— Ну так что? — настойчиво спросила Рэйчел, выпятив пышную грудь.
На счету была каждая секунда. Я должен сбежать, или завтра сдохну. У меня нет времени подбирать картофель. Но в то же время с первого дня на базе я не мог спорить с этой женщиной. Поэтому я сидел и тянул время, делая вид, что борюсь с болью. Я вдохнул, чтобы ответить… И услышал чеканящую шаг походку.
— Какого хрена тут творится?
Феррел. Он вышел из-за угла казармы и окинул рассыпавшийся картофель тоскливым взглядом. Его гулкий голос показался мне похожим на рычание Цербера.
— Простите, я… — протянула Рэйчел.
— Кирия, это ты там, что ли?
— Так точно! — выкрикнул я, вскакивая.
У меня закружилась голова. Феррел вытаращил глаза.
— Сержант?
— Ты ранен. Покажи.
— Не беспокойтесь, ерунда!
Сержант подошёл ко мне и потрогал лоб рукой. Приступ боли пронзил голову. Толстые пальцы Феррела разжали края раны, и кровь, пульсируя в ритме рок-н-ролла, толчками полилась наружу. Густая жидкость стекла по носу, обогнула рот и закапала с подбородка. На бетоне расцвёл алый цветок. Запахло железом. Я услышал, как ахнула Рэйчел.
— Хм. Какой аккуратный порез. Обо что стукнулся?
— Я уронила на него тележку. Извините.
— Это правда?
— На самом деле это я в неё врезался, но в принципе так и есть.
— Ясно… Не боись, рана ерундовая.
Феррел хлопнул меня по затылку. Брызги крови полетели на рубашку. Пока я стоял истуканом, Феррел отошёл к углу казармы и рявкнул голосом, способным убивать спящих на стене цикад:
— Эй, Ёнабару! Выходи!
— Да-да-да, уже бегу выполнять лёгкую и приятную солдатскую работу. Что случилось?.. О, Рэйчел, привет. Смотрите, какая сегодня прекрасная погода, сержант, — картошка прямо на бетоне выросла!
— Кончай дурачиться и притащи людей это собрать.
— Почему я?
— Потому что он сам видишь в каком состоянии.
— Ох, ебать! Ты с тяжеловесом до первой крови дрался, что ли? То есть всё это Кэйдзи рассыпал? Бля, всё утро к чертям собачьим!
— О, ты не хочешь мне помочь? — спросила Рэйчел.
— Нет-нет! Ради тебя что угодно: хоть картошку, хоть тыквы, хоть противопехотные мины!
— Меньше трёпа, — отрезал Феррел. — И почему мне достались балбесы, которые вечно всё портят…
— Ну что вы так! Я сейчас же приведу самых рукастых парней нашей роты.
— Кирия! Прекращай ловить мух и двигай в госпиталь! На физподготовку можешь не ходить, я скажу взводному.
— Физподготовку? О чём вы? — спросил Ёнабару.
— Вчера в ССС какой-то мудак накосячил. Не из ваших, но в девять ноль-ноль всем приказано собраться на первой прибрежной тренировочной площадке в форме номер четыре. Передай остальным.
— Вы прикалываетесь, что ли? Какая ещё физподготовка за день до операции?
— Приказ понятен, капрал?
— Так точно! Сбор в форме номер четыре на первой прибрежной тренировочной площадке в девять ноль-ноль! Но, сержант, «штурм Грузии» происходит каждый раз. Откуда вдруг сейчас претензии?
— Ты точно хочешь знать?
Я сбежал в госпиталь под звуки уже знакомого разговора.
Часть 6
Охранник с подозрением изучал мою карточку. Я стоял у ворот, которые отделяли «Флауэрлайн» от внешнего мира. С тех пор как на базу приехал американский спецназ, постовых выставляли две страны. Японские охранники отвечали за общий порядок, но в силу политических причин не могли вмешиваться в дела, касающиеся американцев. А американские охранники интересовались в принципе только своими. Новобранец Кэйдзи Кирия не мог покинуть базу без пропуска, выписанного офицером. С другой стороны, американцев выпускали наружу по карточкам. Ворота на базе одни, и я подумал, что американский охранник не будет против выпустить японца просто так. В конце концов, их задача здесь — беречь свой ценный спецназ, а не ловить новобранцев, пытающихся дезертировать с базы.
Охранник изучал незнакомую карточку. Сканер карточек на воротах всего лишь регистрировал входящих и выходящих. Волноваться нечего: никто не станет менять сложившуюся систему за день до операции. Я втянул живот. Охранник сравнивал моё лицо с мутной фотографией на карточке.
Рана на голове болела не переставая. Эскулап из госпиталя наложил три шва без обезболивающих. Казалось, будто горячие искры разбегаются от пореза по всему телу. Ныли даже колени. Никакого оружия при мне не было. Я до сих пор жалел, что оставил нож под подушкой. Будь он у меня — давно бы уже подобрался к этому придурку со спины и… Тьфу, о чём я только думаю! Нельзя сбежать, просто уложив охранника. Выпрямить спину. Вести себя естественно. Не отводить взгляд, когда смотрит.
