей, поясняя: – Ломаются, сволочи. О клавиатуру, наверное.
Сегодня Дороти работает. А я встречаюсь с Грегом. Обедаем в Норд-Бич.
Я не спеша собираюсь и прихожу в кафе. Яркое освещение, стены отделаны сосновыми панелями и хромом. Народу битком: молодые менеджеры и студенты с ноутбуками. Скрючились и строчат как заведенные. Не кафе, а офис какой-то. И эти твари еще будут говорить, гордо надув щеки: работаю дома! Хренушки там, дома! Сидят у всех на виду, обложившись бумагами, – в кофейнях, на улице, в поездах – и гавкают в свои мобильники. Только и слышно: заказы, продажи, поставки, квартальные бюджеты… Скоро вообще сотрется грань между работой и отдыхом. Каждая забегаловка будет оснащена компьютерами, телекамерами, всей этой байдой, чтобы офисный спрут всегда и везде мог тебя достать.
Гардероб Грега гармонирует с золотистым салонным загаром. Он заказывает минералку «Сан-Пелегрино». Я следую его примеру – и признаюсь:
– Голова кругом идет. Слишком много новой информации.
– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает он с чисто гомиковским участием.
Я сижу и думаю, что никогда раньше не общался с голубыми (хотя задница Кибби, пожалуй, могла бы меня поправить) и понятия не имею, что у них на уме. И вот теперь может так сложиться, что мой отец – гомик. Почему я их в детстве не замечал? Были же вокруг парни со странной манерой речи, державшиеся особняком, а потом куда-то испарившиеся. Наверное, рванули при первой возможности в более либеральные края. Оно и понятно, Лит – не самое подходящее место для альтернативно ориентированных.
– Странно, что вы голубой…
– Хм… нисколько. Это мне странно, что ты натурал.
Вишь, какой нахальный педрила! Ну ладно, сейчас речь о другом.
– Да нет, я к тому, что в книге вы пишете в основном про женщин – герой-любовник, все дела. А сами десять лет прожили с каким-то Паулем.
Грег смущенно ерзает, бросает на меня убитые взгляды, откидывает со лба фантомную челку – волосы ушли, а привычка осталась.
– Ну, сначала я просто родителей боялся огорчить. Мой отец, простой грубый ирландец из южного Бостона, не понимал, как мужик может возиться с кастрюлями. Не говоря уже про большее. Поэтому я в юности старался вести себя как настоящий мужчина, притворялся удалым бабником. Но это была маска, конечно. В один прекрасный момент я понял, что уродую свою жизнь в угоду упертому тирану, с которым ничего общего не имею, которого даже не люблю толком… В общем, по-настоящему я начал жить только здесь, в Сан-Франциско.
Теперь уже мой черед сидеть как на иголках.
– А как же насчет Шотландии? Вы действительно дружили с де Фретэ?
– Ну да. – Томлин холодно ухмыляется. – Если иметь в виду, что Алан называет друзьями врагов, которые ему симпатичны.
Я согласно киваю. Трудно представить, чтобы такого человека, как де Фретэ, кто-нибудь искренне любил. Я даже исключил его из списка кандидатов в отцы, формально мотивировав тем, что с таким чудовищным брюхом это генетически невозможно. Выбор, конечно, небогатый, но, по мне, с точки зрения будущих прогнозов уж лучше иметь в отцах прожженного педрилу, чем жирного борова. Голубым-то я уж точно не стану, можно не бояться… И все же: трахнул ли он мою мамку? Вот вопрос!
– Знаешь, я ведь приехал в Эдинбург ненадолго. Так, на выходные. А потом остался: город понравился, работа в «Архангеле» подвернулась. Странно, конечно… Из всей Западной Европы это, пожалуй, самое неподходящее место для голубых. По крайней мере, в те времена так казалось. И тем не менее именно там я впервые открылся. Начал посещать «Кенилворт», «Веселый утенок»…
– А в «Архангеле»-то вы работали? В январе восьмидесятого?
– Безусловно, безусловно… Оттуда поехал в Лион, французы предложили работу, потом в Калифорнию перебрался…
Опять чертов педик юлит, уходит от ответа!.. И вдруг его интонация резко меняется:
– Дэнни, послушай… Я тебе должен кое-что сказать. – Он пристально смотрит на меня. Знакомый гребаный взгляд! Так смотрят начальники и школьные учителя. И ночные бармены, перед тем как выставить тебя на улицу. Взгляд, не сулящий ничего хорошего. – Я никогда не спал с твоей матерью. Вообще ни с одной женщиной в Эдинбурге не спал.
Я чувствую, как линолеум уходит из-под ног – вместе с фундаментом, сваями, землей… Звуки тонут в нарастающем фоновом звоне. Краем глаза я замечаю резиновое лицо голубого официанта, беззвучно шевелящее губами. Томлин тоже что-то говорит с идиотской педерастической ухмылкой… Звон, ничего не разобрать… Надо же так обмишуриться! Махрового педрилу принять за родного отца!