– Сам откуда?
– Кишлак один есть в Средней Азия.
– А, я у вас бывал в тех краях, Алатаньга знаешь, городок такой?
– Джамол знает. Но сто километров будет от нашего кишлака до Алатаньга. Оттуда тогда и приходил большой беда на наш кишлак. Потом новый кишлак строили. А потом работа не был, а семья большой был. Джамол в столица ехал. Штукатурка делал, мусоры убирал, канавы копал, старый вещи покупал, чинил, у себя в кишлаке продавал. Потом друг предложил в Москва поехать, корейские салаты продавать, лепешки узбекский делать и продавать. Москва ничего, лучше жить стал. Деньги в кишлак посылал.
– О, – вспоминаю, – корейские салаты очень вкусная штука, особенно чимча под водочку. Здесь где продаете?
– На ВВЦ точка есть. Э, брат, ты только скажи, я тебе сам привезу все, что захочешь. Но я теперь салаты не продаю. Ваш мэр начал хорошие деньги дворник платить. Вот я в дворники пошел, год уже будет, трактор уже получил большой, мусоры убирать. Работаю мало-мало.
– Это ты молодец, Джамол, Москва благодаря тебе чище будет. А катастрофа, говоришь, в Алатаньге началась? Когда это было?
– Девять лет мне был тогда, значит, одиннадцать лет прошел.
– Ты это, Джамол, поворот не пропусти. Нам на Ленинградку надо.
Узбек кивнул, трактор притормозил, затем, будто фигурист-одиночник, сделал пируэт на правом заднем колесе и, подпрыгивая на битом кирпиче, покатил по Ленинградке.
– А вас как зовут, а, брат? – спросил Джамол.
– Сергей я.
– Сергей-ака, а вы думаете, здесь, в Москва, тоже космический катастроф виновата?
– А у вас там, в Азии, космическая катастрофа бурю вызвала?
– Нет, из Алатаньга, говорят, буря пришел, а туда, наверное, из космоса кто-то сел и большой возмущений воздух вызвал.
– Точно знаешь?
Джамол, удерживая руль левой рукой, достал правой сигарету из пачки, схватил зажигалку, ловко прикурил и, бешено жестикулируя, разволновался, вспоминая азиатскую жизнь. Будто удивлялся своим воспоминаниям. Трактор отчаянно орал мотором, и приходилось громко кричать, чтобы слышать друг друга.
– Не, не точно, маленький был, плохо помню. Я про другой хорошо помню. Анзор-ака всегда нам из Алатаньга игрушки красивый привозил. А дядя Хуснутдин воздушный шарики дарил. Их там, где черный ночь кругом, всегда воздухом надували. Эта шарик на месте не стоит спокойно. Все время прыгает вверх-вниз. Километр вверх улетать может, потом обратно прыгает. Далеко от хозяин не улетает. Мы игра такой делали – у кого шарик выше прыгает. Мой друг Анвар часто побеждал. У него шарик, как это, бешеный был, но упрямый часто. Вдруг километр прыгнет, а вдруг на место стоит, как ишак, не хочет вверх летать. Пинать тоже можно, все равно на место стоит.
– Класс, – восхитился я, – какие подробности я про Алатаньгу узнаю́. У вас только шарики воздушные игрушками были?
– Нет, игрушки много разный были. Но дядя Хуснутдин один раз сам захотел пойти там, где черный ночь всегда. Чтобы не игрушки покупать, а сам найти что-то хорошее. А потом домой в кишлак вернулся, сам черный такой, настроение совсем плохой был. Два дня по кишлак пьяный ходил. А потом за ним катастроф приполз. Буря очень злой был, ни один целый дом не остался. Нас тогда всех в другой кишлак переселили. Потом опять дома построили, но мы жить не стали. Нам потом сказали, что не надо в этот место жить. Плохо будет.
– Не понял, еще катастрофа была?
– Нет. – Джамол выбросил окурок в окошко, вдруг расстроился, сказал несколько слов по-узбекски, наверное, ругался. – Просто за дядя Хуснутдин черный ночь тоже поползла. Нам сказали большие начальники, что не надо здесь жить. Черный ночь когда приползет, нам совсем плохо будет. Болеть много будем.
