271.
Все эти изменения и связанные с ними неопределённости означали для Аллена Даллеса в полном смысле переход к мирной жизни, от которой он отвык и возобновить которую явно не стремился. Приходилось, однако, приспосабливаться к обстоятельствам. По распоряжению Трумэна он был отозван на родину тотчас после издания распоряжения о роспуске УСС. Берлинская резидентура продолжила своё существование, правда была передана в распоряжение Военного департамента. Даллеса в ней сменил оперативник УСС Ричард Хелмс, которого Аллен ценил и который через годы возглавит Центральное разведывательное управление (он был директором центральной разведки в 1966—1973 годах) . Именно Даллес рекомендовал Хелмса на ответственный берлинский пост, имея в виду, в частности, что он свободно владел немецким языком и был ранее основным переводчиком и интерпретатором материалов Кольбе. В дальнейшем Даллес всячески покровительствовал Хелмсу.
Незадолго перед своим назначением Хелмс показал Даллесу откуда-то им добытый личный бланк Гитлера, украшенный свастикой, на котором написал письмо своему крохотному сыну: «Дорогой Деннис, человек, который мог бы написать на этом листке, когда-то господствовал во всей Европе — три коротких года со времени, когда ты родился. Теперь он в могиле, его память проклинают, а его страна лежит в руинах»272.
В конце 1945 года Аллен Даллес уволился с государственной службы и с большой неохотой возобновил юридическую практику в той самой фирме «Салливан энд Кромвелл», с которой он расстался, став штатным сотрудником разведки. Его заявление об уходе в частный бизнес датировано 7 декабря 1945 года. Старший брат Фостер, находившийся в Сан-Франциско на учредительной конференции Организации Объединённых Наций в качестве советника американской делегации, пытался его приободрить. Он писал: «Перед нами открывается чёртова масса вещей. Мы добьёмся ещё многого»273.
Возобновить работу в фирме, продолжавшей действовать в Нью-Йорке и постепенно восстанавливающей связи с европейскими партнёрами по мере вначале медленного, а затем всё более бурного оживления экономики западноевропейских стран, не представляло труда. Фостер Даллес был теперь фактическим главой этого солидного юридического учреждения, правда, всё чаще совмещая эту работу с выполнением заданий правительства Трумэна, главным образом во внешнеполитической области. Но это были задания разовые. На государственную службу Фостер пока не переходил.
Аллен же вначале с большим трудом, но затем всё более активно, в соответствии со своей деятельной натурой, включался в хозяйственно-юридические дела, вновь вникая в проблемы споров между корпорациями, долгов, их погашения, выплаты компенсаций и прочих подобных дел, которыми занималась его фирма. Но, если раньше он занимался финансово-юридическими делами охотно, то теперь выполнял их аккуратно, точно, вникая в подробности дела и находя оригинальные решения, но это была для Аллена работа, как он считал, в узком смысле слова. Свою душу руководителя шпионской службы он ей не отдавал. Мэри Бэнкрофт, с которой он сохранил приятельские отношения, вспоминала: «Блеск и очарование покинули Аллена, и я это видела»274. Впечатления бывшей любовницы совпадали с мнением самого Аллена.
Его удовлетворяла солидная заработная плата (150 тысяч долларов в год, что в 2020 году составляло бы около двух миллионов долларов), которую он теперь получал. Он сохранил дружеские связи с бывшими сотрудниками УСС, переписывался с ними, и это доставляло ему значительно большее удовлетворение, чем служебные дела. В одном из писем он признавался: «Большую часть свободного времени я провожу, воспроизводя в памяти те волнующие дни»275.
Когда была образована Центральная разведывательная группа, Даллес был включён в неё в качестве консультанта, но к практической работе почти не привлекался.
Аллен стремился создать в обществе, главным образом через своих посетителей из высшего круга, впечатление весомости и солидности, но в то же время доступности и общительности. Его сотрудник Луис Очинклосс, ставший позже довольно известным писателем, вспоминал, что кабинет Аллена был украшен дорогими коврами, в книжных шкафах стояли тома редчайших изданий, в коридоре перед кабинетом висели портреты наиболее известных клиентов фирмы «Салливан энд Кромвелл». Правда, портрета бывшего директора Германского национального банка и гитлеровского министра экономики Ялмара Шахта, привлечённого к суду в Нюрнберге, среди них не было, хотя судом он был оправдан. «Аллен хорошо понимал важность впечатления, которое он должен был произвести на посетителя», — рассказывал Очинклосс276.
Трудно сказать, надеялся ли Даллес возвратиться на государственную службу, тем более в качестве руководящего деятеля американской разведки, но тот факт, что он мечтал о таком новом повороте судьбы, очевиден. Об этом свидетельствовало его тесное общение с бывшими сотрудниками его разведывательной сети в Швейцарии, которые жили в Нью-Йорке или поблизости от него. С ними он часто встречался за обеденным столом — в ресторанах, вечерних клубах, в гостях друг у друга, вспоминая прошлые приключения, достойные детективных романов.
