Подобрав брошенное оружие, я подал недвусмысленный сигнал о том, что готов сражаться. Можно было бросить его на полу, но нельзя убегать вечно. Если Рита настроена всерьёз, уйти от неё всё равно не получится. С каждым ударом у моего бронекостюма падает мощность, так что пора собраться с духом.
Под перчаткой на левой ладони пряталось написанное маркером число «160». Ещё когда вместо него красовалось «5», я твёрдо решил, что буду брать с собой в следующий день лучшие боевые навыки этого мира. Только я знал свой секрет: я не рассказывал о нём ни Рите, ни Ёнабару, ни даже Феррелу на наших ежедневных тренировках. Рита была мне верным другом, поэтому я не боялся смерти. Ну и что, если я погибну от её руки? Я до сих пор жив лишь благодаря ей. Раз уж столько времени жил с помощью валькирии, то и сдохнуть должно быть не так обидно.
Тем не менее…
Я мог опустить руки и завершить временную петлю, в которой харкал кровью и кишками, подбирал с земли собственные оторванные руки и бежал вперёд по перепаханному ракетами острову. Растают, словно пороховой дым, все мои прошлые воплощения. Сто пятьдесят девять битв, память о которых осталась только в моей голове, потеряют весь смысл. Выложиться на все сто и погибнуть в бою — ещё куда ни шло, но просто сдаваться негоже.
Мне кажется… я даже уверен, что мы с Ритой думаем об одном и том же. Я прекрасно понимаю её чувства. Мы единственные во всём этом мире, кто пережил временные петли. Поэтому я понимаю, что не только Кэйдзи Кирия ползал по Котоиуси, но и Рита Вратаски когда-то отчаянно боролась за свою жизнь где-то в Америке.
Если я выживу, погибнет уникальная валькирия. Если выживет она — сдохну я. Можно сколько угодно ломать голову, хрен тут найдёшь решение, которое устроило бы всех. Вот почему Рита предложила сделать выбор не на словах, а с помощью боевого мастерства. Раз так, я должен с достоинством дать ответ на вопрос, преподнесённый на острие клинка.
Я подобрал топор. Добежал до середины столовой, развернулся. По удивительному стечению обстоятельств я стоял на том же самом месте, где мы с Ритой объедались сушёными сливами. Прошёл всего день, а я уже скучал по тем беззаботным временам. В том состязании победила Рита. У неё вообще был талант побеждать во всём, в чём только возможно.
Красный бронекостюм медленно шагал вперёд, оценивая меня. Рита остановилась точно на расстоянии удара топором. Я принял стойку.
На базе продолжался бой людей и мимиков. Внутри столовой звуки издавали только мы с Ритой, но нам подыгрывал назойливый оркестр снаружи. Взрывы были барабанами. Партии духовых исполняли свистящие пули. Стрекочущие автоматы отбивали ритм, а наши карбид-вольфрамовые клинки звенели, словно цимбалы.
Топоры столкнулись в воздухе. В полуразрушенной столовой не было привычных бездельников, которые бы поддержали нас криками. За нашим поединком смотрели лишь баррикады из столов и перевёрнутых стульев. Красный и жёлтый бронекостюмы кружились в смертельном танце под музыку войны.
Из-за особенностей походки Риты мы постоянно поворачивали, следами рисуя на бетонном полу сложную спираль. Несмотря на изящество нашего танца и доспехи, сделанные по последнему слову науки и техники, мы, как варвары тысячи лет назад, пытались зарубить друг друга топорами.
Мой клинок уже весь выщербился, пластины покрылись сетью царапин, аккумулятор показывал последние доли процента, а тело двигалось только усилием воли. Раздался оглушительный грохот, и мы рефлекторно отскочили друг от друга.
Я прекрасно понимал, что следующий удар станет смертельным, потому что никто из нас не сможет увернуться. Я не думал, что делать. Думать о том, как двигаешься, позволительно только во время тренировок. Вместо этого мной управлял опыт ста пятидесяти девяти суровых битв.
Рита занесла топор. Я ответил низким горизонтальным ударом. Два огромных клинка разминулись в воздухе и достигли бронекостюмов.
Разница между мной и Ритой лишь в одном. Рита в одиночку училась сражаться с мимиками. Я учился сражаться, наблюдая за Ритой. Операционная система в голове Кэйдзи Кирии отчётливо знает, в какой миг Рита взмахнёт оружием, а в какой — сделает следующий шаг. Я предугадал, как именно она будет двигаться. Вот почему её удар оставил лишь новую царапину, а мой вскрыл доспехи. Сквозь открывшуюся брешь я видел её тело.
— Рита!
Её топор дрожал — костюм улавливал спазмы хозяина. Древко из карбида вольфрама раздражающе дребезжало о броню на рукавицах. Из щербатого разруба вытекало не то масло, не то кровь. Смутно знакомое зрелище подстегнуло мой страх. Рука красного бронекостюма ощупала моё плечо. Контактная связь.
— Кэйдзи Кирия, ты победил, — раздался ясный голос девушки. — Ты… силён.
Красный бронекостюм опёрся на моё плечо. Рита говорила хрипло, словно сквозь боль.
— Рита! Зачем ты…
— Я поняла это очень давно — с тех самых пор, как начала принимать сигналы мимиков… Битва всегда заканчивается.
