– Делай что хочешь, сестра, – сказал он крайне решительным тоном, – но разговор между тобой и Францем Фердинандом должен состояться немедленно. Дело настолько важное и срочное, что совершенно не терпит отлагательств. Так что зови сюда господина Джорджевича и начнем, а пока что прочти рекомендательное письмо, написанное болгарским царем Михаилом Францу Фердинанду прямо среди дымящихся руин Константинополя, а также то, что дала ему с собой императрица Ольга. Кроме того, с этим Францем Фердинандом связано еще одно дело, от которого напрямую зависит безопасность нашей Сербии, но об этом тебе доложит господин Баев, когда закончит со срочно возникшими делами.
– Джорджи, – вздохнула Елена, – я, честное слово тебя не узнаю. С каких это пор ты стал у нас проводником австрийского влияния?
– А ты прочти эти письма, сестрица, и сразу перестанешь задавать дурацкие вопросы, – сказал тот, протягивая королеве два конверта. – Для тебя их императрица Ольга и царь Михаил и писали. Я даже удивляюсь, почему Франц Фердинанд не представил тебе их раньше? Наверное, хотел вручить при личной встрече, не вовлекая в это дело посторонних. И вообще, Игорь Михайлович говорит, что Франц Фердинанд – это, быть может, один из самых приличных политиков в австрийской камарилье. Таких людей, как он, надо ценить, а не мариновать в приемной по несколько дней.
– Вот как… – Вид у Елены был задумчивый. Наконец она тряхнула головой, улыбнулась и сказала: – Ну ладно, Джорджи, я их прочту… А ты пока, не в службу, а в дружбу, скажи кому-нибудь, чтобы по срочному делу позвали сюда господина Джорджевича. Если, по твоему мнению, я все-таки должна заняться этим делом, то хотелось бы разделаться с ним как можно скорее.
Когда любезный Джорджи вышел, Елена приступила к чтению. Сначала она ознакомилась с письмом императрицы Ольги, а потом прочитала послание и от мужа. И по мере того, как продвигалось чтение, морщины на ее лбу разглаживались, а настроение улучшалось.
«Ну это же замечательно! – думала Елена, – Если все будет сделано так, как задумала Ольга, то к Сербии без всякой войны вернутся ее исконные земли. Наверняка этот хитрый план придумал господин Одинцов. Да-да, не иначе – ведь он дьявольски умен! Но только бы поскорее издох этот злобный старик Франц-Иосиф, чтобы все запланированное им стало возможно…»
Войну молодая сербская королева не любила. Воевать ради спасения страны и чтобы выручить свой народ из рабства, она готова, но только не в том случае, когда требуемого возможно достичь при помощи политических комбинаций. Сербский народ надо вывести из австрийского рабства, а не сжечь в кровавой войне с превосходящим противником.
Королева все больше преисполнялась оптимизмом – и тут сообщили, что прибыл господин Джорджевич, так что можно звать Франца Фердинанда с его супругой и начинать разговор.
Со стороны своего премьер-министра Елена не ожидала каких-либо особых протестов по поводу соглашения с австрийцем. Никаких существенных национальных антипатий Владан Джорджевич не имел, яростным сербским национализмом не страдал, и при условии соблюдения национальных сербских интересов был готов договариваться с кем угодно: болгарами, русскими, австрийцами, хорватами, да хоть с самим господином Сатаной. Медицинское образование этот человек получил в Австро-Венгрии, потом в составе прусской армии с разрешения сербского правительства врачом отправился на франко-прусскую войну, был там начальником полевого госпиталя. Впрочем, вся последующая его жизнь была посвящена Сербии. Его усилиями в стране была создана военная и гражданская медицина, до того напрочь отсутствовавшая. Он был личным врачом короля Милана Обреновича (даже у капризных тиранов шалит здоровье), успел потрудиться и на дипломатической службе – послом в Афинах и Стамбуле, а также по гражданской части – мэром Белграда. А вершиной карьеры это незаурядного сербского политика-врача (эти обычно исповедуют принцип «не навреди») была должность премьер-министра Сербии. Первый раз он занимал этот пост в 1897–1900 годах во времена короля Александра Обреновича, и ушел в отставку после того, как этот не самый лучший из королей женился на придворной даме Драге Машин. И именно эта история привела к перевороту 1903 года, однако господин Джорджевич в ней уже замешан не был, ибо вел жизнь частного лица. И вот семь лет спустя о нем вспомнили и вернули на самый верх государственной пирамиды, где над ним были только королева Елена, Господь Бог, и более никого.
Там же и тогда же.
Премьер-министр Сербского королевства Владан Джорджевич.
Новость о том, что мне требуется срочно, прямо сейчас, провести переговоры с наследником австро-венгерского престола, поначалу привела меня в определенное недоумение. Да и до переговоров ли сейчас этому человеку, когда его дядя лежит в постели с жестокой простудой? Мне ли как врачу не знать, насколько опасны любые заболевания в таком преклонном возрасте?
Но, как оказалось, мое первое впечатление было в корне неверным. С первых же слов в нашем разговоре Франц Фердинанд ошарашил нас всех до глубины души.
