– Дышится? – Баху спрашиваю. – Отпустило?
– Лучше, – отвечает, – пойдем отсюда, пусть без нас друг на друга напасти насылают.
– А я бы посмотрел, как эти «стразы зла» друг друга колотят. Но ты прав. Времени нет, нам, может, еще целый день по Зоне ползать.
А ребятки дошли от словесных оскорблений к физическому контакту. Боря аккуратно двумя пальцами тянет за шиворот Ромика. Вадик Боре кулаком в солнечное сплетение тычет, не бьет, именно тычет. А тот все его руку отпихивает.
Эмма устроилась на камешке в первом ряду, смотрит с интересом. Кажется, даже фразу бросила. Что-то вроде «останется только один».
Сейчас, думаю, начнется или, наоборот, все затухнет. Судя по мальчикам, потолкаются, потолкаются да утихнут. Баха, однако, меня на тропинку увлекает. Прочь отсюда. «Точно! – вспоминаю. – Пора, нас ждут великие дела».
– Силен ты, брат, – говорит в восхищении Баха. – Заставить «Черный отряд» между собой подраться – и уцелеть при этом! Может, ты, конечно, и не фантик, но личность экзотическая. В Зоне нам это пригодится.
– Лучше бы не пригодилось, – отвечаю. – Долго нам еще топать?
– А еще километрик вдоль речки до мостика, потом на ту сторону и вверх по склону до зарослей ежевики, а потом и в Тень.
– Ежевики? – скорчил я недовольную физиономию. Не хотелось сквозь колючки продираться.
– Не бойся, Серега, – весело отвечает Баха – видно, совсем здоров стал. – Это же наша ежевика, зоновская, дрессированная. Бросаешь ручную гранату, и она расступается.
– Чего? – останавливаюсь в недоумении. Только военных действий мне не хватало!
– Шучу я, – примирительно Баха отвечает. – Там проход есть, и Толик Хегай бродит тенью отца Гамлета. Врата эти охраняет.
– Ты же говорил, что Зона нынче проходной двор, как же он охраняет?
– Так он ворота охраняет, а в Зону по любой ложбинке, как через проходной двор, все и лезут.
– Это не тот самый Хегай, который исчез бесследно пару лет назад?
– Да, тот, только не исчезал он бесследно, не тот случай, как с ушельцами. В Зону переселился. Так и живет. Колдун он, чудеса здесь типа творит.
– Какие?
– Зелья варит. Приворотное, отворотное, заворотное, да много чего.
– Чего-чего?
– Фокин, докладываю. Компот из «пьяных одуванчиков», отбивные из «стальной крысы», окрошка из «заводных апельсинов», «пороховой колбасы», «лунной картошки», «стреляющего хрена», ну, соль, перец, кефир по вкусу.
– Зачем? – искренне удивляюсь. – Это же несъедобно.
– Невкусно, – соглашается Баха, – зато обещает, что эта окрошка сделает из любой старухи молоденькую девочку.
– И где эти молоденькие девочки? Ты в эту чушь веришь?
– Чушь не чушь, а люди Толику деньги, продукты, фигню всякую из бытовых удобств носят. Я ему велосипед подарил. – Баха погрустнел, вспомнив про велосипед.
– Так ты тоже клиент! – обрадовался я своей догадке. – Велосипед жалко или обманутые ожидания вспомнил?
– Да я не особенно и надеялся, – с сожалением проговорил Баха, – а велосипед жалко, он из него какой-то драндулет сделал.
– А ты чего заказывал? – спросил я и затаил дыхание, стал ждать откровения.
– Да фигня все это, – коротко ответил Баха. – Потопали, вон уже и Толик нарисовался.
Толик нарисовался. Явление колдуна народу. Тень отца Гамлета в старом маскхалате. Но дыры в камуфляже, вероятно, только усиливают маскировку. Физиономия его загорелая из-под капюшона торчит, не все время, значит, в Зоне в ночи живет, на солнце бывает. Глазки узенькие поблескивают, недобро глядят на нас, настороженно. Вообще, Толик всем видом своим и выдающимся вперед длинным носом напоминает сторожевую чайку, бдящую на скалах у гнезд. И чего он тут высиживает?
– Здорово, Толян, – пробухтел Баха.
– Привет, Толик, – говорю. – Не узнал?
– Узнал, – мрачно отвечает. – Чего принес?
– Не понял, ты плату за вход берешь?
– Вы заплатите, как же, – грустно он отвечает. – Мне это, пожертвование какое-нибудь надо. Вещи ненужные, фантики использованные. Или кузнечиков живых сотню бы.
– Ты их чего, ешь? – спрашиваю.
– Нет, – зло говорит, – дрессирую.
– Чего он такой недобрый? – спрашиваю Баху.
– Не обращай внимания. Все мы тут сдвинутые, а Толик самый с катушек съехавший.
– Это кто съехавший?! – в ответ встрепенулся Толик. – Сам ты съехавший!
