Перед входом в гостиницу мельтешат люди. Иностранцев много, но и этих, китайцев в штатском, предостаточно. Так что лучше не высовываться.
Появился Одиноков. Слегка растерянный, пиджак мятый. Тащит мой чемодан и отмахивается от помогаев. Подъехало такси, «Хафей». Только бы в мою сторону направились, прошу судьбу. Повезло.
А дальше был бросок под машину, медленный, плавный, чтобы водитель остановил без безумного визга тормозов. Ошалелый китаец замер. Я одним движением открываю дверцу и ныряю на заднее сиденье. Одиноков даже не моргнул. Зато китаец крутил головой не переставая, нос его мотался как флюгер на переменном ветре.
Одиноков сказал несколько слов по-китайски. Водитель сразу успокоился, «Хафей» тронулся. Отъехали.
– Куда едем? – задыхаясь от волнения, спрашиваю.
– А ты молодец, Фокин. – Одиноков довольно ухмыльнулся. – Вовремя исчез, очень ловко получилось, я так не умею.
– Случайно получилось. А в гостинице чего было?
– А чего было? Тысяча китайцев искали одного русского. У меня раз двадцать паспорт рассматривали. Но ты гениально исчез. Ниндзя! А едем мы к храму Конфуция. Пересидеть нужно суматоху. А завтра я тебя вывозить из Китая буду.
– Храм Конфуция… Обязательно его посетить надо, – повторяю чужие слова.
– В следующий раз посетишь, если получится, – ответил Одиноков, – успеешь еще пофилософствовать.
В небольшой, но уютной китайской квартирке на окраине Харбина мне выделили собственную комнату с уютным коротким диванчиком и полчаса времени, пока Одиноков думал, как будет вывозить меня из Китая, и кое с кем созванивался.
– Кофе нет, чай зеленый китайский, настоящий, на кухне, сам завари, – бросил он перед тем, как удалиться на переговоры.
Минут через пятнадцать Одиноков возник.
– Наливай, – довольный попросил он.
– Чего?
– Пока чай, потом посмотрим. Рассказывай. Чего там с исчезновениями?
– Честно? – спрашиваю интригующе.
– Честно, честно, некогда нам ходить вокруг да около.
– Если честно, – горестно вздыхаю, – Андрюху похитили из моего номера, потом вернули. Наверное, со мной перепутали, сдался им этот «Криптозавр». И какие им секреты авээровские нужны?
– Секретов у вас полно, даже мы многие не знаем. Но, значит, тревога оказалось ложной? Вернемся к нашим делам. Вот твой паспорт.
Беру. Обложка чужая, серенькая. Надо открыть. Авакумов Федор Тимурович.
– Чего? И морда не моя.
Одиноков снисходительно улыбался.
– У меня есть железные документы на этого типа. Это обычный международный преступник, уголовник. Заказные убийства и наркота. Есть решение пекинского суда о его экстрадиции в Россию. Есть сопроводительное письмо от министерства юстиции. Есть, наконец, двое китайских полицейских, которые нам помогут. Так что теперь ты – Федор Авакумов. Наденем наручники и тихо и спокойно вывезем на полицейской машине в Хабаровск. Извини, но самолетом или поездом очень опасно.
– Алексей, ты на его физиономию посмотри. Лысый, ушастый, нос картошкой, взгляд неприятный. Фотографию будем переклеивать?
– Что ты, мы работаем чисто. Как китайцы для русских кажутся на одно лицо, так и русские для китайцев все одинаковы.
– А я вроде уже их немного отличаю.
– Слава богу, дело не в тебе, а в китайских пограничниках. Чем проще задача решается, тем правильнее решение. Будем из тебя преступника делать. Давай, Фокин, иди мой голову.
– Зачем?
– Брить буду налысо.
– Сам?
– А что же, тебе парикмахера вызвать и всю операцию раскрыть?
Процесс занял не много времени. Чувствовались опыт и профессионализм Одинокова. Ножницы в его руках весело щелкали, а бритва прикасалась к коже головы с железной нежностью и бодрящим холодком.
– Ну а теперь, – грозным голосом объявил секретный стилист Одиноков по окончании стрижки, – будем приводить тебя в порядок.
С громким стуком он поставил на стол литровую бутылку российской водки.
– «Столичная», – с уважением читаю этикетку.
– Ага. Надо, чтобы ты выглядел натурально как зэк. Чтобы был усталый, злой и примитивный, голодный и грязный. И чтобы всех китайцев ненавидел, да и русских заодно. И чтобы глаза у тебя в щелки превратились. И одна ненависть в них видна была. Но взгляд мы прорепетируем завтра. А пока минимум пол-литра должен в себя залить. Утром ты должен быть очень усталый. Тогда с фотографией на паспорте будет стопроцентное сходство.
– Но это… Алексей, закусить бы чем-нибудь.
– Ох, капризный ты, Фокин. Я тебе натуральную российскую водку достал, а ты… Ну ладно. Сейчас принесу. Там были огурцы китайские, чеснок, помидоры и какие-то водоросли.
– А ты со мной? А то одному как-то не того.
– Пей, лысый. Мне в отличие от тебя нужно завтра выглядеть свежим и представительным.
Одиноков подождал, пока я опрокинул первую рюмку, потом торжественно объявил:
– Кстати, господин Фокин. Операция не закончена. Вы получаете личное агентурное имя и нарекаетесь Дядя Федор.
– Смеешься, что ли?
