Но, выравниваются уже. Справляются с темпом. Достаёт техники, догоняют…
К тому же, Гейл не только жила в другой стране, в другом социальном статусе, других моральных и материальных ценностях, но и в другом жизненном темпо-ритме, в других красках, в других эмоциональных ощущениях, но… В ней самой, что-то, по возвращении из России, непонятное в душе всё же произошло. Пусть и неосознанное ещё, мы говорили об этом, внесло уже разлад в её жизнь, в её планы, даже в планы Стива Гладстона-младшего, жениха Гейл. Он возможно первым угадал изменения, вернее, их намётки. И это напугало его. Он боялся задать прямой вопрос, боялся ответа, поэтому выбрал верную для себя тактику — быть рядом. Не всё время, конечно, а часто, по крайней мере гораздо чаще, чем раньше. Благо возможности Интернета позволяли хоть непрерывно, хоть время от времени находиться в рабочих процессах.
Послеполуденное летнее солнце, спрятавшееся за высокими перистыми облаками, как за белёсым небрежным мазком кисти художника на ярко-голубом полотне холста, не слепило, как могло бы, а позволяло отчётливо видеть мельчайшие полутона красок леса, как вблизи, так и на расстоянии, глубокую цветовую палитру подлеска, зелень травы, воздушные шары, слабую дымку возле горизонта, резкие штрихи птиц парящих в вышине.
Сидя на открытой террасе маленького кафе, украшенного цветами, искусственным водопадом, баровой стойкой, чудесным меню, предлагавшим на выбор три европейские кухни и две азиатские, всё это рядом с трассой, почти в середине маршрута, оставив велосипеды в специальной «гребёнке», Гейл и Стив отдыхали. Стив вытянув ноги, откинувшись на спинку кресла, закинув руки за голову, закрыв под солнцезащитными очками глаза, как гурман, втягивал носом воздух, мысленно пытался препарировать его на составные элементы: озона по его подсчётам было избыточно. Его бы «консервировать» и продавать в центре Нью Йорка, лениво размышлял Стив, чутко вместе с тем прислушиваясь к состоянию своей спутницы, неплохой бы бизнес получился. Гейл потягивала через трубочку безалкогольный коктейль, время от времени отвлекаясь на испуганные или восторженные звуки, изредка доносившиеся с тех или иных невидимых участков спортивных трасс. Стив находился в умиротворённом состоянии, на лице Гейл играла рассеянная улыбка.
Несколько десятков столиков за их спинами были заняты. В основном парами, в основном в возрасте. Туристы. Большинство с кинокамерами, фотоаппаратами, почти все в модных спортивных очках, модной спортивной одежде… Были и молодые люди… Студенты. В дальнем углу террасы, соединив два столика, они не громко и весело разговаривали на многоязычной студенческой жаргонной смеси, чему-то смеялись… Остальные разговаривали не громко, с достоинством. Гейл, кроме привычных европейских, различила даже китайскую речь. Интуристы. Люди наслаждались покоем, чистым воздухом, успокаивающими красками леса.
— Невероятно чудесно! Правда, Стив? — чуть поворачиваясь, произнесла Гейл.
Стив с удовольствием отвлёкся на её голос. Голос снова был прежним, каким он его знал тогда, раньше, до её поездки в Россию. Звучали те же нежные, ласковые, мечтательные, любимые его обертоны.
— Да, почти Альпы! — не шевелясь, боясь разрушить очарование, откликнулся он. — Так бы и сидел здесь, с тобой, закрыв глаза, впитывая тишину!
Девушка светло вздохнула.
— Закончится мой контракт, обязательно поеду в Японию. Хочу!
— Почему в Японию? — через паузу, спросил он. В их планах такого не было. Он не помнил.
— Хочу понять механизм самопознания… — ответила девушка.
— Ну, дорогая, для этого потребуется целая жизнь, и нужно быть японкой, или азиаткой. — Не столько споря, сколько провоцируя, мрачно отозвался Стив.
— Значит, выйду замуж за японца… — легко ответила Гейл, и рассмеялась. — Шучу! О! — отвлекая Стива от дальнейших размышлений, воскликнула она. — Смотри, Стив! Наверх. Видишь, трое? В ярких майках…
— Ну, и что? — удивился молодой человек, не тому, что кого-то там трое, а мелькнувшей в голосе девушки отстранённости, той, недавней.
