— Какую роль играет в этой истории девочка? То, как она переходит, так сказать, на позицию отца… это поворотный момент в фильме, поворотный в эмоциональном плане, не в режиссерском…
— Когда она видит, что мать остается? Да, это очень важный поворотный момент. С одной стороны, это момент, когда мать впадает в глубокую депрессию, потому что жертвы насилия часто впадают в состояние полной пассивности, они сами себя ненавидят и просто перестают сами о себе заботиться. А с другой стороны, девочке просто хочется жить. Поэтому девочка инстинктивно тянется к тому из родителей, кто сильнее. Девочка знает, что мать, находящаяся в таком состоянии, мало чем ей поможет. Мать слишком слабохарактерна. И девочка внезапно перебегает в другой лагерь, переходит на сторону отца. Это очень жестоко, но в жизни так случается. Маленькие дети порой так себя ведут. Когда мать моего сына сильно заболела и попала в больницу, ребенок спустя пять минут захотел уйти из палаты, он не обнимал маму, он полностью сосредоточился на мне, потому что подумал: «От мамы большого толка не будет, она не станет готовить мне еду, она не станет сегодня укладывать меня спать, я должен найти другого человека, который будет обо мне заботиться. О! Это будет папа! Давай уйдем из больницы, пойдем домой». Так ведут себя маленькие дети. Они хотят жить.
— Все — в Европе, повсюду — говорят о свободе. Какую специфическую разновидность свободы мы видим в вашем фильме? Почему жена не настолько свободна, как свободен ее муж? Почему муж запрещает ей курить?
— А, запрещает курить… Ну это просто правило такое. Муж придумал такое правило. Вообще-то все имеют право курить, я в своем доме всё время курю… Нет, конечно, свобода есть, но в браке, где есть домашнее насилие, оба супруга впадают во взаимную зависимость. Это взаимная зависимость, взаимная несвобода. Конечно, ему непозволительно делать то, что он делает, — бить жену. И если бы жена вызвала полицию, полиция приехала бы немедленно. Но уточню: даже если он сам полицейский, полиция немедленно бы приехала. Это не та страна, где можно бить жену, а полиция покроет ваши преступления, нет. Но если у тебя такие отношения с мужем, зависимость становится такой сильной, что ты больше психологически неспособна позвать на помощь. Так бывает в жизни. Так что она — вроде пленницы. Потому что ей стыдно. Она стыдится того, что с ней происходит. Она никому не рассказывает о происходящем. На ее месте вам тоже было бы стыдно рассказывать людям об этом. Вы считали бы, что вынуждены как-то терпеть свои беды. Слишком трудно было бы признаться в том, что происходит.
— Но ваш фильм — не обвинение в адрес общества?
— Нет. Я ни в чем не обвиняю общество. Тут другая причина — эмоциональное состояние героини. Конечно, тут есть социальный аспект: нужно уделять больше внимания проблеме домашнего насилия, больше помогать женщинам, да и мужчины тоже нуждаются в какой-то помощи в этих ситуациях, надо их как-то разруливать… Но мой фильм о другом. Мой фильм — о потенциальных последствиях конфликта, когда отношения приобретают такой вот характер, когда тебе кажется, что ты бессилен контролировать ситуацию… Ты реагируешь на происходящее так, как никогда от себя бы не ожидал…
Он уплыл«Моего брата зовут Роберт и он идиот»
— Большое вам спасибо, мне кажется, это лучший фильм, который я тут видел. Ася хочет задать вам первый вопрос: как вы относитесь к философии — брат и сестра постоянно изучают философские труды…
— Я соприкоснулся с философией, когда мне было уже сорок лет. Правда, в детстве, лет в двенадцать, мне хотелось стать астрофизиком, я много размышлял над тем, каким образом и почему возникла Вселенная, что такое кварки и тому подобное… И о том, что такое время, я тогда тоже размышлял. А когда я начал готовиться к этому фильму, мне просто подсказала интуиция, что для фильма можно собирать материалы о поисках истины, о философии, и я просто поразился, когда начал по-настоящему читать философов. Свобода философии, когда она говорит тебе: «Сейчас мы просто поразмыслим об истине, не задумываясь, куда это нас приведет», — эта свобода тебя колоссально раскрепощает. Наше общество устроено так, что мы неотступно думаем о своих целях: как доехать до аэропорта, как снять телепередачу. Фактически мы как бы продвигаемся поэтапно, думаем, как бы добраться до следующего этапа, но не задумываемся о том, куда нас эти этапы ведут, словно это ничего не значит. Философия — единственная область цивилизации, где ставятся вопросы и позволено давать на них любые ответы, которые придут в голову. Обычно, когда мы задаемся вопросом, в нем уже заложен ответ, мы обязаны прийти к какому-то позитивному ответу. А философия очень радикальна, она может дать ответ, что все абсолютно бессмысленно. Или что все сотворено Богом. Или что люди — просто рабы муравьев. Потому что с точки зрения муравья люди существуют только для того, чтобы сажать деревья, у которых живут муравьи. Итак, философия дает тебе огромную свободу.
