крепило недосягаемые позиции заявителей, но и тайный, неизбывный интерес к ним. Но кланы Маккинли и Гладстонов — строго следили за чистотой своих репутаций. Помнили об этом и Стив, и Гейл. Ни разу не были они замечены ушлыми репортёрами ни в каких сомнительных переделках, либо ситуациях… А вот сейчас этот самый счастливчик Стив, праведник и чистюля, убийственно напивался за стойкой, здесь, в открытую, прямо перед «выпадающим в осадок» от раздираемых противоречивых чувств барменом…
Пил Стив водку «Смирнофф»… Рюмками… одну за другой… С перерывами, но давно… Почти с утра… Можно сказать без закуски… Чему бармен безмерно удивлён был. Гладстон-младший уже не тем «красавчиком был», совсем гадким и противным. Раскраснелся, рубашка намокла от пота, галстук сбился на сторону, верхняя пуговица рубашки не то добровольно расстегнулась, не то отлетела куда, концы воротника выбились, торчали, лицо молодого человека оплыло, глаза с трудом фокусировались на рюмке, ещё хуже на бармене. Бармен, молодой ещё человек, швед (жена, две дочери — восьми и шести лет, небольшой коттедж, машина, не уменьшающийся кредит в банке, мизерный доход), судорожно боролся с мыслью о возможности заработать на паре-тройке «удачных» снимков. Ситуация к тому сильно провоцировала. Ни журналистов, ни подобного рода спецов в баре не было, да и строгий закон не позволял фотографировать людей в такого рода заведениях, тем более в таком отеле… И если раньше он как-то боролся с такого рода искушением, на этот раз решился. И фотоаппарат под стойкой не одну смену в готовности лежал. И вот, пожалуйте вам, ни кто-нибудь, а молодой Гладстон! Счастливчик, умница и в таком… брр… состоянии… Бармен решился.
Улучил момент, выдернул фотоаппарат, и по шпионски, меняя позиции, сверху-снизу, слева-справа, несколько раз щёлкнул затвором… С невинным видом глядя в лицо Гладстона-младшего, сунул камеру на место и обомлел… От дикого рычания, во-первых, и от вида занесённой над своей головой той самой бутылки «Смирнофф»… Больше мыслей не проскочило. Бутылка тяжеленной крышкой дорожного люка упала ему на голову. Сознание бармена, пылесосом втягивая в себя гаснущие краски интерьера, мгновенно исчезло в глубинах Мироздания. Словно грязная вода в сливном отверстии ванны.
Сам сэр Гладстон-младший увидел только два обстоятельства из промелькнувшего перед глазами сюжета. Первое, из поля его зрения вдруг исчезла бутылка и второе, бармен с «экрана ноутбука» исчез. Потом он перед собой увидел почти перевёрнутое большое и злое лицо с маленьким чубчиком, маленькими глазами, кривым носом и большими губами.
Лицо что-то сердито ему восклицало… Слова были не английские, не шведские, не нем… Не понятно какие, как показалось Гладстону-младшему, значит, русские.
Звуки Стив вообще в тот момент различал в последнюю очередь. Они звучали с опозданием и глухо, как из соседнего кабинета. Как из неплотно прикрытой двери его секретарской. Кстати, где он сам, секретарь, почему не… Стив пошевелил пальцами, как по клавиатуре кей-борда, но… изображение перед глазами не улучшилось, и секретарь не появился… От трудных мыслей и от всего выпитого, Стиву вдруг стало совсем плохо, но отключиться он не успел… Его грубо трясли за плечи… В ушах, от встряски прочищаясь, наплывал усиливающийся шум. Перед глазами, фокусируясь, маячило то самое — большой лицо с чубчиком. Оно отрывисто булькало грубым голосом:
— Эй, ты видел, гай, ты видел? Этот ублюдок нас хотел засветить… Видел? Свидетелем будешь… Ментам нас хотел сдать, сучара. Хрен там! Соси банан, дятел! Шрек, — лицо повернулось к Стиву затылком, гладким, и голым, с толстыми, косыми складками к плечам. Слов Стив не понимал, а чубчик с затылком видел, пытался соединить их вместе, но не понимал что за модель перед ним крутится, из какого блокбастера? Где тогда бензопила? Эд Вуд? Хичкок? Но… Затылок что-то прокричал в сторону. — Шрек, падла, вынь плёнку, и валим отсюда. Валим, валим…
Ещё Стив заметил, как мелькнули перед его носом чьи-то мужские туфли, вместе с чьими-то ногами, потом и чьё-то тело, махом перелезая через баровую стойку. Тело исчезло, но тут же появилось, теперь уже с фотоаппаратом на вытянутой руке… Стиву фотоаппарат показался знакомым… Стив даже хотел заметить по этому поводу… Даже улыбнулся… Всё выглядело довольно забавно, как мультфильм на экране…
Мягко огибая подходивших к дверям бара Константин Саныча и Смирнова, несколько молодых людей в штатском обогнали их, и быстро исчезли за ними. Переглянувшись, поторопились и Смирнов со старшиной…
Если Стив Гладстон-младший не всё мог видеть — это понятно, но на месте были недремлющие, бесстрастные камеры скрытого внутреннего наблюдения отеля, оператор немедленно дал соответствующую команду, соответствующим людям…
Соответствующие люди, немедленно появившись, соответствующим образом быстро «упаковали» нарушителей спокойствия. По крайней мере, полностью лишили их возможности самостоятельно передвигаться, но рты их почему-то не «опечатали». Что позволило вошедшим Смирнову и старшине лучшим образом, из первых рук, понять смысл только что происшедших здесь событий.