— Мы с тобой спускались по первому маршруту, — пояснила Гейл. — А они сразу по трём…
А Венька со Смирновым и Сэмом и не могли по одному маршруту ехать. Не солдаты, извините, цепочкой, затылки друг у друга разглядывать. Александр Смирнов вообще на такую тему ни секунды не размышлял. Когда от него отцепились инструкторы, он во всю силу крутанул педали, переднее колесо само и выбрало тропу. Венька, тот всегда первым привык быть и на авансцене, и в… везде, непроизвольно дёрнулся чуть левее. Хорошо понимая, — обязан обогнать друга, должен. Из молодецкого азарта и дружеского расположения. Он первым должен принести хорошую весточку Саньке, найти Гейл. Что касается Сэма, Сёмы, то и тут не так сложно. Пожилой продюсер вообще никуда не спешил. Да, совсем. Не «мальчик», извините, «сломя голову» пускаться в погоню. Он хорошо помнил иронию в голосе первого инструктора относительно мотоциклов. За этим точно скрывалось предупреждение. Для Сёмы предупреждение. И Сёма это услышал, Сёма раскусил. Поэтому, стартанул вяло, неторопливо, намеренно пропуская мелькнувшие впереди себя спины молодых, азартных парней. Давая понять, уж он-то профи, его конёк на финишной прямой… вильнул передним колесом левее. И кажется не прогадал, не подвело чутьё мудрого… продюсера. Тропа была прямой, практически пологой. Сёма, в тайне радуясь своей интуиции, слегка нажал на педали…
Саньке Смирнову нажимать на педали особо и не пришлось. Его старт был таким мощным, что если б на лыжах так пришлось, с трамплина, он бы вообще неизвестно куда залетел, как тот дельтаплан. Здесь же пришлось непрерывно тормозить, сворачивать, уклоняться от веток, нырять в кустарник, держа в поле зрения извилистую тропу, мелким серпантином уходящую вниз по склону. В ушах свистел ветер, по лицу иной раз, по плечам, локтям, коленям, били увесистые ветки — хорошо, очки и шлем спасали, гасили удары. А колени, локти и плечи он кажется не чувствовал. В сильном возбуждении и тревоге, Санька ужасно торопился, намеренно торопился. Быстрее колёс велосипеда был, гораздо быстрее. За спиной он никого не слышал — при таком-то старте! — но с удивлением заметил мелькающую несколько левее и почему-то уже впереди себя яркую Венькину майку. Как это? Его обогнали?! Не может быть! Раз за разом, Санька нажимал на педали…
Но бесполезно. Как не старался, Венькина майка, дразня, то впереди порой терялась, то наоборот, вроде отставала. Но совсем обогнать её было сложно, порой, казалось невозможно: тропа Санькина не позволяла, ужасно запутанно петляла, как специально. То, вязкая, то травянистая, то щебёночно-гравийная, порой завалена большими камнями, то с водой поперёк. Тогда Смирнову приходилось соскакивать с седла, перебираться через преграды, перетаскивая на себе велосипед. Санька вымазался, взмок, к тому же, непрестанно сползали очки. Не на нос, в сторону. При экипировке не обратил внимания на важную деталь, не подогнал. Тропу порой Санька видел одним только глазом, судорожно поправлял очки, готовый уже сбросить их… Но, очередноё хлёсткий удар веток, восстанавливал их необходимость.
Примерно в таком же азартном состоянии летел и Венька. Но без тревоги, наоборот, ему порой хотелось хулиганить и петь, особенно, когда он вместе с велосипедом подлетал на трамплинистой кочке. Сердце на миг замирало, потом с утроенной энергией вырабатывало положенный в таких случаях адреналин. Маршрут у него, в отличие от Санькиного, был другой. Более уклонистый, с разгонами. За поворотом трасса маунтинбайка могла, например, пойти немного вверх, потом резко «ухнуться» вниз, потом, гася скорость, вильнуть влево-вправо, и снова полого вниз, с разгоном. Изредка попадались и коряги, редко брёвна поперёк трассы, ещё реже завалы из камней, песчаных ловушек не было вовсе, не было и мелких ручьёв. Другой маршрут, другие особенности. Но Веня тоже взмок. Необычность, возбуждение и азарт гнали его вперёд. Этому же способствовала и майка Сэма — Сёмы! — уверенно уменьшающаяся впереди и слева, с удивлением заставляли пускаться в погоня. Если уж спортивные возможности друга Саньки он понимал, не говоря уж про свои, постоянно видел его почти сзади себя и справа, это было нормально, то Сёмины успехи его по меньшей мере удивляли. Надо же!! Семён успешно катился уже пятьюдесятью метрами ниже. Ни-иже!!
Пологий вначале спуск, так радостно воспринятый Сёмой, продюсером, сменился вдруг резким нырком вниз. Переднее колесо неожиданно ушло вниз, клюнуло, Семён едва руль не выпустил, за этим и он сам «нырнул», чуть язык не откусил, ухнулся вниз вместе с остальным инвентарём, — седлом и задним колесом. В ушах мгновенно возник сплошной свист, как от взлетающего самолёта. Идиллическая картина мягких и нежных придорожных кустов, слилась в непонятного цвета грязную мазню, от чего Сёма, Семён, в ужасе похолодел, судорожно вцепился в руль… Не понимая уже что делает, рулил, забыв про тормоза, боясь только одного — потерять равновесие… Трасса для него была на удивление прямой, без препятствий, но резко шла вниз…
Стив и Гейл между тем безмятежно продолжали наслаждаться отдыхом. Правда, краем глаза Гейл не выпускала уже спускающихся велосипедистов, их весёлые яркие майки то и дело штрихами прочерчивали зелёное полотно леса и редкого кустарника. Они ещё были вверху. В начале длинного маршрута маунтинбайка. Гейл это знала, так как они только что, со Стивом спустились по одному из них. Гейл и четверти его не выдержала, устала, Стив предложил передохнуть и вот, они здесь… Отдыхают. Вместе с тем, Гейл неожиданно для себя замечает метрах в ста ниже террасы, в отдалении, две человеческие фигуры. Идут взявшись за руки. Большая и маленькая. Или сёстры, или, нет, скорее всего — мать с дочерью. Ничего в этом особенного пожалуй и не было бы, но шли они довольно необычно: нервно и суматошно. Пригибаясь и вроде прячась. Взрослая фигура торопливо вела за собой маленькую… Фигурки часто оглядывались. Главной необычностью было то, что