Аллегро — страница 61 из 84

Есть рецепт. Мудрый! Народный! Из глубины веков.

Он простой, но действенный. Значит, так… Выйти на зорьке в чистое поле, босиком на землю встать… Ноги расставить, руки молодецки раскинуть… Набрать воздух Родины в лёгкие, и… Нет, не крикнуть! Это в другой раз, когда врага напугать надо. Сейчас другое: по росе «бульдозером» пройти… Да! Траву скосить… Землю вспахать… Зарядиться… Сил набраться… Во-от! И все дела.

Человек-скептик отзовётся «гнилым» образом: «Ха! Для этого, значит, на родину нужно вернуться, да, назад? Всё бросить и вернуться? А надо ли? Если боец далеко и в командировке? А?»

Парируем с оптимизмом, бодро и легко: «Не надо!» Есть второе верное народное средство, дополнительное: отлежатся, отоспаться, и вновь ты — боец! Как огурчик, или огуречик, кому что больше нравится.

За неимением первой возможности — русского поля и чистой росы, Лев Маркович выбрал второе: отоспаться, отлежаться… И правильно! И проще это, и дешевле, и условия тому способствовали.

В просторном гостиничном номере полумрак от задёрнутых штор, хотя давно уже и утро, даже по Стокгольмским меркам позднее. Бесшумно работает кондиционер, бесполезно светит вовремя не выключенный торшер. Там-сям — разбросана одежда. Правда женская. Мужская сложена чин-чинарём. Даже туфли рядышком, не куда-нибудь, а на Восток носками смотрят… На широкой кровати под лёгкими простынями просматриваются три в объятиях слепленные неподвижные человеческие фигуры. Одна крупная, две меньшие. Как две касатки возле кита. Они спят. «То-рео-дор, смеле-е-е-ее в бой, то-рео-дор, то-рео-дор…», куда уж некстати раздаётся в тишине сигнал мобильного телефона. Нет, это не шутка и не насмешка! Всего-навсего мобильный телефон сигналом «проснулся», наяривает, иногда ещё говорят — базлает. Сейчас именно так. Громко и нагло. Раз за разом трезвонит, не получая адекватной реакции на свои сигнальные потуги… Сам себе удивляется, но голосить не устаёт, трезвонит… Одно из меньших тел всё же подаёт признаки жизни.

Сладко потянувшись под тонким покрывалом, оно глухо произносит:

— Эй, люди, вроде телефон…

Голос хоть и приглушен одеялом, но точно не мужской, женский, девичий. Через непродолжительную паузу, как раз мелодия на секунду смолкла, раздался лёгкий смешок уже с другой стороны от тела «плавбазы».

— Что-то наш психолог вчера рано отключился, да, Нат? — спрашивает голос с левой стороны.

— Ну так…

Повозившись под одеялом, одна девушка окликнула «тело».

— Лёва, ты спишь?

«База» ответила молчанием. Мобильник продолжал бренчать…

— Ой, Верка, был бы помоложе, я бы и замуж не отказалась… — потягиваясь, светло вздохнув, ответил с правой стороны первый голос, вслед за этим из-под одеяла высунулось заспанное девичье лицо. Можно сказать красивое. Симпатичное, уж точно… Правда, детали на лице, извините…

— Я тоже… — ответила Верка, и тоже высунула голову. Тоже оказалась весьма юной и соблазнительной красоткой. С теми же, кстати, досадными деталями на лице… Одна девушка светловолосая, другая чёрная как смоль. Первая длинноволосая, другая коротко стриженная. Как день и ночь. Обе с чётко прорисованными глазами — это вчера — сегодня краска размазалась… Досадная деталь! Хорошо, что они первыми проснулись, не мужчина…

— Не переходи подруге дорогу! Я первая сказала, — шутливо замахиваясь на подругу, заметила Натали.

— А я первая подумала, — быстро парировала Верка и, глядя друг на друга, девушки весело рассмеялись.

Телефон звонил.

— Ну, надоел, гад! — признаётся Верка, и грациозно выбирается из-под одеяла. — Придушу! Где он? — грозно спрашивает.

Принимается сонно бродить по комнате, натыкаясь на «мелкие» гостиничные предметы. О-о-о!.. Стоп! Чёрт с ним, с телефоном… Не до него! На нимфу смотрите! Настолько приятная фигура у молодой девушки, если видеть её сейчас, нагой, вообще без одежды… Без пеньюара… В её возрасте — это и ни к чему. Ходила бы себе и ходила… такой… обнажённой. Тонкие руки, аккуратные, почти идеальной формы сформировавшиеся груди, тонкая талия, в меру округлые бёдра, пирсинг в пупке, округлая впадина с ровным чёрным пушком восклицательным знаком уходящим в промежность…

— Вот он, — победно вдруг восклицает девушка, выуживая телефон из под вороха одежд. Нажимает на кнопку, подносит к уху…

— Хеллоу! Speaking please!

Мелодично произносит на хорошем английском…


Именно это английское «спикинь, плиз», и слышит сейчас в ухо Сашка Кобзев, в далёкой от Стокгольма Москве, точнее в своей оркестровке. Дирижёр из штаба не пустым вернулся, «добыл» номер телефона. Кобзев первым и принялся набирать его. Вокруг мгновенно сгрудились музыканты оркестра, с неподдельным вниманием склонившись, вглядываются в лицо Кобзева, вернее в его мимику. Мимика пока оставляет желать лучшего, только надежда просвечивает, как, впрочем и у Тимофеева, и у остальных музыкантов. Тут же, чуть в сторонке и дирижёр, товарищ подполковник — руки за спину, раскачивается с пятки на носок…

— Ну! — нетерпеливо спрашивает он, как и все, напряжённо глядя на Кобзева.

