— Что Вы думаете о Сергее Гармаше, который сыграл в вашей картине одну из важных ролей?
— О Сергее Гармаше я всегда говорю с большим удовольствием. Это один из самых замечательных актеров, с которыми мне довелось в жизни встретиться. И вот что для меня было самым любопытным. Польские актеры смотрели на него с огромным интересом: какая у него богатая душа, как он двигается, говорит, они видели в нем образец подлинной, высокой человечности. Он просто фантастический актер. И самое главное: я очень ему благодарен за то, что он согласился участвовать в этом фильме. Ведь он мог посчитать, что фильм будет неоднозначно воспринят и вовсе не обязательно в нем сниматься. Но Сергей ни секунды не колебался, сразу сказал: да! И это было прекрасно. Это значит, он хочет того же, чего и мы: чтобы мы не только делали совместные фильмы, но и жили вместе, как добрые друзья, чтобы отбросили все то, что у нас за спиной. А чтобы это осуществилось, нужно делать фильмы на эту тему — показать, какова была правда тех времен.
— Если говорить о фильме «Аир» — какая из ваших картин ближе всего к ней? Может быть, «Всё на продажу»?
— Пожалуй… потому, наверно, что это исповедь. Признаюсь, для меня это стало большой неожиданностью. Никогда не думал, что Кристина Янда захочет говорить перед камерой, — я мог надеяться, что она только с глазу на глаз со мной согласится разговаривать так откровенно. В результате получился фильм об актрисе, которая, с одной стороны, — персонаж фильма, а с другой не перестает быть собой, живет в реальном мире. Такое редко удается, в художественных фильмах в основном бывает так: развивается некий вымышленный сюжет, в котором рассказывается об актере. Есть много пьес на эту тему, в том числе прекрасные российские, из них пошли крылатые фразы, например… как это в, по-моему, в «Без вины виноватых» (говорит по-русски): мы артисты, наше место в буфете. И так можно сказать… В чем сила этого фильма? Мне кажется в том, что придуманная история — литературное произведение, написанное не для экранизации, — стала историей совершенно реальной. Интересная штука: у меня такое впечатление, что кинематограф движется именно в этом направлении — появляются фильмы, в которых режиссеры стараются совместить две вещи: вымысел и абсолютную правду документа.
— Какие опасности тут кроются: ведь это история, чрезвычайно приближенная к жизни, вы говорите о своем близком друге.
— Да, определенный риск тут был. Будь я моложе, никогда бы на такое не решился. Но я снимал уже свой пятидесятый фильм, много чего повидал и подумал, что это знак свыше — судьба захотела, чтобы наша встреча с Кристиной Яндой состоялась. Ведь Кристина дебютировала в кино у меня, в «Человеке из мрамора», так что мы уже много лет знакомы, много лет дружим. Главное, возможно, в том, что она вовсе не мне хочет открыть душу, она вообще хочет свою историю рассказать, а я только посредник. Поэтому камера не вмешивается в ее рассказ, неподвижна, не приближается — актриса не исповедуется перед камерой, как, например, это бывает на телевидении, она просто рассказывает. По-моему, слова сами по себе сильнее, говорят больше, чем в случае, если бы она этот текст сыграла. Иначе получилось бы «всё на продажу», а Кристина этого не хотела, ей хотелось просто поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, показать, что́ они значили для нее как для женщины, матери, жены. Думаю, это был мой долг.
— Это фильм о смерти, но, несмотря на трагический финал, он показался мне очень светлым. Как вы этого добились?
— А это есть в рассказе Ивашкевича. Всякая смерть вызывает протест, особенно смерть молодого человека, ведь у него еще целая жизнь впереди. Почему именно он тонет? — более естественно было бы, если б ушла она, а он остался и продолжал жить. Зритель не желает с этим соглашаться, бунтует. Важная составляющая фильма — природа, хотя в действии она не участвует, не мешает и не помогает героям. И главная заслуга тут оператора, моего друга Павла Эдельмана, который как раз сейчас работает здесь, в Берлине, с Романом Полански, мы вчера с ним виделись. Он сумел прекрасно передать связь между двумя персонажами фильма и природой, показав, как, например, их освещает солнце… Что-то похожее было в античных трагедиях — они игрались в залитых солнцем греческих амфитеатрах. В театральной постановке такое передать невозможно. Мы решили природе не помогать. Не создавать, скажем, некое настроение, например, меланхолическое — нет, мы предоставили бессмертной природе полную свободу.
— Вы прожили долгую, очень интенсивную жизнь в кино, но сейчас пришло много новых режиссеров. Вы не чувствуете себя одиноким в этой толпе?
— Нет. Я столько лет был связан с польской кинематографией и всегда хотел, чтобы нам на смену пришли способные, замечательные люди, и верил, что они придут. Конечно, плохо, когда ждать приходится долго. Я свой первый фильм сделал, когда мне было 27 лет. Помню, как я был счастлив, увидев на экране в титрах свою фамилию. Многие режиссеры начинают поздно, но это не их вина. Сейчас ситуация улучшается, кинематографу оказывается кое-какая поддержка, надеюсь, мы тоже найдем способ, чтобы готовые фильмы выходили на экран, у нас сделать фильм и показать фильм — две совершенно разные вещи, на прокат нужно получить из бюджета дополнительные средства. Думаю, мы и этого добьемся. Мне бы хотелось, чтобы кино жило, в конце концов, оно возникло в 1945 году, в очень трудный момент, испытало множество ограничений — цензурных и прочих, и мне было бы очень горько, если бы этот вид искусства утратил свое значение. Надеюсь, этого не произойдет.
