А Дианор легко скользил по воздушным течениям над куполами и шпилями башен, над черепичными крышами домов, над изящными арками дворцов и зловещими зданиями тюрем, над притихшей толпой, собравшейся на площади Крови, чтобы насладиться зрелищем казни. Дианор скользил по спирали, и каждый новый виток становился все уже. Вот он пролетел над остолбеневшими горожанами, ловко развернулся и уселся на плечи Алладина.
– Еле отыскал тебя, – укорил он хозяина. – А что это за представление ты здесь устроил? Может, я не вовремя?
Раздался глухой стук – это из рук палача выпал топор.
– Пожалуй, вовремя, – кивнул Алладин. – А сейчас помолчи и время от времени важно надувай щеки. Мне нужно закончить этот спектакль. – Алладин повернулся к толпе и закричал:
– Дух великого Перинора опустился из высших миров, чтобы доказать мою невиновность! Если вы будете упорствовать и все-таки казните меня, вслед за духом явится и само тело. Камня на камне не останется от вашего города!
Толпа отхлынула от помоста. Со всех сторон послышались крики, ругань и стоны. Люди давили друг друга, пытаясь поскорее покинуть площадь Крови и раствориться в подземных лабиринтах. Олиты не были воинами. Две тысячи лет они жили в мире и довольстве и позабыли искусство сражений. Пустая угроза смогла обратить их в бегство.
Площадь опустела, но перед помостом по-прежнему стояли невозмутимые карсты во главе со своим вождем. Олискар злобно махнул мечом, подзывая юношу.
– Глупость толпы тебе на руку, чужеземец! – грозно сказал он. – Но карсты не ведают страха. – Олискар с вызовом посмотрел на Дианора. Тот в соответствии с договоренностью важно надул щеки. – Считай, чужеземец, что действие приговора приостановлено, но не отменено. Мои воины отведут тебя в темницу, где ты будешь ждать решения властителя Глимирта.
Карсты сомкнулись вокруг Алладина и, не обращая ни малейшего внимания на грозно надутые щеки Золотого Дракона, повели юношу в городскую тюрьму.
Обстановка в тюрьме не отличалась изысканностью: голые стены, исписанные ругательствами содержащихся здесь раньше узников, охапка соломы, служившая ложем, и маленькое окошко, сквозь которое юношу навещал Золотой Дракон. От него Алладин и узнал, что началась война. Полчища северных варваров вторглись в Запретные холмы и находились в пяти днях пути от подземных пещер. Тюремный рацион, и без того скудный, был урезан наполовину, а получасовые прогулки во внутреннем дворике и вовсе отменены.
– На войне как на войне, – невозмутимо заявил Дианор. Сквозь тюремное окно был слышен оглушительный грохот, не смолкавший ни днем, ни ночью. Патриотически настроенные горожане изо всех сил колотили в огромные барабаны, обтянутые кожей тронгов. Иногда от усталости они засыпали, но, очнувшись, тут же начинали барабанить с удвоенной силой. Впрочем, сами горожане не участвовали в боевых действиях, они лишь поддерживали мужество и разжигали свирепость в карстах – единственной надежде и опоре государства олитов.
Судя по отрывочным и полным противоречий сообщениям Дианора, боевые действия разворачивались до крайности медленно. Собственно говоря, никаких сражений не было. Входы в пещеры были замурованы, и волна северных варваров разбилась о неприступные скалы.
Единственная дорога, поднимающаяся в горы, была настолько крутой и узкой, что сотня карстов могла остановить целую армию. В сущности военные действия, замерли на мертвой точке: варвары ожидали подкрепления, Глимирт выжидал. Боевым пылом были охвачены а основном горожане, находившиеся в полной безопасности за отвесными скалами.
– Порой мне кажется, что карсты ничуть не умнее северных варваров, – изрек как-то Дианор, подводя итог своим размышлениям. – Одни верят лжи властителя Глимирта, другие – россказням Ледяных Демонов... Все солдаты в сущности одинаковы, да и правители тоже. Хорошо, что ты, хозяин, не солдат и не правитель, а неизвестно что. В данном случае неопределенность твоего положения лучше всякого статуса. Во всяком случае, для меня.
Алладин метался по тесной камере, физически ощущая нависшую над ним опасность. А за окном постоянно слышались истерические призывы, лозунги и бессмысленный барабанный бой.
На девятый день заключения Алладин узнал, что к городу подступил огромный флот северных варваров. Вечером железная дверь в камеру распахнулась, и на пороге возник закованный в латы Олискар.
– Старейшины решили, что ты должен послужить городу и принять участие в морской битве с захватчиками.
– Я готов приложить все силы для борьбы с маркомонами! – ответил Алладин. – Но должен заметить, что я сделаю это не из любви к вашему городу.
– Флот олитов не нуждается ни в твоих силах, ни в старании, – презрительно ответил вождь карстов. – Все дело в твоем Драконе. Тебя привяжут к мачте моего корабля, и Золотой Дракон должен быть рядом с тобой. Если дух свирепого Перинора будет на нашей стороне, мы одержим блистательную победу. Если нет, то спастись тебе не удастся.
– Полагаю, требуется мое согласие, – осведомился юноша.