– Господа, – глухо проговорил он, – чтобы сразу обозначить важность нашей сегодняшней дискуссии, должен сказать, что у моего дяди не простуда, как сообщают в газетах, а апоплексический удар… Не буду вдаваться в причины, приведшие к столь печальному результату, скажу лишь, что прогноз врачей не предусматривает выздоровления императора Франца-Иосифа и возвращения его к исполнению императорских обязанностей. Так что, как только я приеду в Вену, меня начнут сажать на трон – сначала в качестве регента, пока жив мой дядя, а потом и императора. А вот тогда начнется такой веселый танец чардаш, что на какие-либо переговоры уже не будет времени. Только успевай отгребать в сторону то, что нападало прямо на голову. И в это бурное время мне бы хотелось, чтобы ваше королевство оставалось дружественным к претерпевающей обновление Австро-Венгерской империи…
Спокойным к этому сообщению остался только принц Джорджи – и то, наверное, потому, что узнал эту новость прежде нас, а иначе с чего бы он проявил столько энергии, чтобы организовать эту встречу? Некоторое время и я и Ее Величество королева Елена не могли вымолвить ни слова, и лишь переглядывались между собой. Правда, королева явно тоже кое-что знала (хотя и меньше своего брата), поэтому оправилась от удивления раньше меня.
– Уважаемый Франц Фердинанд, – сказала она, стараясь хранить величественно-невозмутимый вид, – если дела пойдут так, как описано в письме русской императрицы, то, безусловно, Сербское королевство будет настроено к вашей империи весьма дружественно. Нас уже убедили в том, что попытка взять земли с чуждым населением и присоединить их к Сербии будет иметь для нашего государства весьма печальные последствия. Но все земли, на которых сейчас живут сербы, непременно должны войти в состав нашего государства. Когда-то ваша империя звала к себе сербов, чтобы из них составить отряды граничар, прикрывающих ваши мирные земли от турецких набегов. Если где-нибудь в Австрии или Венгрии один солдат приходился на пятьдесят жителей, то среди сербов Пограничья солдатом был каждый седьмой – то есть все взрослое мужское население. Потом Османская империя одряхлела и перестала представлять угрозу, а сербы, живущие на территориях Австро-Венгрии, из защитников вашего государства превратились в гонимое и унижаемое меньшинство…
– Все верно, – согласился эрцгерцог, – наше государство в долгу перед вашим несчастным народом. Но надо сказать и вот еще что: пока Пограничье управлялось напрямую из Вены, ваши соплеменники находились во вполне привилегированном положении. Дела там стали портиться только после того, как эти земли передали в состав Венгерского королевства…
– Босния и Герцеговина и сейчас управляется напрямую вашим имперским министерством финансов, – сказал я, – но положение сербов на этих исконных сербских землях далеко от нормального. Мир на Балканах наступит только тогда, когда все исконно сербское вернется в состав нашего государства. Ведь для вас мы не только славяне, но и иноверцы-схизматики, чуждые господствующему у вас католическому мировоззрению.
Наш собеседник немедленно парировал мои слова:
– И именно поэтому некоторые ваши политики строят планы построения Великосербской империи, куда должны войти все Балканы и кое-что еще, и им уже безразлично, чего хотят, а чего не хотят окружающие вашу Сербию народы. В своем ослеплении Великой Идеей они готовы убивать всех, кто кажется им препятствием для достижения их целей. – Его глаза сумрачно блеснули. – Вот и на нас с Софией, когда мы направлялись на встречу с вами, тоже было совершено покушение, не достигшее своей цели только потому, что в это дело вмешалась злая русская Загранразведка и небезызвестный вам господин Баев. Его люди частью перебили, частью скрутили покушавшихся, потому что в Санкт-Петербурге на наши договоренности сделана серьезная ставка, и вашей золовке Ольге совсем не хочется, чтобы человек, с которым можно договориться, вдруг пал от руки террористов.
– Да, верно, – подтвердил принц Джорджи на сербском языке (до этого разговор шел по-немецки), – и по части покушения, и насчет того, насколько серьезно русские власти относятся к сложившемуся положению. Наша страна буквально больна людьми, решившими, что бомба, яд и кинжал являются лучшими средствами для достижения их политических целей. Но это не так. Это – путь к политической дикости, всеобщей ненависти к нашей нации и последующему разгрому сербского государства. Ведь если бы это покушение удалось, то уже завтра на территории Австро-Венгрии начались бы сербские погромы, а в международной политике мы оказались бы в полной изоляции. Государство, которое убивает своих гостей, не заслуживает не только уважения, но даже обыкновенного человеческого снисхождения. От нас отвернулась бы даже Россия, потому что мы не оправдали ее доверия. Поэтому, чтобы избежать чего-то подобного в дальнейшем, в настоящий момент армейские части под руководством генерала Радомира Путника и при помощи наших русских друзей проводят аресты членов так называемой «Черной Руки», чтобы разом подвести эту клоаку отчаянных патриотов под общий знаменатель.