Охранник лениво нажал на кнопку. Открылись скрипучие ворота к моей свободе. Я обошёл жёлтый шлагбаум и медленно обернулся. Вдалеке виднелась первая прибрежная тренировочная площадка. Бриз доносил солёный запах моря аж досюда. По ту сторону забора приседали похожие на горошины солдаты — мои товарищи по семнадцатой роте. Сколько раз я тренировался и обедал с ними… Я успокоил разыгравшиеся чувства и неторопливо зашагал, подгоняемый влажным ветерком. Всё правильно: иди, пока не покинешь поле зрения охранника. Не беги. Потерпи. Заверни за угол. Теперь можно.
Я бежал не останавливаясь.
От передовой базы «Флауэрлайн» до Татэямы с её оживлённым центром пятнадцать километров. Двадцать, если выбирать окольные пути. На месте можно будет переодеться и раздобыть вещей в дорогу. До Тибы придётся избегать поездов и магистралей, но там меня уже никто не найдёт. Подземная часть города превратилась в трущобы, где не бывает ни армии, ни полиции. Собрание взвода в восемнадцать тридцать, через восемь часов. На нём станет ясно, что я ушёл в самоволку. Они могут бросить на поиски машины или вертолёты, но к вечеру я уже растворюсь в толпе.
После шестнадцатикилометрового марш-броска в полной выкладке у подножия Фудзи пробежать половину полуострова Босо должно быть проще простого. К началу завтрашней операции я уже буду в укромном тёмном уголке, свободный от повторяющихся смертей.
Зависшее в небе солнце ослепительно сияло. В тени береговых укреплений через каждую сотню метров располагалось по скорострельной пятидесятимиллиметровой пушке, каждая из которых была накрыта белым винилом. За долгие годы их стойки побурели от ржавчины. Такие же орудия установлены по побережью всей страны на случай вторжения мимиков с моря. В детстве эти пушки казались мне очень крутыми. По непонятной причине их тусклая сталь вызывала у меня доверие. Но теперь, побывав в настоящем бою, я могу спокойно утверждать, что они мимиков не остановят. Да как вообще в них можно попасть из этих неповоротливых штуковин? Каким придурком надо быть, чтобы на это надеяться? Тем не менее есть ответственные люди, которые раз в неделю их проверяют. Война — дело затратное.
«Возможно, человечество проиграет», — вдруг подумалось мне.
Когда я рассказал родителям, что ухожу в Объединённую армию обороны, они посоветовали мне записаться в береговую охрану. Мол, там можно повоевать вдали от передовой, да и защита городов, где живут люди, — тоже важная работа. Но я хотел воевать с мимиками не ради людей. Героев и в фильмах хватает. Сколько бы я ни копался в своих чувствах, там не было желания спасти человечество. Вместо него было раздражение, словно какой-то пазл никак не хотел собираться. Я был безвольным тюфяком, который не способен привлечь внимание той библиотекарши. И я надеялся, что война меня изменит. Но, даже наивно мечтая о том, как последняя деталь пазла под названием «Кэйдзи Кирия» отыщется на поле боя, я не видел ни капельки смысла жертвовать собой ради других. Всё, чего я хотел, — чтобы несколько близких друзей наконец-то увидели, что я тоже толковый парень.
А в результате?.. Полгода подготовительных курсов дали мне только неплохой пресс и несколько бесполезных в бою навыков. Я остался безвольным, а мир — безнадёжным. Папа, мама, простите: очевидные вещи доходят до меня слишком туго. Забавно, что понимание пришло ко мне во время бегства с базы…
Других людей на берегу не было. За последние полгода побережье сильно опустело. Почти час я бежал трусцой, прежде чем сесть на один из бетонных блоков береговых укреплений. Где-то восемь километров позади. Я на полпути к Татэяме. Песочного цвета рубашка почернела от пота. Марлевая повязка на лбу уже отклеивалась. Шею обдувал морской воздух, куда более свежий, чем на нашей базе. Если бы не пушки, казавшиеся пришельцами из какого-то аниме-сериала, берег мог бы сойти за курортный.
В тени блока валялся использованный фейерверк — пластиковая трубка от примитивной ракеты. Ни один дурак не будет пускать фейерверки возле передовой базы ради развлечения. Скорее всего, это след психа, который получил сигнал из космоса, а теперь пытается предупредить мимиков об операции «Флауэрлайна». Есть такие люди, которые выступают против войны с мимиками, считая их разумными существами, и пытаются выйти с ними на связь. И этим придуркам кто-то дал право голоса на выборах!
Из-за глобального потепления пляж во время прилива целиком уходит под воду. Вечером этот кусок пластика смоет в океан, и никто его больше не увидит. Я пнул оплавленные останки фейерверка.
— Ты солдат, шоль? — раздался вдруг голос, и я обернулся.
Давненько я не слышал чистой японской речи. Кажется, я настолько выпал из реальности, что не заметил, как ко мне кто-то подошёл со спины. На набережной стояли двое: старик и маленькая девочка. Загорелая кожа дедули сморщилась и просолилась за долгие годы его жизни; в руке он держал какой-то прямо сказочный трезубец. Девочка, на вид младшеклассница, крепко держала его за правую руку. Но хотя она пряталась за ногами старика, это не мешало ей пялиться на меня из-под соломенной шляпы. В отличие от своего дедушки, она была настолько бледной, словно никогда в жизни не выходила на солнце.
— Шото я тебя не припоминаю.
— Ну да, я ведь из «Флауэрлайна»…
Бля, зачем я проболтался?!