Постоянный страх приносит не только дрожь, но и спокойствие. Солдаты, которые полны отчаяния или тонут в адреналиновой эйфории, долго не живут. Страх похож на психанутую бабу, которую ты не можешь бросить. Только и остаётся, что как-то уживаться с ней.
Взрывался порох. Свистели пули. Скрежетал рвущийся металл. Пропахшая маслом, пылью и кровью смерть витала в нескольких сантиметрах от носа. Семнадцатая рота третьего батальона двенадцатого полка триста первой бронепехотной дивизии — пушечное мясо.
Если операция основных сил пройдёт успешно, мы окажемся на пути толпы мимиков, бегущих из окружения. В противном случае мы просто застрянем посреди вражеской армии. Так или иначе, шансов выжить у нас немного. Взводный и Феррел наверняка знали об этом. Такая роль выпала нашей роте, потому что она была сформирована из отрядов, переживших Окинаву. В операции участвуют двадцать пять тысяч бронепехотинцев, и штаб даже бровью не поведёт, узнав о гибели ста сорока шести человек. Стратегия предполагает жертвы.
С другой стороны, ситуации в бою вообще делятся только на три типа: опасные, крайне опасные и пиздец какие опасные. Так что нечего жаловаться на несправедливость. Где бы на поле боя я ни находился, там обязательно будет неразбериха. Такие же бронекостюмы. Такие же враги. Такие же боевые товарищи. Такой же я.
Мои недостойные солдата мышцы уже начали уставать. Но хотя тело осталось таким же, управляющая им операционная система изменилась до неузнаваемости. Из беспомощно плывущего по течению новобранца я превратился в ветерана, управлявшего течением битвы. Я не страдал из-за того, что этот бой повторялся из раза в раз. Я стал машиной для убийства, в которой вместо масла течёт кровь, а электричество заменили нервными импульсами.
Машина не отвлекается на посторонние мысли, она не проливает слёз. На моём лице вечная ухмылка. Я наперёд знаю, что будет дальше, и, когда тело убивает одного врага, глаза ищут второго, а голова — уже третьего. У меня не бывает удач и неудач: я просто сражаюсь, ни о чём не волнуясь. И если эта битва продлится вечно, я даже бровью не поведу.
Выстрелить. Перебежать. Расставить ноги и упереться в землю. Шаг, ещё шаг. Пролетело копьё, разминувшись со мной на десятую долю секунды. Оно вонзилось в землю, и удар поднял клубы пыли. Идеально. Враги не найдут меня через эту завесу, а я их — найду. Вон там. Один, два, три. Пока облако не осело, я прикончил трёх мимиков.
Не задумываясь, пнул одного из товарищей. Будто открываю дверь ногой, пока руки заняты: левая — автоматом, правая — топором. Как же повезло людям, что Господь дал им четыре конечности! Будь у меня их три, я бы сейчас не смог спасти этого неизвестного солдата.
Поворачиваясь, разрубил ещё одного мимика. Хватило одного удара. Затем подбежал к солдату, которого пнул. На костюме волк в короне — кто-то из четвёртой роты. Раз он здесь, мы уже соединились с основными силами. Наступление захлёбывалось.
У его бронекостюма дрожали плечи. Значит, солдат до сих пор в шоке либо от мимика, который пытался его убить, либо от моего пинка. Если ему не помочь, минуты за три его отправят на тот свет.
Я положил ладонь ему на плечо и нащупал разъём.
— Ты помнишь, какая была разница по очкам? — спросил я.
Солдат молчал.
— Я про ваш матч с семнадцатой ротой.
— Что?.. — выдавил он из пересохшего горла.
— Регби. Забыл уже? Говорили, этот матч останется в истории роты: то есть там же разница была не десять и не двадцать очков, а реально до хера. Кстати, про историю роты не я придумал. Если учесть, что любые военные изобретения становятся собственностью армии, она с меня может и денег стрясти за патент.
— Ты… о чём вообще?
— Похоже, пришёл в себя.
В отличие от меня, новобранца, этот парень очухался быстро. Я похлопал его по плечу:
— Должен будешь. Ты из четвёртой роты? Кто именно?
— Ефрейтор Когоро Мурата.
— А я Кэйдзи Кирия.
— Много выпендриваешься. Ты мне не нравишься.
— Взаимно. Желаю удачи.
Мы стукнулись кулаками и разошлись. Я осмотрелся. Побежал. Начал стрелять. Тело изнывало от усталости, но разум был даже яснее, чем во время повседневной рутины. Я чувствовал себя сортировальной машиной для яблок на конвейере: вся лишняя информация автоматически летела в тартарары, и мозг получал лишь то, что необходимо.
Сегодня я снова увидел Риту Вратаски.
Она появилась одновременно со взрывом. Самолёты, кружившие над полем боя на недосягаемой для мимиков высоте, сбросили бомбу с лазерным наведением, и спустя где-то двадцать секунд снаряд ударил именно туда, куда указала королева битвы.
Куда бы ни шла Рита, её сопровождали бомбардировки хирургической точности, распылявшие всё живое и неживое. Если что-то и выползало из кратеров, оно мигом становилось кормом для её топора.
