— Детектив — это лишь повод. Я хотел им воспользоваться, чтобы рассказать историю семьи, в которой найдется место размышлениям о женщинах, феминизме, семье, равно как и об актрисах и о кино. Детективный компонент просто позволяет соединить всех этих восьмерых женщин в одном месте и придать некое правдоподобие ситуации. Впрочем, я считаю, что фильм вполне может прочитываться на многих уровнях. Кого-то интересует детектив, кого-то — семейные отношения, кого-то — сами актрисы.
— То есть детектив — это лишь приманка для зрителя…
— Да, каждая из женщин ведет расследование, центром которого является и она сама, и другие. Вдруг тебя осеняет, что ты не знаешь, что скрывается за внешностью. Любопытно взять маску буржуазности, сорвать ее и показать, что остается под ней. Фильм как раз и показывает то, что человек не хочет обнаруживать. А это неизбежно ведет к комедии.
— Есть ли в начале картины ключи к разгадке интриги?..
— Думаю, да. Если вы посмотрите фильм, уже зная конец, вы заметите маленькие детали, которые помогут вам предугадать развязку. Но это сложно. Интрига, как у Агаты Кристи. В конце будто разыгрывается театральное представление. Все узнают нечто, о чём не подозревали. Зритель отвлекается от детективного сюжета, почти забывает о нем, потому что значение имеет нечто другое. Важно понять, кто эти женщины.
— У вас, как и в «Каплях дождя…», актрисы получают возможность не только сыграть, но и спеть и станцевать, что, впрочем, здесь выглядит более привычно — жанр заявлен с большей отчетливостью…
— Мне хотелось дать актрисам дополнительную возможность раскрыть себя. В то же время, поскольку они не профессиональные певицы и танцовщицы, это почти документальные свидетельства талантов самих актрис, которые раскрывают их заново и по-новому — не только как исполнительниц высочайшего класса. Они вдруг полностью отдаются песне, танцу и перед нами уже словно и не персонаж, а актриса, женщина. Это к тому же была и игра с театральностью. То, что актриса смотрит на зрителя, смотрит в камеру, создает ощущение близости, новых эмоциональных отношений.
— Редко увидишь фильм, во время которого зритель аплодирует, а это происходило на премьере фильма в Берлинале палас постоянно. В этом есть даже что-то странное…
— Почему странное? Я всегда доволен, когда зритель аплодирует. Хотя, когда мы снимали, я об этом не думал. Прекрасно, когда зритель видит поющих и танцующих Изабель Юппер, Фанни Ардан, Мишель Морган, Людивин Санье, Катрин Денёв, Вирджини Ледуайен, Эммануэль Беар… Они будто отдают себя зрителю, после чего зритель рад выразить аплодисментами свою к ним любовь. Я безумно хотел пригласить только очень красивых, гламурных, популярнейших актрис. В каком-то смысле воскресить дух 1960-х годов с их яркими красками. Мы специально настраивали свет так, чтобы каждая актриса выглядела как можно красивее.
— Ваш сияющий красками — и жанровыми, и визуальными — фильм в каком-то смысле антитеза «догме»…
— Меня лично «догма» не интересует. То есть мне интересно смотреть эти фильмы, но не делать их самому. Мне ближе голливудское кино 1960-х, которое часто снимали европейские режиссеры, оказавшиеся в США. Это фильмы Билли Уайлдера, Любича, Минелли… Это «Техниколор», работа с цветом, костюмом и одновременно это очень популярные фильмы. В них не было презрения к зрителю. Они говорили о важных вещах. Вот такое кино мне ближе. Поэтому мои фильмы производят впечатление антидогмы.
— На площадке не было ощущения соревнования таких выдающихся талантов?
— Нет, между актрисами существует солидарность. По-моему, им было приятно работать вместе, потому что с самого начала они поняли, что это демократический фильм, у каждой своя роль, свой танцевальный номер. Они понимали, что для успеха фильма необходимо, чтобы все они работали как единое целое. Я бы сказал, что присутствовал элемент позитивного соперничества. Все старались показать себя с лучшей стороны, но не за счет кого-то другого. Думаю, при просмотре фильма чувствуется, что актрисы получали удовольствие. К тому же, когда вы приглашаете актрис вроде Фанни Ардан или Катрин Денёв, сразу понимаете, что за ними тянется целый шлейф образов из фильмов Годара, Шаброля, Трюффо. На меня это производило большое впечатление. С самого начала я постарался от всего этого спрятаться, отвлечься, забыть всё, что они делали прежде, забыть, что они звезды. Сказал себе: это просто женщины, актрисы, с которыми я в данный момент работаю. Разумеется, что-то всплывало наружу, проявлялось из предыдущих работ, но я старался не поддаваться незримому влиянию ролей, которые они сыграли раньше.
— Вы, наверное, перечитали массу детективных романов, прежде чем приступили к фильму «Бассейн»?
— Да нет. В молодости я читал много детективов, любил Агату Кристи. Скажем, мой предыдущий фильм «8 женщин» как раз такого типа. Но на сей раз меня интересовало не столько преступление, сколько женщина, писательница детективов. Мне всегда нравились многие писательницы этого жанра, та же Агата Кристи или Патрисия Хайсмит, Патрисия Корнуэлл. Меня интересовало несоответствие между их внешностью и тем, о чем они пишут.
