Так вот, с этого-то злополучного вечера все и началось. Марид Проныра уже был на корабле. Как ему удалось проникнуть на «Пилигрим» незамеченным, втайне от Хатиба, который чувствовал этих тварей на расстоянии, оставалось загадкой... Да только в эту ночь неспокойные сны видели многие. А больше всех был смущен боцман Сэм Гроб, который в ночной тиши, убаюканный мерным покачиванием корабля, слышал странный голос. Он говорил ему: «Обрати внимание на этого малого, он не зря показался тебе странным. А эти голоса в день отплытия, что раздавались из его каюты, были не слуховой галлюцинацией и не шумом в твоей голове от выпитого виски. Заберись к нему в каюту и завладей его кошельком! Ты же так часто думал об этом. Действуй!» Но боцман, конечно же, смутился не столько тем, что услышал чей-то голос, сколько тем, что его неоформившиеся предчувствия и желания стали просто-таки ясными мыслями.
Поэтому, когда Сэм Гроб проснулся, то первым делом заглянул в маленькое слуховое окошко ведущее в каюту Алладина. Там никого не было, это он понял сразу. Было тихо, а на кровати, где спал или сидел юноша, лежал только его полосатый халат. Он-то и был нужен боцману. Самодовольно улыбаясь и радуясь тому, что в его голову приходят такие удачные мысли, Сэм достал запасной ключ от каюты подозрительного пассажира и тут же стремительно покинул свою собственную. Но, как только он подошел к заветной двери, из-за угла выскочил кок Билл Корова. Он был на голову выше боцмана и раза в два шире его. Своей огромной ручищей кок оттолкнул его от двери и высоким голосом, совсем неподходящим к его габаритам, проговорил:
– Ну что, все кружишься возле этого мальчишки?! Наверное тебе не дает покоя его кошелек!
И Билл Корова, хлопая большими глазами, из-за которых, наверное, и получил свое прозвище, беззвучно засмеялся.
– А ну, отойди от двери! – завопил обиженный боцман. – Тебе какое дело? Что ты шпионишь за мной! Твое место на кухне!
– Замолчи, – цыкнул на него Билл Корова и пригрозил боцману большим острым ножом для разделки туш. Сэм Гроб съежился и побелел от страха. А кок довольно заулыбался и, похлопав по плечу притихшего боцмана, прошептал:
– Мальчишка вчера за тарелку каши и кружку чая заплатил мне золотишком. Так что давай действовать сообща. Заберемся к нему в каюту и поделим его добро... Согласен? Что свистишь?!
Испуганный боцман кивнул и проговорил:
– А я думал, это ты свистишь.
Пираты поглядели по сторонам, но никого не увидели. А звук тем временем прекратился. Сэм стал открывать дверь.
А хитрому мариду только это и надо было. Ведь это он незримо кружился над коком и боцманом и, наблюдая, как долго они топчутся у двери, от нетерпения засвистел.
А Хатиб в это время сидел на кровати и слышал голоса за дверью. Он даже не обратил внимания на хорошо знакомый ему звук, издаваемый маридом. А, может быть, джинн принял его за свист одного из пиратов? Как бы там ни было, когда Сэм Гроб и Билл Корова ворвались в каюту, невидимка-джинн от неожиданности тотчас укрылся в светильнике, стоящем на столе. Пираты завладели кошельком Алладина, принялись делить золото. А проныра-марид сделал так, как научил его Маграбинец и, всосав в себя светильник, незаметно покинул каюту юноши.
Никто из друзей не пришел на помощь бедному Хатибу, потому что в это время Алладин, Абу и друг-коврик были на палубе.
Но Алладин сразу почувствовал во всем какую- то перемену. Исчезли легкий ветерок и игривые белые облачка, которые весело бежали по небу, паруса безвольно обвисли, и судно медленно тащилось по водному безбрежью. Океан сразу утратил всякую привлекательность, а жгучее солнце предвещало невыносимо жаркий день. Абу печально вздыхала и жаловалась на плохое настроение. Вскоре на палубе появился Матео, но, к удивлению Алладина, даже не посмотрел в его сторону. Он взял какой-то трос и быстро зашагал к трюму. Ни Надины, ни Азиза почему-то тоже не было видно, хотя обычно с самого утра они уже были на палубе. Другие пассажиры тоже не появлялись. Алладин направился в каюту. Он собирался сказать Хатибу об одном решении, которое принял накануне. Юноша хотел попросить, чтобы джинн отправил всех людей с корабля куда-нибудь в более безопасное место, несмотря на то, что многие из них были ему весьма неприятны. «Но судьбой людей должен распоряжаться Всевышний, а не какой-то колдун Маграбинец и его подружка Злодейка-Судьба», – думал Алладин, подходя к каюте. Когда он вошел и, заперев за собой дверь, тихо обратился к Хатибу, ему никто не ответил.
– Лампа?! – крикнула обезьянка и с ужасом указала на пустой стол. Брат-коврик закружил по комнате, заглядывая под стол и под кровати, но ничего не нашел, кроме нескольких золотых монет, которые обронили пираты. Он вымел их из щели в полу и проговорил:
– Здесь кто-то побывал.
Алладин сразу же узнал дирхемы из своего кошелька и, проверив карманы, сказал:
– Ну, все ясно. Это, наверное, боцман или еще кто-нибудь из пиратов побывали здесь. Кошелька-то нет!