— А какова роль… сверчка в этом фильме?
— Ну, как и в другие элементы фильма, в него вложены сразу два значения. Первое: он заменяет Роберта. Как только Роберт уходит, Елене становится одиноко и она хватается за какую-то замену. Потому что она просто не может оставаться в одиночестве. Второе: сверчок — существо, живущее настоящим. Потому что у сверчка нет никакого понятия о будущем. Итак, он просто существует, не думая о времени. Сверчок намного ближе к реальности, чем мы с вами, потому что мы постоянно уже уносимся в будущее, или погружаемся в прошлое, а сверчок просто есть здесь и сейчас. Кроме того, сверчок проделал нечто фантастичное. Говорят, что жизнь всегда найдет способ спастись и у жизни всегда есть будущее. Пока мы не испустили дух, до самого последнего момента у нас всегда есть будущее. У нас в сценарии упоминался сверчок в сигаретной пачке, и мы думали, что он либо выпрыгнет и улетит, либо разрушит ее своими прыжками и спасется. Но, выбросив сверчка в воду, мы не подозревали, что сверчки вообще-то умеют плавать, что он поплывет и спасется. А он в конце концов уплыл. В общем, в итоге сверчок открыл нам нечто совершенно новое: мы и не знали, что сверчки умеют плавать. Не догадывались.
— Говоря обобщенно, об этом эпизоде и о сверчке, и о природе в целом, я бы сказал, что природа спорит с вами.
— Да, природа словно говорит: «Я здесь и предлагаю тебе пространство для того, чтобы ты был счастливым, чтобы ты был человеком. Готов ли ты принять это пространство под свою власть?» И конечно, я считаю, что цивилизация не готова принять это пространство, которое нам предлагает природа. Мы только и делаем, что его разрушаем.
— Есть ли в первой части фильма какие-то предвестья того, что произойдет дальше? Или вы стараетесь избегать таких предвестий?
— Один признак есть — это фраза, которую говорит героиня… По-моему, это сказал кто-то из досократиков, я могу это проверить. Это фраза: «Как может прекратить существование то, что имеет право на существование?» И в этом, разумеется, предчувствие финала, когда происходит убийство Эриха, и Роберт, вероятно, тоже вскоре погибнет. Это первый признак, а второй — возможно, их взаимная агрессивность, то, как быстро они переходят от близости к агрессии. Конечно, это нам указывает, что перед нами очень радикальные личности, и мы не знаем, чего от них ждать.
— Мне показалось, в этом фильме вы попытались остановить время.
— Возможно, потому-то я монтировал его несколько лет, ведь когда я занимался монтажом, мне казалось, что время остановилось — но этого, конечно, не случилось. Да, мои герои пытаются остановить время. По-моему, люди все время пытаются это сделать. Когда мы смотримся в зеркало, мы всегда стараемся выглядеть моложе, чем на самом деле, мы становимся моложавыми взрослыми, а когда ты маленький, ты мечтаешь получить водительские права, мечтаешь вырасти, мечтаешь наконец-то выкинуть ключ от родительского дома и зажить в своей квартире. А когда всё это обретаешь, ты, в сущности, пытаешься замедлить время. Ты вспоминаешь, как хорошо быть ребенком, и ты готов жить в маленьком изолированном мирке — в собственном пространстве-времени, как у моих героев-близнецов. И мои герои боятся времени, они хотят навсегда остаться в текущем мгновении. Всем людям хочется навсегда остаться дома, что бы они ни вкладывали в понятие «дом». Нам не хочется чувствовать себя беззащитными. Мы все хотим остановить время и остаться где-то, где когда-то были счастливы. То есть в прошлом.
— …Для этих детей дом — это автозаправочная станция…
— Не знаю, как в России, а в Норвегии, если я в выходные оказываюсь на автозаправке, то там подростки устраивают грандиозные вечеринки, потому что алкоголь там чуть дешевле, чем в барах, а родители далеко и учителя их не видят — это такое место встреч. И то же самое в Германии: если есть автозаправка, там люди тусуются. Потому что с одной стороны, по-моему, молодые люди обязательно тянутся к местам, через которые проходят какие-то транзитные пути. Им нравятся такие места, потому что в них предвосхищаешь будущее, которое скоро наступит. То же самое с местами, которые мы помним по своему детству. Вот чем служит им автозаправка. Во-вторых, для нас автозаправка — это была возможность выстроить место действия фильма. Потому что она выглядит как место, где в твоих детских представлениях есть идеальные условия для счастья. Водители за рулем, все время звучат песни, постоянное движение, электрический свет — это же рай. И конечно, вопрос в том, почему герои оставляют свой маленький мирок близнецов и отправляются в этот рай? И в этом трагедия. Мы с самого начала знаем, что они попытаются остановить время, но как и в любой трагедии: тебе уготована определенная судьба, и, пытаясь избежать этой судьбы, ты нечаянно попадаешься на ее пути.