— Если вспомнить ваш фильм о Лехе Валенсе, почему путь к этой картине был таким долгим? «Большое» — по словам одного русского поэта «видится на расстоянии»?
— Дело в том, что я видел Леха тогда, когда происходили эти события, встречался с ним, был также членом совета, который он создал… И эти обрывки застряли в моей памяти, в моем воображении. Так, я видел эти времена, когда было еще непонятно, что будет дальше, всё было впереди. А потом мне всегда не нравилось, что Лех Валенса, который является абсолютным героем нашего времени, неожиданно оказывается отодвинутым, все о нем забыли, где-то, что-то… Почему? Других героев мы помним — интеллигентов, естественно, — а он вдруг оказался на обочине. А ведь никто другой, только он, благодаря своему благоразумию, не конфликтуя с властью, а решая всё с помощью диалога, добился больше, чем кто-либо другой.
— Вы часто с ними не соглашались?
— Это отдельная история. Фильм не рассказывает о том, что было после того момента, когда я перестал с ним соглашаться.
— Эйфория побед сменилась горькой реальностью? От демократических лозунгов до настоящей демократии оказался слишком длинный путь?
— Без всяких сомнений. Демократия никогда слишком долго не гостила в Польше, поскольку всегда были какие-то причины, по которым кто-то другой решал нашу судьбу. Сегодняшняя демократия не такая, о которой мы когда-то мечтали. Меня интересовал в фильме период от момента победы «Солидарности» до момента обретения независимости, когда Польша стала свободной страной. То был трудный период, и он до сих пор еще не завершен. Сейчас у нас нет такой партии, в которую я хотел бы вступить.
— А что знают об этом времени те молодые актеры, которые задействованы в вашем фильме?
— Поначалу мне казалось, что они ничего не понимают. Но когда они начали играть свои роли, причем не только главные, но также фоновые, эпизодические — я ведь помню рабочих верфи, поскольку делал фильм «Человек из железа» на той же верфи, — я вдруг понял, что эти молодые актеры понимают, за что эти люди борются. И должен сказать, что я особенно счастлив потому, что молодежь, собравшаяся вокруг фильма, в каком-то смысле дает мне веру, что, когда понадобится, когда придет время, они скажут свое слово, причем за правое дело.
— Достаточно хотя бы мельком взглянуть на вашу обширнейшую фильмографию, как напрашивается вопрос — как можно делать такие разные фильмы и оставаться Вайдой?
— Если ты хочешь снять фильм, вовсе не обязательно самому писать сценарий, тут не упорствовать надо, а искать тему — и найти ее можно где угодно: в литературном произведении, в газете; правда, на это уходит много времени. Тем не менее я считаю, что другого пути нет. Если режиссеры только копаются в себе, картины становятся похожи одна на другую, в них, как правило, играют одни и те же актеры, снимают их одни и те же операторы — из таких картин просто уходит жизнь. Фильмы нужно снимать с новыми актерами — не с теми, с кем уже работал, с новыми операторами, нужно отыскивать новые темы — тогда есть шанс, что фильм получится живой. И если у меня создастся такое впечатление, то, надеюсь, и у зрителя тоже.
— У вас, прямо скажем, неформальное, абсолютно особое, можно сказать, родственное отношение к русской культуре, русской литературе, русскому кино… Каковы его корни?
— …это давняя история. Все началось с моей дружбы с Гришей Чухраем, с Андреем Тарковским, с другими… я многих знал. Помню, Андрей захотел, чтобы я взял его ассистентом на съемки «Канала» (он тогда еще учился во ВГИКе), но ему не позволили: с чего это он будет моим ассистентом?! Посчитали, что это нехорошо… как бы лучше сказать… с политической точки зрения. Я часто с волнением вспоминаю те времена. Все мы прекрасно понимали друг друга, хотя говорили на разных языках.
Гас Ван Сэнт
Гас Ван Сэнт снял много фильмов. Чересчур, по-моему, много. Операционщики IMDb, разумеется, в первых строках упоминают, на мой взгляд, невыносимо американский фильм про умницу Уилла Хантинга. Мэтт Деймон, автор сценария, спустя год после премьеры, со слезами на глазах пафосно прижимавший к бойцовской груди мускулистыми руками вожделенную оскаровскую статуэтку, просто-напросто выучил даже не на пятерку заветы из учебников «Как сделать сценарий успешным» — и не более того. Этот фильм, как и «Найти Форрестера» — то, что в прошлом Гас Ван Сэнт отрицал самим фактом возникновения такого шедевра, как «Мой личный штат Айдахо». Правда, сам Гас Ван Сэнт, если поверить тому же IMDb, не заморачивается по этому поводу, высказываясь, скорее, за всеядность собственного стиля — так, дескать, получилось, дали бы бюджет побольше, можно было, наверное, снять и очередного Бонда. Словом, он доказал прежде всего Америке, в последнюю очередь Европе, — что как режиссер он умеет вс