— Ага, падлы, руки крутить! На наших, да? На наших? Отпустите! Руки… Руки, суки, отпустите!
— Где наш адвокат? Без адвоката мы не… Ой!
— Мы не виноваты! Отпустите! Он первый начал… Слышите, вы, уроды! Без разрешения фотал нас… Это запрещено! Да, Хельсинской конвенцией… Ой! Ха-ха-ха… Плёнка-то засвечена… Нас не догонишь…
— Точно, хрена вам, падлы!
— Русские не сдаются! Бей жидов, спасай Россию! И вас всех тоже, козлы…
— Эй, ребята, земляки, выручайте своих, — заорал тот с чубчиком, увидев в дверях музыкантов. — На нас напали… Помогите!
Санька и старшина, уступив дорогу, молча, проследили за умелой работой конвоя. На их глазах подтверждалась одна из двух житейских версий: как верёвочке не виться, или другая: свинья грязи везде найдёт. В любом случае — было стыдно. За «наших» стыдно.
Тут Санька увидел Стива. Стив, улыбаясь, тупо смотрел на двери, за которыми только что скрылась шумная процессия. «The end», понял для себя Стив, конец фильма. Перевёл взгляд в прежнюю «позицию», прямо перед собой, на «экране его ноутбука» был уже другой бармен. Причём, не он, а она. Даже симпатичная. Светясь самой своей любезной улыбкой, Стив приветственно кивнул головой, и рукой потребовал наполнить две рюмки, «ту», ей, мол, одну и себе. Она кивнула головой, но подошедшие новые посетители, старший из них, показал три пальца, и добавил на чужом языке… на русском. Она узнала их лица. Военная форма, фуражки, блестящие в руках музыкальные инструменты и восторженные репортажи разных корреспондентов и в баре не умолкали. Два экрана из десятка других в баре, всё время работали в режиме новостных репортажей.
— Три, пожалуйста.
Старшина мог вербально и не напрягаться, не дублировать, тем более на непонятном языке, жеста достаточно было. В немом вопросе барменша подняла брови… Всё тот же, русский, прояснил на своём иностранном языке:
— Тоже самое, что и ему, — пальцем указав на американца.
Американца барменша тоже знала. Особенный клиент… Очень особенный… Как и эти, русские…
— Стив, Стив, — тормошил Смирнов Гладстона-младшего. — Извините, Стив, вы слышите меня?
Стив и слышал и даже видел, но не мог вспомнить в каком офисе видел этого человека, в какой стране, с толку сбивала одежда… военная… О, это армия, догадался он… Но ему было плохо, и на душе, и в голове… Мутило… Одна спасительная — трезвая! — мысль не давала ему потерять голову от отчаянья: как бы им с Гейл не было невыносимо трудно, они всё равно простят друг друга, и будут вместе! К тому же, Стив уже простил. Уже… Всё будет хорошо. Как в фильме шведа Мудиссона Лукаса «Вместе».
— Он совсем пьяный, — в отчаянье заметил Смирнов старшине по-русски, и барменше по-английски. — Ему больше не надо, хватит.
— Потри уши… — предложил старшина. — Проверено, помогает. — Глянув в Санькино удивлённое лицо, укоризненно воскликнул. — Ну, молодёжь! Всё учить вас надо. Народное средство. Дай я! — Плечом отодвинул Смирнова, склонился над американцем. — Вот так… Учись, сынок!
Метод сработал. Средство подействовало. Стив ошалело вывернулся, смотрел удивлённо, но осмысленно.
— Стив, узнаёте? Это я — Смирнов. А это наш старшина, Константин Саныч.
Стив всё вспомнил, особенно этого — «русская водка Смирнофф». Это те русские, к которым Гейл хотела уйти, понял он. От него уйти, от Стива!! К ним, туда… Стив в начале хотел размахнуться и сильно вмазать в наклонившееся над ним «противное» русское лицо, но сил на это не хватило, и достаточной злости не было… Глаза Стива наполнились слезами, ему снова стало жалко себя, и… Да, и себя, и её, его глупую и доверчивую Гейл…
— Мало! Надо ещё потереть, — голосом врача скорой помощи высказал программу действий Константин Саныч, и немедленно провёл ряд соответствующих манипуляций над красными уже ушами Стива.
— Я вас слушаю, — решительно отстраняясь, совсем трезво произнёс Стив. — Какие проблемы, господа?
О, вот оно когда народное средство сработало… У нас с первого раза, у них со второго раза… Поздно доходит, но дошло — заграница!
— Где Гейл? — торопливо, боясь что «лекарство» вдруг перестанет действовать, спросил Смирнов.
— Уехала, — чётко ответил Стив, даже губы для убедительности поджал. — Уфить…
— Куда?
— Не знаю.
— Почему?
Стив пожал плечами, покачал головой.
— Потому что он женат, — намеренно чётко артикулируя, как издеваясь, американец произнёс совсем что-то уж невероятное. Смирнов механически перевёл старшине.
— Как женат? Кто женат? Он чего это… — старшина энергично завертел пальцем у своего виска. Смирнов так же механически перевёл Стиву два первых вопроса.
— Да, женат, — не задумываясь, уверенно подтвердил Стив. — Этот, ваш, который… ну, Армстронг ваш…
— Гиллес… эээ… Тимофеев? — не веря тому, что говорит, предположил Смирнов.
— О, да-да, Тимоффееф. Именно этот.