Наши глаза встретились.
Какое-то время она молча сверлила взглядом дерзкого новобранца, который посмел на неё пялиться. Я лишь смотрел в ответ, замерев, словно вмёрзшая в лёд жаба.
Затем она пошла в мою сторону.
Рита двигалась словно хищный зверь — быстрым, пружинящим шагом. Правда, из-за маленького роста она так быстро двигала ногами, что почти семенила, и в итоге это производило странное впечатление.
А я-то никуда деться не могу! Не подходи! Кыш! Свали куда-нибудь, пожалуйста!
Но Рита шла прямо ко мне. Чёрт! У меня затряслись руки. Она прошла ещё несколько шагов. Остановилась. Повернула в другую сторону.
Видимо, мои беззвучные мольбы были услышаны, потому что, пока я на неё смотрел, она повернула к навесу, под которым сидел майор.
Рита безупречно отдала честь — не слишком расслабленно, но и не настолько резко, чтобы щёлкнули суставы. Идеальное воинское приветствие для Боевой Суки. Майор посмотрел на неё с подозрением. Она имела звание прапорщика, то есть с точки зрения субординации разница между ней и майором примерно как между обедом в слегка претендующем на элитарность ресторане и бизнес-ланчем в сетевой забегаловке. Ну а я, как новобранец, был вообще фастфудом. Точнее, заказанной к гамбургеру большой порцией картошки фри.
Но есть несколько нюансов: Рита служила под началом Американского штаба Объединённой армии обороны, считалась ключом к успеху завтрашней операции и вообще была одним из известнейших в мире бойцов. У кого из них больше реальной власти — вопрос открытый.
Рита молча стояла.
— Чего тебе? — спросил майор.
— Разрешите присоединиться к тренирующимся, — ответила она на беглише высоким, прямо как в моём сне, голосом.
— Но ведь тебе завтра в бой.
— Им тоже, однако наш отряд не участвует в этой физподготовке. Я считаю, перед тем как сражаться плечом к плечу в предстоящей операции, нам надо укрепить дух товарищества в коллективе.
Майор хмыкнул, а стоявшие поодаль спецназовцы присвистнули.
— Разрешите принять участие ради успеха завтрашнего боя.
— Гм, ладно. Разрешаю.
— Благодарю за понимание!
Ещё раз откозыряв, Рита повернулась направо и приблизилась к мужчинам, сверлящим землю напряжёнными взглядами. Она остановилась возле меня, приняла упор и замерла. В неподвижном воздухе я чувствовал жар её тела.
Я не двигался. Рита тоже. Палящее солнце постепенно нас припекало. Из-под мышки скатилась капля пота. На коже Риты тоже появились капли. Fuck! Чувствую себя цыплёнком, которого засунули в духовку вместе с рождественской индейкой. Внезапно Рита заговорила.
— У меня что-то не так с лицом? — спросила она тихим, одному мне слышным шёпотом.
— А?
— Ты так внимательно на меня смотрел.
— Я… нет…
— В меня слово лазерный прицел направили. Не привыкла к пристальным взглядам.
— Прости. Э-это я так, просто…
— Нет? Ну ладно.
— Кирия! Бестолочь! Стой ровно! — рявкнул взводный.
Я торопливо выпрямил руки. Рита продолжала удерживать стойку с таким видом, словно никогда в жизни не разговаривала с соседями во время упражнений. Физподготовка продлилась меньше часа. Успокоившийся майор отпустил нас в казарму без своего дисциплинарного бенефиса. Семнадцатая бронепехотная рота толково распорядилась оставшейся половиной дня.
События развивались не как во сне — в нём я не говорил с Ритой, а она не участвовала в физподготовке. Может, я выдаю желаемое за действительное, но такое чувство, что Рита присоединилась к нам, чтобы утихомирить майора. Сократить назначенное офицером наказание в условиях войны, когда приказы старших по званию — всё… Да, такое могла провернуть только эта валькирия! А может, мозговая антенна психопатки просто почуяла что-то интересное в отжиманиях с удержанием?.. И всё же я решил, что Рита Вратаски совсем не такая сволочь, как о ней рассказывают.
Часть 4
— Эх, как же вчера было классно!
— Да-да, я уже слышал.
— Ух, как она реагировала! Даже не знаю, откуда в маленьком теле столько упругости. Я прям прессом чувствовал!
— Только не говори ей, а то разозлится.
— Это ж комплимент, чего ей злиться? Ну, главное, что было круто, — повторил Ёнабару, двигая бёдрами.
Учитывая, что он был в бронекостюме, его кривляния выглядели смешно, ведь любого энергичного толчка его чресел сейчас было достаточно, чтобы развалить небольшой дом. Наш взвод надел выключенные костюмы и залёг на северном краю острова Котоиуси. Перед нами стоял полуметровый экран, транслирующий пейзаж за нашими спинами. Эта система называется активным камуфляжем. Кто бы ни посмотрел на нас спереди, ему покажется, что нас нет. Правда, бомбардировки уже превратили остров в пустыню, так что пейзаж спереди ничем не отличался от пейзажа сзади.
Бо́льшую часть времени мимики сидят в гротах, уходящих под воду. Перед высадкой на сушу мы хорошенько обстреливаем берег ракетами с зарывающимися в землю боеголовками. Это безумно дорогое удовольствие: каждая ракета обходится в сумму, сравнимую с моим годовым жалованием. Но враги всё равно избегают их с такой лёгкостью, будто каким-то образом заранее знают о наших планах. Несмотря на превосходство в воздухе, человечеству приходится выкуривать мимиков масштабными наземными операциями.
