Наконец прямая дорога вывела его в главную залу, где был расположен пиршественный стол и золотой трон Юпитера. К изумлению джинна, на троне сидел большой бородатый мужчина с суровыми чертами лица. В руке он держал копьё, у ног его сидел орёл.
Джинн присмотрелся: глаза Юпитера были закрыты.
– Довольно неудобный способ спать, – заметил сам себе джинн. – Но, надо признать, весьма величественный. Можно сказать, всегда на рабочем месте. Да и что это за верховное божество в кровати, в пижаме и ночном колпаке. Так можно и авторитет потерять.
Джинн вступил в пиршественный зал. Как только под сводами разнеслись его шаги, орёл встрепенулся под ногами божества и заклекотал, увидев незнакомца. Юпитер поднял веки. Джинн остановился посреди зала.
– Кто ты, незнакомец? – раздался низкий голос.
– Твой сон.
– Морфей! – позвал Юпитер.
Бог сновидений, который один ночью занят на работе, немедленно явился перед царем:
– Я здесь, великий.
– Что за дурацкие сны ты мне показываешь?
– Какие? – удивился ни в чём не повинный Морфей. – Я показывал вам замечательные сцены битвы с Тифоном, где вы одержали славную победу.
– Я не о том спрашиваю. Это что за сон? – Юпитер указал древком копья на джинна.
Морфей с недоумением взглянул туда:
– Это не сон, громовержец. Это кто-то пришёл.
Юпитер удивился:
– Ты вовсе не сон. А кто тогда?
– Да так, прохожий, путник, – легкомысленно ответил джинн.
– Зачем ты здесь?
– Зашёл на огонёк, быть может меня тут покормят где-нибудь на кухне.
– Разве ты не знаешь, что путь на Олимп закрыт всем, кроме богов.
– Было открыто, а то как бы я вошёл? – резонно возразил джинн.
– Как твоё имя и откуда ты, дерзкий?
– Всяк кличет меня по-своему, – ответил джинн, не собираясь раскрывать своё инкогнито в чужой стране. – Я брожу по свету и устраиваю представления, веселю себя и публику.
Перед Голубым джинном возникла картинка, как циклоп гонится за циклопихой, затем его хватает птица Рух и относит в своё гнездо, где несчастный гигант отбивается от птенцов костяной дубинкой и убирает за ними объедки. Потом появились пятидесятиголовые и сторукие гекатонхейры, которые менялись разноцветными шапками разных фасонов, а потом устроили на полу уморительную свалку, пока не появилась их мать и не отстегала их за проказы и драку прутом размером с корабельную мачту.
Юпитер мрачно смотрел на картины, которые открывались перед ним:
– Зачем ты мне показываешь эти жалкие и бессмысленные картинки? Такую чушь я могу посмотреть и во сне, если мне захочется увидеть глупость.
– Я думал, что вас это развлечёт, – джинн получил главный ответ, ради которого и рисковал в эту ночь.
Раз Юпитер не узнал действительных событий под Багдадом, значит, это не он посылал туда своих чудовищ. Следовательно, не здесь его враги. Войну с Багдадом устроили какие-то другие боги и силы, и со всем этим ещё предстояло разобраться.
Юпитер наконец разгневался:
– Посмотрим, как тебе придётся по вкусу МОЁ представление, наглец.
Громовержец выхватил молнию и метнул её в Голубого джинна. Раздался ужасный грохот. У Юпитера во сне затекла рука, поэтому он не слишком ловко метнул перун. Перед джинном в полу образовалась огромная дыра, из которой столбом валил дым.
Воспользовавшись этой завесой, джинн бросился по коридору наутёк.
Остаток ночи был посвящён игре в догонялки. Юпитер на исполинской колеснице нёсся по небу, расходуя годовой запас молний и грома. Джинн поначалу прятался за облаками, но они были слишком ненадёжным прикрытием, а бог не жалел боеприпасов.
Выпустив по Юпитеру полный боекомплект ракет класса «воздух-воздух», джинн спикировал в виде истребителя «Фантом» в океан и лёг на дно, как подводная лодка.
Юпитер прошёлся по всей поверхности подозрительной акватории частыми молниями, которые выполняли роль глубинных бомб. Когда вода стала закипать, джинн ползком пробрался к берегу и, выскочив, понёсся страусом по горному ущелью. Молнии отскакивали от его стен и рикошетом искрили во все стороны, наполняя ущелье барабанным треском.
Прочёсывая местность, Юпитер заметил маленькую хижину, прилепившуюся на горном склоне. Притормозив перед ней, он вышел из колесницы. На него залаяла собака, привязанная к дереву.
– Вот истинное мужество! – громко за метил Юпитер и вошёл в дом.
Дряхлая старуха возилась у очага с выщербленными горшками, раздувая огонь.
– Что не спишь, смертная? – грозно спросил Юпитер.
– Да разве в таком шуме уснёшь? – уперла старуха руки в боки.
Юпитер не смутился:
– Не твоего ума дело. Тут никто подозрительный не пробегал в последнее время?
– Ты первый, – отвернулась старуха и зашуровала в очаге кочергой.
– Не очень-то, – предостерёг её Юпитер. – У тебя поесть ничего нет?
– Ещё не готовила, только поднялась от твоего треска и – видишь – огонь развожу. Возьми вот на столе холодные лепёшки.