– Ну-ка, ну-ка? Чем дальше в лес, тем толще партизаны, блин. – Я уже забыл про свои треволнения, про ФСБ и бурные приключения среди ливня и ветра. – Ты, Джамол, не теряйся. Меня домой привезешь, обязательно телефон свой оставь. Мне с тобой еще поговорить надо будет. Мобильный у тебя есть?
– Сотка есть.
Джамол гордо продемонстрировал новенький айфон. Недешевая игрушка для дворника.
Я тут же и забил его номер в память мобильника, а потом задумался, что же спросить у нового знакомого. Ведь был какой-то очень важный вопрос. Прямо вопрос жизни и смерти, связанный с этой Кляксой в азиатских горах. Но никак не мог вспомнить.
– Сергей-ака, – вдруг прокричал встревоженно Джамол, – а как мы дальше поедем? Туман впереди, ничего не видать. Гарь, дым. Запах очень плохо.
– Ну как, как… Потихоньку, на ощупь. Я домой хочу.
Джамол сбросил скорость. Трактор взрыкивал и медленно полз в дурно пахнущем тумане.
Количество радости у Джамола понемногу увеличивалось. Он начал орать веселую песенку по-узбекски. Какая-то андижанская полька под аккомпанемент мотора «Беларуси». Джамол и газом играл как на тромбоне.
Веселое путешествие, думаю. Не въехать бы куда-нибудь сослепу.
Не въехали. Вовремя Джамол отреагировал. Только чуть-чуть поцарапал бампер японской «Тойоты».
Радостный русский парень в черной куртке и бейсболке отчаянно махал руками, трактор останавливал. Я подумал, случилось что-то.
– Я, – говорит парень, – японцев сопровождаю, делегация «Tokyo Electric Power». «Тойоту» нам уже не починить. Мобилы не работают, у нас у всех одна телефонная компания.
На машину, на капот упало дерево, и «Тойота» застряла насмерть. Хорошо, никого не зацепило ни осколками, ни ветками. «Тойота» без движения, еще недавно снаружи бился дождь в ее стекла, свирепствовал ветер и надвигалась тьма с туманом. А японцы после бури вылезли из машины и уже предаются отчаянию.
– Господин Асамото, – рассказывает Олег, так он представился, он за переводчика у них, – страшно недоволен. Вот видите, ругается по-своему, по-японски. А господин Тогава, слышите, все время произносит непонятное слово, которое означает крайнюю озабоченность.
– Вы знаете, – доверительно сообщил Олег, – несколько раз господин Асамото громко обещал награду тому, кто сможет избавить их от этой крупной неприятности. Клятва самурая. Тысячу долларов давал, пусть только их отсюда вытащат.
Сверкнула молния, ветер ударил так, что машина вздрогнула.
Землю настиг рычащий гром.
Господин Асамото что-то отчаянно кричал. Олег перевел. Ему, говорит, легче харакири сделать, чем сидеть взаперти, вспоминая ошибки.
Тьма опустилась на землю. «Тойота» растворилась в черноте.
Стоит «Беларусь», даже не фырчит. Но дождь затих. Японцев надо выручать.
Я сдержанно здороваюсь. Коничива, говорю. Японцы как будто не услышали приветствие. Оба устроили сдержанную ритуальную пляску вокруг трактора.
– А вы, дорогой Сергей-сан, не в «РусГидро» работаете? – спрашивает Олег. Судя по всему, Асамото озаботился этим вопросом.
– Нет, но тоже с энергетикой связан.
– А это не вы устроили все это кошмарное буйство стихий, чтобы мы не смогли контракт с «РусГидро» заключить? Мы же суперские турбины им поставим.
– Это господин Асамото знать хочет? Скажи ему, Олег, что у меня силенок не хватит. Вот Босс может, ему погода подвластна. Но зачем ему? Хотя он как раз с китайцами контракт вчера подписал.
Естественно, у японцев не было буксировочного троса. Какой японец может предположить, что его новенькую «Тойоту» вдруг придется таскать на буксире? Но у Джамола трос был. Он быстро подцепил заглохшую машинку, утрамбовались туда все японцы с Олегом и тронулись к японскому посольству. Правда, случилась еще маленькая неприятность. Въехали мы скоро всем караваном в белую тучу на дороге, и запах ударил в нос. Резкий, сладкий, горелый, заманчивый. Чтобы не надышаться дряни, я задержал дыхание и перестал общаться с японцами.