— Режиссер в каком-то смысле тоже следователь, детектив…
— Пожалуй, да. Когда я пишу сценарий, я нахожу у себя много общего с авторами детективов: нужно найти сюжет, нащупать детали, развязку. Очень похоже. При этом мне было бы очень сложно поставить фильм о французской писательнице. Требовалась определенная дистанция. С Шарлоттой у меня полное взаимопонимание, она в каком-то смысле мой двойник. Больше скажу — в определенной степени в этом фильме можно усмотреть мой автопортрет. Шарлотта достаточно быстро поняла, чего я хотел. Она меня уже знала по предыдущему фильму «Под песком», который пользовался большим успехом во Франции, — так мы стали хорошими друзьями. А это важно — не надо долго и нудно что-то объяснять. Ей понравилась роль. Любопытно, что хоть она и англичанка, но живёт во Франции уже лет двадцать. У нее английские корни, и для этой роли понадобилась ее фамильная генетика — она вспомнила свое детство, свою старую тетю, типичную английскую старую деву, очень суровую. По-моему, ей было приятно играть эту роль.
— Не вносит ли ее женский образ элементы определенной интеллектуальной сухости?..
— Я не уверен, что героиня такая уж умная. Меня интересует не ум, а скорее, вдохновение, процесс творчества. Как она разбирается с реальностью и фантазией, в чем находит вдохновение, как в ее сознании зарождается рассказ. А это не вопрос ума, а скорее, вопрос чуткости. Если вы человек открытый, если вы не боитесь жизни, близости с людьми, слышите и видите всё вокруг себя, вы можете найти вдохновение. Вот это я и хотел показать. В начале фильма Сара Мортон очень замкнута, но затем она постепенно раскрывается, и ищет — почти по-вампирски — свежую кровь в молоденькой девушке Жюли.
— Людивин и Шарлотта — как достигалась гармония этого актерского дуэта?
— Им было приятно работать вместе. И на сей раз было проще, чем с фильмом «8 женщин», ведь у меня здесь только две женщины. Шарлотта — очень щедрый человек, она не пытается соревноваться с молодыми актрисами и с Людивин она держалась, как мать. Поскольку Людивин не англичанка, Шарлотта помогала ей говорить по-английски, часто репетировала с ней диалоги. Этот удивительный дуэт мне, кроме всего прочего, был нужен для того, чтобы представить две стихии — молодость и зрелость. Мне нравилось противопоставление двух тел — зрелого и юного. Можно вообразить, что более пожилая женщина, наверное, завидует молодой, которая более привлекательна. Но по ходу фильма понимаешь, что мужчину больше интересует пожилая женщина, чем девушка. Так что вопрос не в возрасте, а в чувственности, точнее, силе чувства. У Шарлотты это прекрасно получается. Не скажу вам, сколько ей лет, но больше пятидесяти, но она всегда так привлекательна, так красива и в конце фильма это видно, когда она полностью раздевается. Она себя ведет, совсем как девушка.
— Кстати, это «ню» не было проблемой для Шарлотты?
— Нет, не было ничего сложного в том, чтобы попросить ее раздеться. Она понимала, что такова логика фильма. Думаю, она с гордостью продемонстрировала свое тело. Она знает, что во Франции она едва ли не единственная актриса, которая может себе позволить сняться в такой сцене.
— Верна ли моя догадка о том, что фильм «5×2», в котором история героев рассказывается от финала к началу, отчасти выражает сокровенную мечту каждого человека о том, чтобы жизнь развернулась вспять?
— Да, верно, я думаю, что все мы — в душе супермены и мечтаем обогнуть земной шар в обратном направлении со скоростью, большей, чем скорость света. Хотим, чтобы жизнь вдруг повернулась вспять. И мне хотелось дать каждому зрителю возможность оглянуться назад и задать себе вопрос: почему сначала с ней у меня всё было хорошо, а потом вдруг всё рассыпалось? Кто здесь виноват: я или она? Этим фильмом я даю возможность зрителю задуматься над его собственной историей любви.
— А как бы выглядел фильм, — условно говоря «5×2 — II», в котором все события рассказывались бы в обычной последовательности, и возможен ли такой фильм в принципе?
— Невозможен. Это был бы обыкновенный фильм, в котором было бы меньше драматизма. Мне интересно снимать фильм о трудных моментах в жизни человека, меня не привлекает идея снимать поезд, приходящий точно по расписанию, мне интересно запечатлеть момент, когда этот поезд сходит с рельсов.
— То, какие внешние перемены претерпевает ваша актриса Валерия Бруни-Тедески, может по праву войти в кинематографические легенды. В начале фильма она — женщина в возрасте, а в конце — худощавая проворная девушка в купальнике. Никакими компьютерами такой поразительной метаморфозы не достичь…
— Я думаю, что физическая и духовная сторона в облике любого актера неразрывны. А если это актриса такого класса, как Валерия, — тем более. Валерия от природы очень красива, но ей как-то не очень везло с ролями, в которой она могла бы по-настоящему проявить это на экране, акцентировать свою внешность. Я предоставил ей шанс расцвести физически, максимально проявить свою женственность, я попросил ее быть самой собой, и она действительно помолодела.