Одним из его собеседников был Кермит (Ким) Рузвельт, внук президента Теодора Рузвельта, который по заданиям Аллена из Берна занимался разведкой в странах Востока. Имевший склонность и способности к овладению языками, Кермит изучил персидский язык в такой степени, что его часто принимали за иранца, прожившего много лет за рубежом (на этот счёт была выработана соответствующая легенда). После войны он занялся изучением арабских диалектов, многократно побывал на Ближнем Востоке и стал выступать в поддержку арабских мусульманских режимов. После создания в 1948 году Государства Израиль Кермит присоединился к критикам нового государства, считая, что территория Палестины — это исключительно арабские земли. Такая позиция отнюдь не разделялась правительством Трумэна, которое энергично содействовало созданию Израиля как еврейского государства. Сам же Ким Рузвельт и лица, придерживавшиеся взглядов, подобных его позиции, рассматривались как антисемиты, хотя они всячески оправдывались, заявляя, что антисемитизм и антисионизм — совершенно различные вещи. А вот Аллен Даллес считал, что эти понятия близки между собой. Он приветствовал образование Государства Израиль в середине мая 1948 года. Встречаясь с Кермитом, он энергично спорил с ним, убеждая его в ошибочности его позиции. В то же время Аллен считал полезным для интересов США участие Кермита в создании проарабских организаций и поощрял его в этом деле. Так, ещё в самом конце войны в Нью-Йорке был образован Институт по арабско-американским вопросам, от имени которого Кермит опубликовал несколько статей с критикой разделения Палестины277.
В неменьшей степени Аллен проявил заинтересованность в том, чтобы Кермит занялся изучением по доступным источникам и особенно по воспоминаниям ещё живых и здоровых участников событий историей Управления стратегических служб. Хотя на публикацию такого рода работы в ближайшее время рассчитывать было невозможно, Даллес не без основания полагал, что наступит время, когда о его деятельности в Швейцарии можно будет написать открыто и подробно, надеялся, что это произойдёт при его жизни, и всячески помогал Кермиту в его исследовательских усилиях. Как мы увидим, их сотрудничество продолжилось через несколько лет в иной — практической разведывательной области.
Пока же Даллес встречался и с другими бывшими своими сотрудниками по разведке. Среди них был Трейси Барнс, который в своё время выполнял задания по тайному копированию дневника дочери Муссолини; Франк Визнер, участвовавший в установлении связей с Геленом и в создании Организации Гелена; Ричард Хелмс, помогавший в своё время установить связи с антигитлеровскими группами в Берлине. Все эти люди были по своему внутреннему настрою, по выработанным привычкам, по стремлениям — людьми тайного мира, запутанных ходов, всевозможных шпионских и контршпионских афер. Сам пока не представляя себе собственных перспектив, Аллен чуть ли не инстинктивно группировал вокруг себя будущих ответственных сотрудников разведывательного ведомства, которое ему будет суждено возглавить.
Сказанное, однако, не следует понимать так, что Даллес примирился с роспуском централизованной разведывательной организации. Он считал, что, приняв таковое решение, президент Трумэн допустил ошибку или, по крайней мере, поторопился с ликвидацией УСС. Как мы уже видели, и сам президент делал первые шаги к воссозданию, по крайней мере частичному, единого разведывательного центра.
Этому способствовала общая атмосфера разгоравшейся холодной войны. Переход под контроль СССР стран Центральной и Юго-Восточной Европы, успехи коммунистов в Китае в развернувшейся с новой силой гражданской войне, успехи борьбы против колониализма на Азиатском континенте — всё это воспринималось американскими политиками и значительной частью общественно активного населения как поражения США, вызванные неправильной, недостаточно решительной политикой власти, отсутствием у неё наступательной стратегии. Многие связывали американские провалы с отсутствием информации о возможном противнике, со слабостью разведывательной службы, отсутствием единого её руководства.
Закон о национальной безопасности
Всё это вело к тому, что Трумэн и по собственной инициативе, и в соответствии с настроениями своих советников и членов кабинета всё более склонялся к жёсткому противостоянию с СССР. Удачной возможностью для демонстрации и обоснования такой позиции явилась произнесённая по приглашению президента и в его присутствии речь бывшего британского премьер-министра Уинстона Черчилля в городе Фултоне, штат Миссури, 5 марта 1946 года. Пользовавшийся в США огромной популярностью, Черчилль назвал США и Великобританию свободными странами, тогда как во многих странах мира, «некоторые из которых очень сильны», свободы не существует и у власти находятся «полицейские правительства». Противостоять тирании может только «братская ассоциация» англоговорящих народов. Были произнесены слова о том, что над Восточной Европой опустился «железный занавес», ставшие лозунгом холодной войны.