Красный бронекостюм непонятным образом успокаивал меня. Захлебнувшееся было наступление обрело второе дыхание. Рита — непревзойдённый мастер войны. Лучшая из лучших, звезда американского штаба Объединённой армии обороны. Но эти слова не выражают почти ничего. Она действительно была нашей валькирией.
Солдаты замечали на поле боя ярко-красный бронекостюм и сражались с мыслью о ней. Говорят, приток адреналина на качающемся подвесном мосту может заставить женщину полюбить мужчину. Наверняка и поле боя с витающим в воздухе предчувствием смерти подталкивало солдат массово влюбляться в Риту. Наверняка даже Боевой Сукой её назвал какой-то вояка. От души, так сказать.
И как бы я это в себе ни отрицал… но, возможно, что и я начал проникаться к Рите Вратаски чувствами.
Какая разница. Я застрял в этой блядской временной петле, так что ответная любовь мне никак не светит. Даже если я успею за один день наладить с кем-нибудь отношения, на следующий день этот человек станет прежним. Бесконечный цикл лишает меня ценной возможности делить время с другими.
Она помогла мне, когда я был слабым, — успокоила неуместным на поле боя разговором про зелёный чай. Она пообещала, что будет рядом, пока я не умру. К кому ещё мне питать безответные чувства, как не к недосягаемой валькирии?
Пока я думал, моя операционная система действовала. Тело поворачивалось, ноги топтали землю. Бой, пролетающий перед глазами, не требует мыслей. Когда я превращаюсь в точную машину, любая рефлексия только мешает. Думать, прежде чем делать, можно только во время тренировок. В пылу сражения это неизбежно закончится тем, что давно поджидающая смерть с хохотом обрушит на тебя свою косу.
Битва продолжалась. Прошло семьдесят две минуты. Погибли Танака, Мае, Убэ и Нидзё. Четверо. Семь раненых. Ноль пропавших без вести.
Нидзё повесил на стену казармы постер с девчонкой в купальнике, Мае приехал из какой-то китайской глубинки, остальных я почти не знал. Я запечатлел в памяти лица парней, которых не смог спасти. Всего через несколько часов всё вернётся на круги своя, но я постараюсь не забыть их мучений. Эта заноза в сердце поможет мне стать крепче в следующем бою.
Наш взвод пока держался. В небе слышался тихий гул вертолётов поддержки, которые на этот раз успешно долетели. Пока что это лучший виток из всех. Взводный уже перестал жаловаться на новобранца, который без команды убежал вперёд и дрался как проклятый. Феррел иногда поддерживал меня непревзойдённо меткими выстрелами.
Наконец я увидел его. Мимика, с которым сражался прямо перед тем, как угодить в петлю. Именно его я трижды ударил сваебоем, когда Рита меня спасла.
Не знаю, как я отличил его от остальных. Мимик и мимик: такая же утонувшая жаба. Но даже спустя сто пятьдесят семь боёв я в мельчайших подробностях помнил врага, которого убил в самый первый раз.
И я должен сделать это ещё раз. Что-то подсказывало: когда я его уничтожу, перелистнётся страница моей истории. Вряд ли его смерть повлияет на будущие витки, но мне казалось, что после этой победы я смогу хоть как-то изменить бесконечно повторяющиеся дни.
Жди там и никуда не уходи. Сейчас я тебя прикончу.
Кстати, о страницах… Я вдруг вспомнил, что так и не вернулся к чтению детектива. Всего один раз, ещё перед началом временной петли я потратил редкое время солдатского отдыха на чтение этой книги. Я остановился на кульминационной сцене, в которой главный герой собрал важных для расследования людей и пытается понять, кто же убийца. Но бесконечные тренировки совсем отвлекли меня от книги. Казалось, будто я не читал её уже целый год. Может, пора к ней вернуться? Решено: когда дойду до следующего этапа, убив этого гада, всё-таки дочитаю свой детектив.
Я поднял топор. Осторожно приблизился к врагу. В наушниках послышался шум. Женский голос. Рита Вратаски, она же Психорита Безбашски, валькирия и последняя надежда человечества, вдруг сказала:
— Ты сейчас на каком витке?
Глава 3. Боевая Сука
Часть 1
Полуденное солнце добавило чёткости теням на земле. Ясное небо казалось таким низким, будто ничего не стоит дотянуться до него лучом лазерного прицела. Высоко-высоко на флагштоке развевалось полковое знамя. Прибрежную площадку обдувал южный тихоокеанский бриз.
Рита Вратаски глубоко вдохнула морской воздух, ощутила языком привкус соли и нахмурила рыжие брови. Да уж, это тебе не вонь мимиков. Уж не за этот ли аромат любят вьетнамский соус ныокмам?
Не считая войны, на Дальнем Востоке было совсем не плохо. Красивые закаты, в которых солнце пропадало за трудным для обороны побережьем, свежий воздух, вкусная вода. Если уж Рита, понимавшая в красоте значительно меньше среднего человека, прониклась этими местами, то обычные отпускники и вовсе были в восторге… Хотя влажность здесь не подарок.
Сегодня вечером будет идеальное время для авиаудара. Как только стемнеет, в небо поднимутся бомбардировщики, полные снарядов с GPS-наведением, и от обречённого острова останутся лишь кратеры. И враги человечества, и красивые кораллы, и птицы, и остальная живность — всё очень скоро превратится в мелкую пыль.