– Ты думаешь, они и старушку-лампу прихватили? – спросил Абу.
Юноша задумчиво посмотрел на друзей.
– Да, без вмешательства Маграбинца и его слуг здесь не обошлось, – проговорил коврик. Он высказал вслух как раз то, о чем все догадывались. Абу вскрикнула и прижалась к Алладину, который, побледнев, смотрел на брата-коврика.
– Ну почему же я раньше не забил тревогу? Ведь ночью мне показалась, что я слышу какой-то свист. Но я подумал, что это просто ветер разгулялся, – корил себя брат-коврик.
– Ты думаешь, что на «Пилигриме» полно маридов? – прошептал в отчаянии Алладин.
– Их, может быть, немного, но даже один способен натворить много бед, – ответил бархатистый летающий друг и печально вздохнул.
Слова мудрого коврика оказались пророческими. В этот же день заболел Азиз, у него поднялась высокая температура. Стояла невыносимая жара и даже вечер не принес спасительной прохлады. На следующий день лихорадкой заболело несколько матросов. И по короблю поползли слухи, что во всем виноват Алладин и его ручная зверушка. Первыми их стали распускать те два купца, что сторонились юноши.
– Обезьяны всегда приносят какую-нибудь заразу. А эта бестия все время крутилась возле твоего сына, – говорил один из них отцу Азиза.
– И матросы с ней забавлялись, – поддакивал другой.
– Он все выспрашивал у нас, кто вы да откуда, а сам толком и не объяснил, зачем едет в Геную, – не унимались купцы.
Надина, которая в это время проходила мимо каюты Мухамеда Шамата, услышав этот разговор, подумала: «А в словах этого купца есть доля правды»... В этот же вечер она подошла к бедному Алладину, вокруг которого сгущались тучи и, сев рядом с ним, проговорила:
– Тут все на корабле очень встревожены начавшейся лихорадкой... Не знаю почему, но все считают, что в этом каким-то образом виноват ты и твоя обезьянка.
К счастью, в это время Абу не было рядом, иначе она от возмущения заговорила бы. А Надина продолжала:
– Всем кажется подозрительным, что ты избегаешь рассказов о себе и о том, зачем ты едешь в Геную...
Алладин вздохнул и ответил ей:
– Я пока не могу рассказать тебе об этом, но скоро ты узнаешь. Но поверь, я ни в чем не виноват перед заболевшими людьми. Так же, как и моя бедная Абу.
Надина смутилась. Ей стало неловко за свои подозрения, и она поспешила заверить Алладина в том, что вовсе не считает его плохим человеком. Когда она ушла, наш герой почувствовал себя еще более одиноким и несчастным. «Если даже такие добрые и чистые души поддаются на уловки маридов, значит над ними нависла настоящая беда», – подумал он.
Алладин не прекращал поиски своей лампы. Ему даже удалось несколько раз незаметно пробраться в каюту боцмана и кока, но он ничего там не нашел. Наконец, юноша даже осмелился прямо спросить у пиратов о светильнике. Но те, думая, что он намекает на пропажу кошелька, пригрозили расправой.
А коварный штиль, который сковал не только море, но и души людей, длился уже вторую неделю. Выцветшее бледно-голубое небо пылало жаром и на нем не было видно ни одного, даже малюсенького, облачка. Зато над Алладином нависли черные тучи. Лихорадкой заболели еще два матроса, кок Билл Корова, молодая вдова, что самое печальное, юнга Матео. Узнав о его болезни, наш герой тут же направился в каюту бедного юнги. Но, как только он открыл дверь, тот резко сказал:
– Не приближайся ко мне! Я не хочу тебя видеть!
И юноша, который еще никогда не чувствовал себя таким несчастным, едва сдерживая слезы, вернулся в свою комнату. Там теперь безвылазно сидела его бедная Абу. Она пряталась под кровать и замирала от страха, когда слышала за дверью чьи-нибудь шаги. Малышка боялась расправы. Ведь со всех сторон только и слышалось: «Обезьяну – за борт!»
Алладин взял на руки своего маленького зверька и молча присел на кровать. Душа его разрывалась от боли и обиды. Абу никогда еще не видела столько горя и безысходности в глазах своего хозяина.
– Неужели все пропало? Еще чуть-чуть – и люди просто разорвут нас на части, – тихо говорил юноша. – Ну где же Хатиб? Что могло произойти, ведь мариды бояться его, как огня?..
И вдруг брат-коврик, который бархатистой трубочкой печально висел в уголке, развернулся и, двигая своими подсолнухами, подплыл к Алладину.
– Что зря вздыхать, мой господин, еще не все потеряно... И ты можешь вернуть свое доброе имя. Ведь фляга с живительной водой у тебя с собой?!
– Да, – отозвался юноша.
– Так иди и помоги этим несчастным. Ведь если даже Великая Птица Рух ожила от трех глотков, то людям и капли хватит.
И Алладин, в глазах которого появилась надежда, сразу же направился к Азизу.
Дверь ему открыла Надина.
– Что тебе нужно? – удивленно спросила она. – Разве ты не знаешь, что отец мальчика не разрешает тебе и приближаться к каюте?
Девушка собиралась уже закрыть дверь, но юноша, взяв ее за руку, проговорил:
– Надина, умоляю тебя, если у тебя есть хоть капля жалости к умирающему ребенку, дай ему отпить глоток из этой фляги.