Алла Ларионова и Николай Рыбников. Любовь на Заречной улице — страница 17 из 31

Он был главный по хозяйству, она – «по технической части», а также по украшению дома. О чем вечно спорили, так это о том, кому вести машину. Чаще уступал он.

Она любила заниматься собой. Его, в отличие от большинства мужей, это ничуть не раздражало. Он оберегал ее, все заботы старался брать на себя. Потакал ей во всем. Дарил драгоценности, дорогие шубы. Радовался ее радости.

К его пятидесятилетию она стала готовиться задолго: задумала сервировать стол исключительно хрусталем. Чтобы все сияло и сверкало! Чтобы был незабываемый праздник! Чтобы порадовать Колю.

Они много снимались. Им приходилось часто расставаться, покидать свой дом. С того момента, как они поженились, до начала семидесятых – фактически ежегодно, и по нескольку раз. Что, как это часто бывает, укрепляло их брак: они скучали друг по другу, отчего по-особенному ценили время, которое проводили вместе. «При первой же возможности мы мчались друг к другу и к нашим дочерям… Честно говоря, я не понимаю, как это люди могут быть все время рядом: и просыпаться вместе, и в отпуск вместе. Вот тут и сковородкой можно огреть», – делилась опытом своей семейной жизни Ларионова в одном из интервью.

Им было куда возвращаться. Это так важно, когда есть на свете дом, где тебя любят и ждут, дети, в которых, а не только в твоей работе, смысл твоего существования, родные и друзья, которые рядом с тобой и в радости, и в горе.

…Счастье и боль – дети, дочки Алена и Арина. Боль потому, что они, родители, не имели возможности быть с ними столько, сколько хотелось. Когда дочки выросли, Ларионова как-то с горечью сказала, что теперь поздно додать им то, что недодано в детстве, – она имела в виду постоянное, изо дня в день, общение с ними.

В этом отношении актеры театра в более выгодном положении: они могут брать своих детей с собой на работу, в гастрольные поездки, проводить с ними отпуск. По киносъемкам, по выступлениям в разных городах страны детей не очень-то потаскаешь, отпуска в привычном его понимании у киноактеров нет.

Алена и Арина росли под присмотром бабушки. Не представляю, что бы мы делали без мамы, не уставала повторять Алла.

Чтобы дочки не забывали родителей, Валентина Алексеевна показывала на висевшие на стене портреты, напоминая: это – мама, это – папа. Однажды, рассказывала Ларионова, она сидела с трехлетней Аришей в детской поликлинике. Увидев портрет на стене, малышка радостно закричала: «Это – папа!». С портрета смотрел Никита Сергеевич Хрущев.

…Я сижу в уютной, сияющей чистотой однокомнатной квартирке Алены Николаевны Рыбниковой и слушаю ее рассказ о детстве, о родителях, их окружении, об атмосфере в доме, в котором она выросла. Время от времени я задавала ей наводящие вопросы, отметив про себя, что она абсолютно не хвастлива, иные детали из жизни ее семьи считает малозначительными, иные и вовсе никому не интересными. Мне же было дорого все. Слушать Алену было приятно, потому что, как это часто бывает, голос дочери похож на голос матери, да и во внешности что-то общее.



Алла Ларионова с детьми. 1960-е гг.


«Мы с младшей сестрой Ариной, конечно, не воспринимали маму с папой как знаменитостей – они были для нас обыкновенные родители. От многих других семей наша отличалась тем, что их мы видели редко. Я, особенно маленькой девочкой, почти не помню их в домашней обстановке.

Постоянно с нами были бабушка и няня. Няни менялись. А бабушка была всегда при нас. Она очень нас любила, но воспитывала в строгости. Была справедливая, хозяйственная, управлялась со всем. Уборка, готовка, стирка – все на ней держалось. Как поселились мы в доме на улице Черняховского, бабушка переехала с нами и с тех пор у нас и жила.

В детский сад ходила и пошла в школу я там, но то время помню не так отчетливо, как нашу жизнь в Марьиной Роще. Когда мы въехали в новый дом, вокруг него были сплошь старые деревянные дома, с двориками, сараюшками, огородиками. Петухи пели, куры бегали, всякая другая живность. Квартира была на восьмом этаже. С балконов можно было обозревать всю окрестность.

Когда родители были в Москве, много времени они проводили с нами. Одно из самых ранних воспоминаний: мама ведет „Волгу“, мы с сестренкой на заднем сиденье всю дорогу возимся, шалим, кувыркаемся, мама лишь улыбается, глядя на нас в зеркало. В машине смешанный запах духов и бензина.

С малых лет нас брали в гости. Мы ездили к Бондарчукам. Тетя Ира – моя крестная, а моя мама – крестная Алены Бондарчук. Взрослые вели свои беседы, а мы, конечно, находили себе занятие, играли, веселились. Помню еще грудного сына Бондарчуков Федю. Бывали мы у маминой подруги тети Риты Гладунко, она очень вкусно нас кормила, знала, кто что любит. Ездили в наш бывший дом на улице Черняховского – к Крепкогорской и Юматову. Да много еще к кому.

