Возвращение
И поседели люди за эту минуту долгую, и перестали дышать к последним секундам, грохотом в ушах рокотующим, как увидели по воздуху колесницу золоченую, с неба Царь Касар Владыка Великорусский возвращался.
Выдохнул народ благословенно. Хорошие новости!. С Царем-то всемогущим проще нечисть победить станется.
Спустился Властитель и вмиг по лицам узрел, как все было после его отлучения. А потом руками светящимися повел в никуда и открылась вихрем воронка времени, куда пропали герои брани с царевной во главе.
Мгновение ждали, второе, да никто не выходил из тоннеля воздушного… Застонали ратоборцы, неужели сгинули други?
И тут увидели, наконец, как еле-еле, клонясь от боли, мертвецки идут-ползут песиглавы с гототами, на плечах везут ментавров с аввами… И от войска тысячного, что пять минут назад кануло в будущее, лишь десятка два пораженных увечьями возвращается…
А после них… О чудо! Радость большая! Несет Рус Илия, что не изменился Духом никак, ибо несгибаемый и непробиваемый был, на руках своих мощных фигуру сгорбленную, старую, еле живую.
И подойдя к Царю, бережно у ног ее оставляет, сам отстраняясь уважительно. Поглядел Владыка на древнюю-предревнюю старуху, что у стоп его лохмами головой склонилась, немощными руками длинными за меч знакомый держась, и спросил:
– Сколько лет война шла?
Долго молчала старуха, будто не слыша, а потом-таки тряхнула длинными кудлами седыми, поднимая лицо к Светлейшему лику:
– Две тысячи двадцать лет три дня и пять минут, – хриплым старушечьим карканьем отвечала.
Ухнула община от такой вести помрачительной. И не узнал в лице уродливом, желтом, покрытом морщинами глубокими да шрамами страшными красавицу Аллу Святославовну Сергачевскую. И заплакали женщины и мужчины, увидев глаза ее слепые и прозрачные, как те алмазы на короне царской. И заныло даже самое черствое сердце от слов ее:
– Прожила я двести жизней, царь мой. И было у меня двести детей и каждый из них погиб в войне за благо отечества. Ни одного не осталось из моих малюток, а родились они на гордость и славу настоящими богатырями, росли не по дням, а по часам. И ожесточилась я сердцем на всех вокруг и крушила все на своем пути, не жалея ни чужих, ни своих… – горько молвила старуха.
– Осталось ли что-то от Земли-матушки? – грустно спрашивал Владыка.
– Лишь пустыни безродные и горящие смрадом и пеплом посыпанные города нежилые… А в живых никого – ни наших, ни вражьих… – горько молвила преклоненная.
Молчание наступило томительное, как представил себе каждый такой ад кромешный… Слезы текли безмолвно по лицам и мужчин, и женщин.
Рукой пресветлой дотронулся царь до Аллы, обращая лицо покалеченное к себе, и сказал тепло:
– Ну, вот теперь, невестушка, ты меня достойной сделалась. Одного с тобой мы поля ягоды. Краше во сто крат тебя вижу.
Взглянула Алла слепыми очами в глаза своему возлюбленному, которые такими же прозрачными, как и ее были, и как те алмазы на короне царской, и прозрела окончательно от слов сказанных, тихой слезой безутешной всплакнув.
Однако ж от прикосновения божественного стала вдруг возвышаться: кожа старая на новую менялась по волшебству, струпья обветшалые обновлялись золотыми тогами свадебными, морщины разглаживались, и через какое-то мгновение с колен поднялась прежняя раскрасавица, Царевна долгожданная, спасшая родину и народ свой.
Хотел было Царь и волосы седые превратить обратно в русые золоченные, да попросила Алла:
– Оставь мне их на память о горе пережитом, ибо дорого, что пройдено, – и ласково к жениху своему прильнула.
А потом, лучезарно улыбнувшись народу, что в ошеломлении ждал, что же дальше будет, вещала:
– Други верные, нет больше врага у ворот. Все закончилось! Теперь каждый из вас свободный человек! И пора нам пришла оставить раздоры и печали в прошлом, вновь объединиться и больше никогда не разлучаться! Одна Земля, один язык, одни коны и одно счастье бесконечное на всех!
– Благодарим Великого Рус Илию за помощь громадную, ибо никто кроме тебя, Илюша, не смог бы противостоять! – говорил Царь, а люди в землю поклонились.
– За матушку, за край отцов, ни тела, ни души, ни духа не жалко, – отвечал превеликий асур, прародитель русов, что на сторону их встал, не пожалев себя. – Полечу к соплеменникам, весть добрую принесу, что изгнали люди иго змеиное самостоятельно. И пора пращурам свой взор вновь на человечев обратить. Одна кровь. Одна судьба у нас с вами.
– В добрый путь, брат,. – сказал Царь Муромцу, который неожиданно светом дивным обернулся и в великие просторы мироздания устремился потоком сияющим.
Теперь Царевна вещала, обратившись к зверью:
– Без вас, инородцы, не суждено было б победы достичь. И следуя слову данному, отныне и во веки веков, снимаем с вас вину искупленную. Обращаюсь теперь к вам, человеки, есть ли среди вас те, кто хотел бы взять в свою семью этих храбрых воинов? Уверяю, благородные сердца приобретёте, в бою и быту проверенные. От души скажу, эти звери мне роднее друзей стали…
Вышли из общества множество семей, кому нужны были сила да благородство.