– Спасибо, – сказал Юпитер, аппетитно чавкая. – А это, часом, не ты ли и будешь, дерзкий посетитель? – Догадка озарила великого бога.
Старуха повернулась лицом:
– Ах ты, бесстыдник! Может, проверять меня вздумал? А ну, геть отсюда! – старуха пошла на Юпитера с кочергой. – Покоя от вас нет, сумасбродов олимпийских!
Юпитер, как ошпаренный, выскочил во двор.
– Ишь, ведьма старая, – пробурчал он, беря в руки поводья и засовывая последнюю лепёшку в рот.
Когда божественная колесница скрылась в небе, старуха вышла из хижины и отвязала пса:
– Иди уж, баловник, всё спокойно.
– Спасибо, бабушка, – поблагодарил её Голубой джинн и взмыл в небо.
У ворот Олимпа Юпитер распекал Ор, стоящих на входе:
– Целый день сплетничаете о богах, а потом всю ночь спите! Чтоб несли службу как следует, не то я вас на кухню отправлю.
Оры краснели.
– Передайте Марсу, когда придёт, чтобы занимался делом, а то действительно развелось каких-то проходимцев. Никакого уважения, в собственном дворце покоя нет. Меня чтоб не будили, умаялся я.
Чертоги погрузились в тишину, охранявшую божественный сон. Иногда Юпитер дремал лет по десять-двадцать.
Когда джинн появился в своей комнате в пропаленном в нескольких местах плаще, все встревожились.
– Где это тебя так? – спросил Алладин.
– С солнцем боролся? – предположил Яго.
– В салочки играл с Юпитером, – объяснил джинн. – Вспыльчивый бог, и один на один с ним лучше не связываться. Но я выяснил главное: он в нашей войне ни причём.
Глава 10БОГИ НА КАЖДОМ ШАГУ
Утром мастера плотников получили из рук новых военных советников чертежи крыльев и хвостового оперения коня. Консулы сделали важные указания по поводу окраски этих частей, что заняло около двух часов высокопарных рассуждений, где философ и поэт выясняли смысл и предназначение красоты и символичности цветов.
Покончив с этим нелёгким и важным трудом, консулы отправились в молельню, откуда с полчаса раздавались раскаты громового голоса и топанье ногами. Оттуда Рем и Ромул вышли бледными: Марс, получивший указания Юпитера, торопил работы. Впрочем, он одобрил крылья и хвост, лишь бы они не затянули время постройки. Консулы заверили божество, что летающий конь будет намного проворнее, чем если бы его тащить волами. Марс согласился с этой мыслью.
Консулы потратили некоторое время, чтобы рассказать мастеровым, какие кары обрушатся на их головы, если они не успеют всё сделать в срок.
Затем военно-строительный совет осмотрел внутреннее устройство «троянского пегаса». Основное внимание уделили убранству и удобству помещения консулов, которое находилось, конечно же, в голове коня. Джинн посоветовал вставить в глаза, которые служили окнами, прозрачные пластины слюды, иначе в комнату будет задувать ветер и заносить птиц и сор. Замечание было признано ценным.
Лежанки в брюхе коня, на которых будут лежать солдаты, неплохо было бы прострогать, чтобы избавить их от заноз и царапин, но времени на это не хватало, а потому было решено, что три-четыре дня полёта ничего не значат для закалённого римского легионера.
После этого провели небольшой тренировочный парад, чтобы осмотреть войска. Легион, построенный в плотный квадрат, ощетинился пиками и забаррикадировался по команде щитами. В таком виде он представлял собой маленькую неприступную крепость. Такой способ боевого построения был в диковинку Алладину, и он с интересом обсудил с консулами тактику боя легиона. Алладин хотел спросить, как легион собирается построиться в каре на тесных багдадских улочках, но передумал и только похвалил замечательную выучку римских солдат.
– Скажите, славные Рем и Ромул, – обратился к ним с вопросом «Рахмат». – Мы много слышали о пифиях-предсказательницах, к которым обращаются за советом в трудных случаях. Правду ли нам рассказывали о них?
– О! Конечно, – ответил Рем. – Мы уже дважды обращались к ним, чтобы они раскрыли нам судьбу, которая нам предназначена в этом походе.
– И что они вам сказали?
Ромул достал из сумки восковую табличку и торжественно зачитал:
Ты будешь столь же славен, сколько брат,
Все будут пальцами показывать вам вслед!
Алладин с другом переглянулись: похоже, пифии действительно знали своё дело.
– Нельзя ли и нам обратиться к ним?
– Конечно, – консулы с охотой рассказали им дорогу к храму, да ещё дали провожатого, чтобы иностранцы не заблудились.
– Счастливых вам предсказаний судьбы, – пожелали они друзьям и отправились обедать.
В узкой горной расщелине стоял небольшой храм, перед которым курились жертвенные треножники и робко стояли римляне, интересующиеся своим будущим.
Пифия – пожилая женщина с воспалёнными от дыма глазами сидела на помосте, вдыхая пары, поднимавшиеся от жаровен. Туда бросали какие-то резко пахнущие травы и зелья. Закатив глаза, пифия раскачивалась на помосте, бормоча что-то невнятное, а стоящая рядом служительница богини судьбы записывала её бормотание на глиняной дощечке. Потом дощечку можно было обжечь на огне и повесить своё предсказание на стену в комнате.