Нас возили за город, гулять в парк – в ближайший, Останкинский, или в Измайловский, тогда к нам непременно присоединялся папин друг Олег Чертов, живший неподалеку. Это был настоящий праздник – аттракционы, беганье по аллеям, валянье на траве – папа тоже принимал во всем этом участие. А еще – буфет, лимонад, кажется, и кока-кола уже была, пирожные…

Мы с Аришей обожали разные праздники. Мама с папой – тоже. Мама любила хрусталь, красивую посуду, всегда привозила их из поездок. Накрывался стол. Какие блюда подавались – не сказать! Папины разносолы – обязательно. У мамы были свои коронные блюда – ее „нехозяйственность“ здорово преувеличили. Она делала, к примеру, замечательную грибную икру – из обыкновенных, так называемых „черных“ сушеных грибов. Или салат „Мао Цзэдун“. Почему он так именовался – загадка. Может быть, потому, что одним из его ингредиентов был рис. Огромная салатница пустела очень быстро.

Нашими гостями, как и самыми близкими друзьями родителей, были вовсе не только знаменитые люди. В доме в любое время были рады дяде Коле – Николаю Яковлевичу Ларину, дяде Олегу – Олегу Исааковичу Чертову, папиному бессменному партнеру по шахматам, как только выдавалось время, благо работал он напротив нашего дома. Родители помнили и любили друзей детства, юности, всегда радовались, когда те звонили и заставали их в Москве, и тут же приглашали их в гости. Начинались хлопоты, в которые включалась и бабушка, папу снаряжали в магазин – всегда надо было что-то подкупить, мама спешно приводила себя в порядок, а потом помогала накрывать стол.

Как-то произошел смешной случай. Папа затеял шашлыки. Жарит это он их в камине, колдует над ними, поворачивает шампуры… Вдруг раздаются настойчивые звонки в дверь. На пороге пожарные. Вы, говорят, горите! Нас вызвали тушить пожар. Нет, возражает папа, вроде не горим и никого не вызывали. А жили мы на восьмом, последнем, этаже, и дым из камина выходил прямо в трубу. Нам-то не видно, а снаружи заметили валивший из трубы дым, подумали, что горит крыша.

Нас с сестрой, если что мы делали не так, ругала бабушка. Чтобы ругали родители – не помню этого. Они действовали другими методами. Чтобы, к примеру, улучшить наши отношения со школой, где мы учились, они организовали там концерт, в котором участвовали их друзья: Нонна Мордюкова, Людмила Гурченко, Георгий Вицин, еще кто-то, к сожалению, уже не помню, кто именно. Папа с мамой, конечно, тоже выступали, даже пели. На концерт сбежалась, можно сказать, вся округа, зал был битком набит.

Маленькой девочкой я снималась в кино. Съемки одного фильма – „Им покоряется небо“ – хорошо помню. Режиссер Лиознова работала со мной и папа. Он и в фильме был моим папой, а мамой – Светличная. Для меня съемки были просто развлечением. Рядом с нашими были павильоны, в которых снимали „Королевство кривых зеркал“, и с двумя девочками, которые там играли, мы носились по всем павильонам – я их к себе приглашала, они – к себе.

Сниматься мне понравилось, но я все-таки не захотела быть актрисой. И родители не настраивали меня на это. Я не смогла бы, как они, – все время на колесах. Приезжают вымотанные и вскоре опять уезжают. В те несколько дней, что они в Москве, в доме суета, беготня, волнение. Отец по химчисткам носится. Мама едва успевает привести себя в порядок. Бабушка на подхвате… А когда у мамы возникал перерыв между съемками, это ее тяготило, она не знала, куда себя деть.

Я видела, конечно, положительные стороны актерской профессии. Благодаря съемкам, показу фильмов, в которых они играли, выступлениям в концертах, родители несколько раз объездили Советский Союз из конца в конец, были во многих зарубежных странах, причем одними из первых. Отец снимался в польском фильме „Плечом к плечу“, за что получил даже какую-то награду. Мама, помню, летала в Индию – с картиной „Молодые“. Отдыхать за границу тогда никто из простых смертных не ездил, пребывание там так или иначе было связано с работой. Впрочем, однажды они таки поехали сами по себе – в Италию, на машине. Это было событие!

Ну а отрицательные стороны профессии киноактера – на виду: зависимость от всего и всех, себе не принадлежишь, работа на износ.

Надо очень любить это дело. А меня, как, впрочем, и сестру, в актрисы совсем не тянуло, вот что главное.

После окончания школы я пошла работать на телевидение, монтажером в информационную программу первого канала „Время“, точнее, в отдел монтажа главной редакции „Новости“. С тех пор там и работаю. Теперь я режиссер монтажа. Работа очень интересная, живая, я всегда в самой гуще событий. Бывает, днюю и ночую на студии, когда готовим утренние информационные выпуски. Устаю, конечно, но зато все новости я узнаю из первых рук и одна из первых. Монтируем, как правило, „с колес“. Рядом высокие профессионалы своего дела, интересные люди, хочешь не хочешь, и сама не стоишь на месте.

Очень удобно, что живу я рядом с телецентром. Сюда, в район ВДНХ, я переехала очень давно. Со светлым чувством я вспоминаю нашу квартиру в доме в Марьиной Роще. Нам, детям, там было особенно хорошо. Но ностальгии не испытываю: там умерли папа, бабушка, тот жизненный этап кончился.

Мама с Ариной какое-то время еще жили там. Но однажды, когда мама была одна, у нее случился приступ аппендицита. Она сама вызвала „Скорую помощь“, собралась в больницу, оставила внизу, в магазине, ключи с запиской для Музы Крепкогорской, и ее увезли. Ей сделали операцию, через некоторое время еще одну… Она не жаловалась, она была сильным человеком и никого не хотела напрягать. Но было ясно, что ей надо оттуда переезжать – поближе ко мне или к подругам.