– Ни в коем разе. Это чтобы врагам непонятнее было. Ко мне будешь обращаться как к Почтальону Печкину. Босс ваш будет Кот Матроскин, а контору вашу будешь называть Простоквашино.
– Ну, – произношу радостно, – за Дядю Федора.
Утром, когда проезжали уезд Илань, плоховато мне стало. Пришлось голову в окошко высунуть, чтобы ветерок головную боль остудил. Китайский полицейский аккуратно придержал, чтобы я не стукнулся о стекло. Очень уж сильно голова моталась после пьянки.
А на границе тучи ходили хмуро. И хмурь, и уныние в башке у меня поселились, и хмурые, невыспавшиеся китайские пограничники медленно, с трудом изучали документы. Будто по слогам свои иероглифы читали. Тревога проступала сквозь муть в голове.
Старший на погранпосте изъял решение пекинского суда, письмо министерства юстиции, паспорт Авакумова, мельком посмотрел на мою опухшую физиономию и скрылся у себя в будочке.
– Чего, засыпались? – заговорщицким шепотом кричу в ухо Одинокову.
– Сиди спокойно, – зло отвечает тот, – у нас все настоящее, включая тебя.
Одиноков отвернулся и стал непринужденно болтать по-китайски с сопровождающим полицейским. А у меня голова кружилась так, что больно было глаза открывать. Даже бежать трудно, упал бы через пару метров. Перебрал я вчера явно, увлекся выпивкой без закуски. Тримола бы глотнуть…
Очнулся я от сильной тряски. Разлепил глаза и сонно спрашиваю:
– Где мы?
– У высоких берегов Амура, – весело ответил Одиноков, – вернее, уже его переехали, курс на Хабаровск.
– Так мы вырвались из Китая? Не верю.
– Можешь не верить, но мы уже в России. Китайцам точно не нужен русский уголовник.
– Наручники сними и пива дай.
Одиноков послушно затормозил, снял наручники.
– А пива нет, – сказал он, – и не будет до Хабаровска. Ты как?
– А я все боялся, что сейчас куда-нибудь повернем и опять в Харбине окажемся.
– Да далеко Харбин уже, далеко.
– Тебе легко говорить, а я в последнее время вечно куда-то вляпываюсь. А началось все с нашей с вами встречи.
– Началось все с твоего рождения, Фокин. Все остальные удовольствия по ходу жизни.
– Хороши удовольствия! Сплошные неприятности. Ох, чувствую, влип я с вами. Босс точно уволит за прогулы. Он страшно зол, что на «Острове Солнца» все наши сооружения смыло, Андрюха рассказывал. А мне еще до Москвы добираться… Грустная у меня жизнь становится. К вам на Лубянку в дворники пойду работать.
– Вместе мы доберемся только до Хабаровска, – серьезно ответил Одиноков, – в Москву полетишь один. А Боссу вот что скажешь…
Глава 3Огонь (Фокин)
Рассвет сегодня долгий. Солнце задыхается под тяжестью туч, но краешек неба за горкой светлеет. Сумрачное утро приходит. Сна ни в одном глазу. Голова тяжелая. Глаза воспаленные, с недосыпа. Красные, наверное. Глянуть, что ли, в зеркало? Нет, неохота себя растрепанного и усталого рассматривать. Баха с рассветом должен прийти. Надо кофе поставить. Или лучше поспать. Так не хочется у плиты стоять, этот кофе караулить, тупо гипнотизировать пенку. А все равно придется сварить две чашки. Баха тоже захочет.
Осторожный стук в дверь. Надо быстро открыть, пока кофе не убежал.
– Здоро́во, Серега! – Баха орал, будто генерал на плацу, и ввалился в дом, как медведь в родную берлогу. – Пора! Уже горит восток зарею новой. Исполнительный директор филиала Владимир Бах прибыл в ваше распоряжение.
– Привет-привет, – отвечаю лениво. – Кофе будешь?
Он кивает.
– Ну, тогда по чашечке – и о делах поговорим.
– Наливай, – разрешил Баха.
– Еще тридцать секунд. Сейчас закипит. Только у меня с кофеем ничего нет, разве что коньяк.
– Нет, Серега, я за рулем. А кофе так проглотим, взбодримся. Нам же с тобой еще по Зоне бегать. Но я смотрю, ты без завтрака. Перед походом в «Паучок» зайдем, он через часик откроется, перекусишь слегка. А тебя-то чего Босс послал, тебе вроде не по чину по горам ползать, фантики искать?
– Можно сказать, Босс отпуском наградил. У меня появилась возможность посетить дальние страны, побывать в экзотических местах – и все за счет корпорации.
– Зона – экзотика?! – Баха рассмеялся. – Не слабо сказано. Тут вокруг этой экзотики такие конфликты международного масштаба разгорелись, считай, состояние тихой войны у нас. Каждый день стычки и провокации на границе. Сопредельщики лезут изо всех щелей, как тараканы. Им тоже вдруг Зона понадобилась. – Баха недовольно поморщился, словно кофе стал чересчур горький.
– Так это разве не наша территория?
– Наша, конкретно наша. Но слухи-то по Земле ползают. И об этих наших чудесах очень красивые легенды сочиняют. Сокровища Али-Бабы тут, понимаешь, навалены. Вот у сопредельщиков лапы и чешутся.
– И чего теперь? Нам нужно три бэтээра и рота солдат, чтобы в Зону сходить?
– Да нет. Пока что карантин объявили. Никто типа в Зону не суется, ни мы, ни сопредельщики, поэтому стрельбы не будет.