Когда трактор с «Тойотой» вынырнули из дыма, то оказались мы как раз на улице Архитектора Власова, рядом с «РусГидро». Офис компании сиял, как самая главная елка страны в Новый год.
Асамото распорядился немедленно остановиться и заключить контракт на десять турбин, а не на пять, как раньше хотел. Во имя чудесного спасения. Так нам сказал переводчик. Он же торжественно вручил Джамолу сто долларов. Джамол долго его благодарил, причем по-узбекски. Наконец Джамол заглох вместе с «Беларусью».
Мне окончательно стало скучно. Нет, пойду я отсюда, решил.
И побрел я прочь из тумана наружу, в разоренную обыкновенной земной бурей Москву. Здесь на замусоренной, но не задымленной улице поймал одинокий медленный «жигуленок».
Когда машина остановилась, я хотел уже назвать адрес и вдруг сообразил.
Я же до сих пор не дышал! С того самого момента, как в дым заехали! Ну дела! Это я целый час без воздуха обходился?! Ни черта себе задержка дыхания! Как такое может быть?
Не, я подумаю об этом завтра. А сейчас домой и немедленно спать.
Глава 2Земля (Фокин)
Никак не заснуть. Душно. Подушка колючая, одеяло кусачее, кровать короткая, ноги за ее пределы вылезают. Дыра ужасная этот Харбин, да еще Андрюха на пару с гитарой кричат дурными голосами песенки собственного сочинения. Вот он ревет про физиков-ядерщиков:
Весь мир у нас в руках,
Мы приручили атом.
Фотон, теряя страх,
Летит, покрытый матом…
– Андрюха, ты чего орешь? – спрашиваю.
– Это я колыбельную пою.
– А чего так громко?
– А иначе народ не услышит, как они заснут?
– Ты что, весь отель решил усыпить?
– А че? Пусть китайцы немного поспят.
– Тут китайцев чуть. В основном европейцы заселены. И спать они под твою колыбельную точно не смогут. Я, например, не могу.
– Знаешь, Серега, иди ко мне в номер, Ленчик все равно только завтра приедет, а мы тут до утра с Вовчиком песенки поорем. У нас и рисовой водки навалом.
– Фу, как вы можете такую гадость пить? У нее же запах отвратительный.
– Ты иди, иди, выспись, – повторил Андрей и оглушительно ударил по струнам.
Ушел я в чужой номер. Рядом с Андрюхой, конечно, можно находиться, но недолго. Его кипучая, деятельная и шумная натура не дает покоя никому. Причем если он взял в руки гитару и запел, это автоматически означает, что петь с ним следует хором, и только попробуй не поддержать – обидишь. Побить не побьет, добродушный мужик, хоть он и борец-вольник, но ведет себя конкретно как шумный дух, полтергейст, так матом обложит, что тут же все слова неизвестной песенки вспомнишь и запоешь. С ним рядом только Вовчик, Владимир Ильич то есть, друг его закадычный, находиться долго может. Если Андрей один из ведущих физиков АВР, то Ильич строитель божьей милостью и архитектор в одном флаконе. Он такие футурные формы для АВР придумывает, закачаешься! В бредовом сне такие здания не приснятся, но ведь красиво. Харбинский АВР будет исполнен в виде ленты Мебиуса, завязанной цветком лотоса. И Ильич это все в бетоне воплощает и строит надежно. «Железобетонный эпюрист» он себя называет. Вот этот человек – воплощение абсолютного спокойствия. Будет все вокруг гореть и рушиться, так он от пожара трубочку прикурит и попросит стакан воды огонь залить. Правда, я никогда не видел Ильича курящим трубку, но с сигарой наблюдал. Вылитый Черчилль на отдыхе. Вот они сейчас и развлекаются. Ильич будет медленно квасить рисовую водку, курить и подмурлыкивать дико орущему Андрюхе. А тот будет пить водку жадными глотками, захрумкивать омарами и русским матом посылать администрацию отеля подальше. Так что выспаться не получится. Спокойней будет отдохнуть в номере Андрея.