Тимофеев даже на носки привстал, словно в телефонную трубку нырнуть собрался, чтобы первым услышать.

— А коды правильные? — нервно спрашивает он.

— Да правильные, правильные! Куда уж правильнее! — так же нервно, за Кобзева отвечает Генка Мальцев, и обрывает. — Тише, не мешай…

Действительно, мешать технике нельзя. Ни сейчас, ни вообще. Она же — техника! Возьмёт, да и свернёт куда-не туда эта «пулемётная очередь» из циферок. Она ж не по проводам бежит, как по рельсам, там понятно, а сама по себе, по воздуху, «взявшись за руки», иглой прошивает пространство. Попробуйте-ка, представьте! А там ведь ещё нужно и разные «чужие» спутники растолкать, на околоземной-то орбите, свой найти, пробежать по его фишкам-разъёмам, накопителям-уплотнителям, чипам разным, перепрыгнуть на другой спутник, который в нужном районе «дежурит», ухнуться на приёмную станцию, расшифроваться-дешифроваться и… добраться наконец до нужного номера… если он есть, и не занят. Кошмарное дело, сложное! Дышать даже громко нельзя.

Музыканты и не дышали…

— Главное бы ответили… — шёпотом высказался старшина оркестра.

— Ну что, что там? Не отвечают? — нарушает тишину подполковник.

Напряжённое лицо как от толчка вдруг у «связиста» — Кобзева озаряется улыбкой.

Дёрнув головой, он собирается что-то в трубку сказать, но… замирает с удивлённо открытым ртом. Улыбка сменяется досадой и недоумением… Сильным недоумением… То же самое, кстати, происходит и с лицами присутствующих. Один в один. Безусловный рефлекс всех охватил. С одной только лишь разницей, Кобзев уже «проглотил» что-то там для себя неприятное, а они ещё нет… У них впереди. Одними глазами спрашивают: «Ну!». Кобзев растерянно смотрит на телефон, хлопает глазами, бормочет:

— Ответили. Только не по-русски… — Снова прикладывается к телефону, и тут же восклицает. — Во, а теперь совсем отключились…

На этот недружественный заграничный жест, ни одно лицо безучастным не осталось. Они… Нет, печатному переводу мимика музыкантов не подлежит. Скажем индеферентно: на лицах музыкантов отразилась богатая и сложная гамма негативных чувств к иностранному абоненту… Сильно отразилась.

— Дай-ка, я попробую… — старшина нервно выхватывает из рук Кобзева сотовый телефон. — У меня рука легче… Я им щас покажу Кузькину-мать! Диктуйте цифры.

Вновь Генка Мальцев старательно диктует, Константин Саныч сердито пальцем тычет, остальные одними губами, беззвучно контролируют правильность набора. Старшина набрал. Не сбился. Ткнул пальцем в нужный символ, «стартанул», цифры улетели… Теперь ждать. Снова ждать. Самое неприятное, между прочим…

— О, — громко и всем, восклицает старшина. — Я ж говорил, мне ответят, ответили!

— Кто там? — воинственно откликается дирижёр. — Ульяшов? Дай-ка мне… — начальственно тянет руку к телефону.

— Там не по-русски, — тоже растерянно замечает Константин Саныч. Дирижёр быстро отдёргивает руку. — Женский голос… — мямлит старшина.

Короткое недоумение и вопросы в глазах махом сметает находчивый Санька Кобзев.

— Так Тимофеев же, Женька, у нас английский в последнее время в темпе учил! — как ключ к заветной двери под ковриком найдя, радостно сообщает он.

И правда, Женька не выпускал кажется из рук в последнее время русско-английский разговорник, бормотал часто что-то не понятное, зубрил. Кому ж, получается, как не ему с иностранным абонентом разговаривать — ему.

— Слава Богу! — всплескивает руками дирижёр. — Хоть один у нас в «темпе»! Давайте, Евгений, говорите. — Старшина мгновенно уступает Тимофееву место, суёт ему в руку сотовик. — Это, наверное, администратор гостиницы. — Рассуждает подполковник. — Спросите там, где Смирнов и Ульяшов? Пусть к телефону подойдут.

— Алло, м-м-м, я… это… — Похоже, пугаясь того, что говорит, мямлит в трубку на вполне понятном для всех «иностранном» языке Тимофеев…


Именно это «м-м-м, я…», сильно почему-то раздражает фанатку в далёком Стокгольме. Она в сердцах нажимает на кнопку «отбой».

— Кретины! — бросая телефон в тот же ворох одежды, поясняет подруге. — Звонят, а сами: ни ме, не бе, не кукареку! Пьянь, наверное, какая-то шведская. Хулиганы! Выспаться людям не дадут…

Маленький микроавтобус, тем временем, на самом деле какой он маленький, нормальный…. Если только с учётом размеров всей Швеции взять. Или, быть может, двухсотпятидесятитонного карьерного самосвала «Юнит Риг», прообраз «нашего» «БелАза», рядом с которым самый крупный человек смотрится как муха возле огромного ботинка альпиниста, оно, конечно, понятно. На самом деле ничего особенного, обычный «микробус» «Мерседес», которых не только в Москве, но и в Швеции оказывается полно, сверкая лаком и зеркальным отсветом от всех своих чистеньких окон, летел по чистенькой, автостраде, мимо чистенького картонно-игрушечного рельефа, с фантастически неправдоподобными пасторальными домиками, полями, коровками на них, деревцами, и романтически вырезанными силуэтами гор на горизонте, на северо-запад от Стокгольма. Вёз «поисковую» бригаду: Веньку, национального «героя» Александра Смирнова и Сэма Вайштока, с обычным для него тинейджерским рюкзачком за спиной. Сэм, естественно, за старшего.