— Что? Но ведь…
— Только ты можешь вырваться из этой петли.
Рита зашлась кашлем, который лающим шумом раздавался в моих наушниках.
Вот как было дело… Вчера после нашего знакомства Рита решила умереть. Но я этого не понял и ошибочно решил, что подобрал к ней ключ. В результате я попусту потратил день, который мог посвятить её спасению.
— Прости… Я не знал…
— Не извиняйся. Ты победил.
— И что с того?.. Почему бы нам не остаться в петле? Да, время не будет двигаться, зато мы с тобой всегда будем вместе и проживём рядом хоть целую жизнь, хоть две. Меня устраивает ежедневная война. Пусть на нас нападают тысячи мимиков — вдвоём мы победим целую армию.
— Повторять один день? Каждое утро ты будешь встречать незнакомую Риту.
— Я согласен даже на это.
— У тебя нет выбора, — красный бронекостюм покачал головой. — Ты должен вырваться из этой петли, пока твой мозг не стал таким же, как мой. Пусть этот цикл закончится как можно скорее.
— Я не могу пожертвовать тобой.
— Кэйдзи Кирия, которого я знаю, не позволил бы сиюминутным чувствам стать угрозой всему человечеству.
— Рита…
— Времени почти не осталось. Если тебе есть что сказать — говори сейчас.
Красный бронекостюм быстро терял силы.
— Я люблю тебя, — сказал я. — Поэтому я… останусь здесь, пока ты не умрёшь.
— Спасибо. Одной было бы страшно.
Шлем скрывал её лицо. Хорошо, что я не увидел слёз Риты, потому что иначе не смог бы сдержать обещание и снова запустил бы череду этих кровавых дней.
Её окутал красный свет — блеск бронекостюма, особенно яркий в алых лучах заходящего солнца.
— Как же долго мы сражались… Вот и смеркается уже.
— Сейчас очень красивый закат.
— Какой ты сентиментальный! — По голосу я понял, что Рита улыбается. — Я ненавижу красное небо.
Это были последние слова валькирии.
Часть 6
Небо было ослепительно ярким. После смерти Риты Вратаски, убийства сервера и истребления всех оставшихся мимиков меня посадили на гауптвахту. Сказали, что за нарушение воинского долга: якобы я проигнорировал приказы офицеров и своими необдуманными действиями подверг товарищей угрозе. Я что-то не припоминаю, чтобы там вообще были офицеры, способные отдавать приказы, но ладно уж. Очевидно, в штабе спорили, на кого свалить вину за потерю Риты.
Я сидел взаперти трое суток, потом был военно-полевой суд, который не только оправдал меня, но и постановил наградить. Слова о том, что я совершил великий подвиг, говорил усатый генерал-майор, который выглядел так, будто съел лимон. Именно эта сволочь назначила нашей роте внеочередную физподготовку. Очень хотелось пожелать генерал-майору засунуть эту бесполезную награду себе в жопу, чтобы придать усам ещё больше блеска, но я сдержался. В смерти Риты виноват я, а не он.
Меня наградили орденом доблести валькирии, который даётся тому, кто за одну битву уничтожил больше сотни мимиков. Эту награду придумали для конкретного бронепехотинца, и это высший орден, который можно получить, не погибнув в бою. Так же как это когда-то сделала Рита.
Я и правда победил целую армию мимиков. На этот раз Рита со мной даже рядом не стояла. Я почти не помню, что творилось после убийства сервера, но на «Флауэрлайне» я укокошил как минимум половину мимиков.
Армия бросила все силы на восстановление базы. Половина зданий была разрушена во время атаки, и даже на разбор завалов ушла куча сил. Казармы семнадцатой роты сгорели дотла вместе с так и не дочитанным детективом. Я не знал, куда мне идти. По базе деловито ходили люди, и только я брёл, ни о чём не думая.
— Получил награду и стал героем, которому всё можно? Можно пинать товарищей и не замечать их? — раздался знакомый голос.
Обернувшись, я увидел летящий в меня кулак. Почувствовал, как моя левая нога уже пришла в движение. Не успев подумать, я оказался перед выбором: сражаться или нет? Если я нажму на кнопку где-то в глубине мозга, то включатся натренированные рефлексы, и моё тело начнёт двигаться с точностью робота на фабричном конвейере.
Сместить центр тяжести движением левой ноги, плечом сбить кулак с пути, шагнуть к противнику правой ногой, схватить за локоть, ударить в бок своим локтем. Всё это я мог сделать на одном дыхании. Проработав этот план действий в голове, я понял, что таким ответом сломаю незадачливому противнику ребро, и решил молча пропустить удар. Всё равно он в худшем случае грозил мне фингалом.
Кулак попал в цель. Больно.
Повинуясь инерции, я отступил на шаг и упал на задницу. На этот раз я принял удар по всем правилам. Если уйду из армии — смогу работать боксёрской грушей.
— Может, ты и гений, но нехер зазнаваться. Слышал меня, мудило?!
— Отстань от него.
Я поднял голову. Передо мной стоял Ёнабару с таким видом, словно хотел ударить меня снова, но ему мешала девушка в серой рубашке бронепехоты. Её левая рука была в белоснежной повязке, свисавшей с шеи. Сочетание серого и белого резало глаза. Наверное, это и была подружка Ёнабару, о которой он рассказывал. К счастью, они оба пережили битву.