Поскольку мы сидели в засаде, мы не захватили с собой крупнокалиберных, размером с автомобиль, орудий. Только двадцатимиллиметровые автоматы, объёмно-детонирующие гранаты, сваебои и трёхзарядные гранатомёты.
Я связался коммуникационным кабелем с Ёнабару, он — с Феррелом. От Феррела, командира нашего отряда, расходились кабели к взводным, которым он передавал шифрованные сообщения. Температура воздуха двадцать восемь градусов Цельсия. Атмосферное давление 760 миллиметров ртутного столба. Ещё немного — и основные силы начнут наступление.
Накануне, после часовой физподготовки, я, наперекор событиям сна, всё-таки присоединился к пьянке — не хотелось читать ту же книгу по второму разу. Зато я точно так же, как во сне, запихивал Ёнабару, утомлённого дамой и алкоголем, на его койку.
Кстати, любовница Ёнабару тоже из бронепехоты. Если не считать спецназа, мужские и женские роты на передовой держат врозь, так что вряд ли мы её тут встретим.
— Как думаешь, если… Ну, а вдруг?.. Если кто-то из вас умрёт, второй будет грустить? — спросил я.
— Да. Ещё как!
— И тебя это не остановило?
— Рай — это не швейцарский банк. Нет никакого тайного счёта, который ты будешь тратить после смерти. Солдатская мудрость: сделай всё, что хотел, до битвы.
— Я понимаю, но…
— Не будь ханжой. Сколько раз тебе говорил — найди себе девчонку.
— Я не ханжа.
— Как насчёт Безбашски? Вы ведь говорили на физподготовке? Ты ей понравился, что ли?
— Не надо об этом.
— Не думал, что она такая мелкая. Зато трахается, наверное, как подорванная.
— Кончай пошлить.
— Что пошлого в ебле? Развитие человечества привело к тому, что и рядовые, и даже Его Величество генерал-майор хотят иногда кому-нибудь присунуть, поэтому…
— Ёнабару, слишком много болтаешь.
— И вы туда же, сержант? Обидно! Я же говорил: я дурачусь, чтобы сберечь свою тонкую душевную организацию. Вы ведь тоже так делаете?
— Иногда.
— Я бы промолчал, — заметил я, взяв небольшую паузу. — Но если устав велит мне ответить, то я согласен с товарищем.
— Я уже настроил фильтр, чтобы он не пропускал твои шутки. Тарахти дальше.
— Кажется, Ёнабару и Кирии следует подкачать чувство юмора.
— Командир! Мне срочно надо перезагрузить костюм! Не хочу, чтобы он завис посреди битвы!
— Курить-курить-курить… Как же, сука, курить охота!
— Ты до сих пор не бросил, что ли?
— Хорош пиздеть уже! Поспать не даёте!
Через кабель донеслись голоса других парней из взвода. Феррел вздохнул и пожал плечами.
Правильно нас учили: когда лопаешься от напряжения, лучше думать о приятном. И ничего не поделаешь с тем, что те представители человеческой расы, которые ближе прочих к животным, понимают под приятным половые отношения. Для меня единственной девушкой, о которой я мог думать, была та библиотекарша, но даже её я начал подзабывать. Фиг его знает, как она там сейчас. Со свадьбы прошло полгода — может, уже с пузом ходит.
Я продолжаю убеждать себя, будто моё решение сразу после школы пойти в армию не связано с тем, что она разбила мне сердце. Главной причиной стать солдатом для меня был поиск смысла в этой сраной жизни. Я думал, что найду его на поле боя, перед лицом смерти. В те времена я был наивным подростком с голубыми мечтами — не как униформа голубыми, а намного, намного хуже. Увы, пока я постиг лишь, что моя шкура стоит меньше пуска одной ракеты. Мне ещё не встретился добродушный продавец смысла жизни, принимающий риск в качестве платы.
— А вообще, я что думаю… Может, нам тут окопаться стоит? — снова заговорил Ёнабару.
— В окопе не спрячешься, — ответил Феррел.
— Мне кажется, от активного камуфляжа толку тоже нет. Кто сказал, что у врагов видимый диапазон, как у нас? Вон на Окинаве какая жопа была: они влёгкую сбивали вертолёты, которые не должны были видеть.
— Хорошо. Встретим мимиков, я обязательно спрошу у них, заметили они нас или нет.
— Окопы — величайшее изобретение человечества. Хочу копать!
— У тебя будет такая возможность, когда вернёмся на базу. Я лично прослежу.
— Не, это уже попахивает тюремной пыткой.
— Я иногда думаю, что, если кто-то изобретёт замок для твоего рта, я отдам ему своё жалование за год… Бля!.. Наступление началось! Соберитесь, пока вам яйца не отстрелили!
Крик Феррела потонул в грохоте перестрелки. Под ногами дёрнулась земля — видимо, где-то вдалеке разорвался снаряд. Я посмотрел на Ёнабару. Если судить по эпизоду с физподготовкой, события из сна не обязательно сбываются. Но если его убьют в самом начале боя, я всё равно потом уснуть не смогу. Копьё прилетело с двух часов, пробив камуфляжный экран, в течение первой минуты после начала операции. Я напрягся, готовясь отпихнуть Ёнабару с траектории его полёта. Руки дрожали. Спина чесалась. Складка на рубахе тёрла под мышкой. Да стреляйте уже!