– Ты ошибаешься. Впрочем... – рука Олискара легла на инкрустированную рукоять меча.
– Я согласен, – поспешно ответил Алладин.
Глава пятнадцатаяМОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ
Утром следующего дня флот карстов вышел навстречу маркомонам. Когда Золотой Дракон, сидя над головой привязанного к мачте Алладина, увидел вражеские силы, он задохнулся от ужаса.
– Что ты видишь? – окликнул его Алладин.
– Я вижу, что у карстов нет шансов на победу. Флот маркомонов вдвое больше. Пожалуй, нам лучше было остаться в темнице...
– Как будто у нас был выбор! – буркнул Алладин.
– Странные вы существа, – принялся не к месту рассуждать Дианор. – От рождения обладаете свободой воли, но всю жизнь начисто лишены свободы выбора! Иногда хочется свернуть с предначертанного пути, да только мешают какие-нибудь обстоятельства. Но разве трудно понять, что эти обстоятельства не вне, а внутри вас! Сами строите для себя стены, а потом плачете, когда не можете их преодолеть... Это напоминает мне дядю, который мог бы стать почтенным драконом, если бы не изводил себя дурацким «почему». А в итоге он испортил жизнь и себе и мне.
– А тебе-то почему?
– Кому охота носиться с дядиными воспоминаниями? Меня они нервируют, сбивают с толку, мешают полноценному гармоничному развитию... У меня, например, до сих пор не появилось стремления к накоплению сокровищ. Это в мои-то годы!
Между тем, оба флота сближались. Олискар деловито отдавал приказания, которые мгновенно исполнялись. Чувствовалось, что для карстов предстоящее сражение не более чем обычная работа, которую, хочешь – не хочешь, нужно выполнять.
Карсты невозмутимо смотрели на приближающиеся корабли. Воины лениво спорили, как сподручнее вышибать у противника мозги – мечом или топором. Сошлись на том, что для этой цели лучше всего подходит обыкновенная дубина. Важно, мол, не оружие, а мастерство.
Олискар приказал трубить сигнал к атаке. Паруса были тотчас убраны, и корабли двинулись навстречу друг другу на веслах. Как обычно, сражение начали лучники. Тысячи стрел, словно черная туча, заслонили солнечный свет. Они гудели над волнами, как потревоженный осиный рой, пробивали щиты и вонзались в мягкую плоть.
Три стрелы ударили в мачту совсем рядом с Алладином. От четвертой ему удалось увернуться. Но не все были так удачливы. На палубе уже лежали неподвижные, прошитые стрелами тела карстов.
С кораблей продолжали сыпаться стрелы, дротики и копья. Рога трубили все ближе и ближе, и вот линии кораблей столкнулись. Теперь высокие борта не мешали Алладину видеть приближающийся флагманский корабль противника. Он закрыл собой половину неба, и два ряда весел делали его похожим на огромную сороконожку. Слышались оскорбительные выкрики, ругань, презрительный свист.
– Трехглазые уроды! Подземные крысы! Глимиртовы выкормыши!
– Убрать весла! – закричал Олискар. В его голосе чувствовалось замешательство. Он не совсем точно рассчитал инерцию движения своего корабля и тем самым подставил бок под вражеский таран.
Флагман маркомонов врезался в правый борт галеры, ломая весла, как тростинки. Рабы падали под сокрушительными ударами весел с переломанными руками и ребрами. Раздался торжествующий вопль, и северные варвары бросились на абордаж.
Карсты отчаянно сопротивлялись натиску маркомонов. Они ловко орудовали своими короткими мечами, не обращая внимания ни на устрашающие крики противников, ни на их численный перевес. Сражение развернулось на палубе. Обе стороны рубили друг друга, как дровосеки, и стоило кому-то упасть, как его место тут же занимал другой.
Кровь залила всю палубу. Воины скользили, спотыкались о трупы, но ни на секунду не отвлекались от дела. Лязг металла перекрывал шум ветра и морских волн. Лишь изредка слышался голос Олискара, сражавшегося у самого бортам
Дианор перестал язвительно комментировать события и куда-то исчез. Алладин задрал голову и разглядел своего приятеля высоко наверху, в смотровой бочке. Золотой Дракон опасливо выглядывал из нее, сетуя на странности человеческой натуры.
Карсты медленно теснили варваров с палубы и вскоре полностью очистили палубу. Бой перекинулся на флагманский корабль маркомонов.
Поднявшийся ветер отнес оба корабля в сторону от основного сражения. Морские волны разъединили сцепившиеся корабли. Раздался оглушительный треск, и флагман маркомонов начал отдаляться от галеры карстов. Похоже, ни та, ни другая сторона этого не заметила. Воины продолжали добросовестно трудиться.
Алладин остался на палубе тонувшего корабля совершенно один, связанный, беспомощный, среди множества трупов с пробитыми черепами, переломанными костями и рваными ранами.
Ветер усилился, и расстояние между кораблями начало стремительно увеличиваться. Некоторое время, приподнявшись на цыпочки, Алладин еще видел сражающихся. Воины рубили друг друга, спотыкаясь, падая, и снова вставали, чтобы сражаться. Затем высокие борта галеры заслонили сражающихся. Ветер нес корабль в открытое море.