– И таким образом, старые враги объединятся и общим родом вверх расти пойдут, – торжественно вещала Царевна, рукой поводя, отчего зверье вдруг пеплом осыпалось, ветерком поддалось и в руки матерей и отцов семечками опало.
– Звери с верой, – услышали последний голос прощенных.
– Придете домой, посадите семена в землю, а на утро найдете там чудо расчудесное, сыночка или дочку. И станут они вам родными и на века верными. Ибо за великодушие оказанное, возвысятся сначала до уровня человеческого, а потом, может, и еще выше взлетят вам на гордость и славу.
Ибо Земля наша – это и есть семя, из которого все произрастает и возносится до беспределов вселенских.
***
– Позовите Павлину Куприяновну, – просила Царевна ласково.
И из толпы вышла чета Тихомировых-Курдюмовых, слезу радостную сдерживая, глядя, как облагородилась Алла-сумасбродка, за две тысячи лет в настоящую Царицу мудрую превратясь.
– Спасибо тебе, матушка. Спасибо тебе, дядюшка. Что поверили и дали надежду судьбу истинную обрести… – клонилась Царевна, седыми волосами оземь касаясь.
– Да что ты, Матушка! Мы тебе безгранично благодарны за мужество и силу, за подвиг мировецкий, что ты ради всех нас совершила. Деяния твои войдут навечно в историю Земли Русской, в эпосы да былины, что из уст в уста внукам да правнукам передавать станут, как легенду, наяву сбывшуюся, – и сами в землю закланялись часто, от сердца говоря да слезу благоговейную перед седой Царевной пуская.
– Оставайтесь со мною в Царь-Граде, будете моими покровителями да советчиками. Вместе править станем! С советами вашими мудрейскими во стократ лучше буду!
– Поверь, такой царицей станешь, лучшей из всех кого Земля Русская на себе носила и без нашей помощи, – по-доброму смеялся Данила Александрович, тепло глядя на царственную особу, на что та рассмеялась легко, вспоминая слова пророческие.
– Нам бы в своем Ивакино век дожить хотелось бы… И там поля не паханы, дел невпроворот. Успеть бы все. Прости, не гневись… – закончила Павлина Куприяновна, и опять старики в пол часто закланялись, чтобы не приняли их отказ за неуважение.
Улыбнулась Царевна, посмотрела лукаво на жениха своего царственного, а потом сказала:
– Ну что ж, дайте хоть расцелую вас за дружбу, – и приблизила лицо свое святейшее к лицам стариков. А как поцеловала их поочередно, вмиг они изменяться стали: на глазах превращаться в молодых, юношу да девушку.
Глянули друг на друга в волшебном омоложении, узнали и обрадовались. Ведь в душе да глазами влюбленными такой и видел Данил Александрович свою супружницу: молодой и необыкновенно красивой, словно та Роза Чайная, что светилась вся соком жизненным, благоухая на меры вперед. И Павлина своего мужа молодым всегда представляла, веселым да легким молодцем. Вот прямо как сейчас! А перед молодостью раскрылась их любовь еще более душистым и прекрасным цветком, ибо только все начиналось между ними теперь. Заново.
– Ваш век теперь долго длиться будет… А коли захотите – бесконечно, – ворожила Царевна будущее, золотыми нитями сплетая судьбы друзей.
Как вдруг Павлина Куприяновна ахнула, котомка дорожная обвисла тяжестью и детским плачем зарыдала. Раскрыли ее поскорее, а там младенец лежит, да не простой: с глазами беленькими, кожей перламутровой, ушками острыми, радостный и здоровенький, ручками сучит, вперед хочет вылезти, в объятия родительские шагнуть.
– Здесь же семена Розы Чайной лежали, – удивилась молодая женщина.
– Чудь белоглазая… – восторженно воскликнул молодой человек, на руки дитя вытаскивая.
– Ибо Земля наша – это и есть семя, из которого все произрастает и возвышается, – повторил Царь. – И ничего не погибнет зря, и никуда не денется…
А потом в небо посмотрел, что бездонилось синим-синим, и звезды дождиком серебристым быстротечно падать начали. Это души из ворот Солара вылетали, чтобы в край отцов вернуться для продолжения рождения.
– Руссеиды ворочаются…
И никто не смог радостной улыбки и сердечного зова сдержать при такой красоте несказанной, что небо разукрасила белыми вспышками, стремительно мчащимися, будто домой спешащими.
Ибо нет ничего чудеснее, чем возвратиться на родину после долгой разлуки.
Свадьба царская
И не откладывая более ни секунды, устроили свадьбу на весь мир, по всем канонам человеческим и божественным. Заполнился столами с яствами из священных ягод и фруктов Заповедной Рощи весь Царь-Град с округами! Да мало было! Все поля, все дороги, вплоть до океанов столами устроить пришлось. Столько гостей женитьбу царскую отметить хотели, что праздновали целый год. И каждый хотел пива да вина за молодых поднять!
– Сладко! Сладко! Сладко! – кричали до хрипоты радостные люди, пьяными от счастья валясь на траву мягкую душистую.
Ну а Царь Аллу прилюдно Царицей своей назвал, поклялся любить и боготворить ее вечно. Венки священные древлеправославные на голову ее седую надел в знак Обави нерушимой. Она взаимностью ему ответила. А потом, крепко расцеловавшись, так и остались стоять в поцелуе у ворот Царь-Града истуканами исполинскими, золотым Соларом ос