Он откинул капюшон, яростно вперед кинулся, будто сильно усохший боец сумо. Бритой макушкой чуть не боднул Баху. И удивительно: как ближе подошел, так в плечах раздался, живот надул, да и ростом с Бахой сравнялся. Фантик, что ли, такой нашел, который массу увеличивает?
– Ладно, ладно, – привычно Баха его урезонивает, – сдуйся пока, будут тебе кузнечики, а повезет, и саранчу привезу. Только ты нам «кактус атомный» помоги найти один, в хорошем состоянии.
– Только обещаешь, начальник, – примирительно ответил Толик и усох как будто снова.
– На кой ему кузнечики? – негромко Баху спрашиваю.
– Он же алхимик, воду в вино превращает, стайку кузнечиков хочет в стадо баранов обратить, из воздуха электричество вычерпывает, из ржавчины старых танков и бэтээров золото и платину добывает.
– Успешно?
Алхимик влез в разговор:
– Дураки вы, я тута наукой занимаюсь. Атомы дрессирую. Они у меня в руках как глина космическая. Я из протонов, нейтронов и электронов чего угодно вылепить смогу, хоть золото, хоть сероводород. Хочешь понюхать?
Я глазами хлопаю, бред какой-то, думаю. Еще один сумасшедший в горах. А Баха серьезно спрашивает:
– Ну как успехи?
– Да не так чтоб очень. Фантиков нужных не хватает.
– А какие нужны, – спрашиваю, – чтобы атомы дрессировать? – И едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
– Да не нашел еще…
Толик тяжко вздохнул и затылок со скрипом почесал пятерней.
– Ну, веди нас, Сусанин, я тут тебе еще спирта прихватил, чтобы ты «тяжелую воду» использовал. Пол-литра хватит пока? – протягивает ему Баха фляжку.
Толик фляжку хватает, натурально подпрыгивает от радости и бегом по тропинке во тьму спускается.
– Побежали! – кричит. – Фонарики включайте, я вам сейчас самый лучший экземпляр покажу, только не споткнитесь, а то поломаете этот «кактус».
Вступаем мы в ночь, Баха вздыхает, чувствую по его виду, долго нам по Зоне лазить придется. Фонарики включили, а ни черта, кроме спины Толика, в нашем электрическом свете не видно. Как бы не оступиться и со склона не загреметь. А Толик, как кошка, в темноте все видит.
– А у вас че, – кричит он снизу, – осветительного фантика нету?
– Нету, нету, – хмуро Баха отвечает, – притормози, не успеваем.
Толик остановился минут через двадцать, когда мы уже порядком устали и задыхаться начали от этого бега.
Присел он на корточки перед обычной ямкой, сантиметров тридцать глубиной, и объявляет:
– Крекс, фекс, пекс. Заройте ваши денежки, заройте прямо здесь, и в полдень, ровно в полдень, здесь вырастет ваш «кактус».
– Толик, ты сегодня в ударе, – похвалил я. – У тебя здесь страна дураков, а мы эти дураки и есть. Дай водички хлебнуть, – обращаюсь к Бахе.
Тот мне фляжку протягивает, а сам носком кроссовки землю в ямке ковыряет и фонариком себе светит. Я колпачок отворачиваю, глоток делаю, глаза у меня из орбит выскакивают, горло огнем полыхает.
– Спирт, – выдыхаю с трудом через минуту.
– Ага, – отвечает Баха спокойным голосом, – фляжки я перепутал.
– Воды, – прошу я, задыхаясь от спирта.
– Так поменяйтесь фляжками! – отвечает Баха, а сам сосредоточенно ямку ковыряет.
Забрал я фляжку у Толика, воду пью, думаю, надо бы хоть глоток оставить, а вот не могу остановиться, все выхлебал.
– Напрасно вы, гражданин Фокин, на Хегая бочку с апельсинами катите, – веско Баха заявляет. – Есть «атомный кактус», вернее, его росток. Толик, чего теперь с ним делать?
Я пустую фляжку протягиваю, киваю согласно, мол, признаю свою ошибку.
– Тех-но-логия от-работана, – пьяным голосом отвечает Хегай. И когда успел спирта глотнуть? – Щас зарываем, поливаем, солим, соль есть? – спрашивает у Бахи. Тот кивает.
– Н-ну-у, в-все, – икая, подтверждает Толик, – в полдень выроете ваш «кактус» большим, целеньким и з-з-зеленым.
Он снова делает большой глоток из фляжки, страшно морщится, утыкается носом в грудь Бахи, шумно дышит ему в карман и показывает жестом, поливай, мол.
Баха опрокидывает фляжку. Падает пара капель, и всё. Баха осуждающе на меня смотрит. А я что, я даже готов фиг знает куда за водой бежать, даже фляжку схватил пустую. Но Толик не переживает.
Он резко головой мотнул, чуть не упал от усилия.
– Фи-гня, – говорит заплетающимся языком, – щас польем! – И опрокидывает стаканчик спирта из своей фляги. – Тер-мо-ядер-ный «как-тус» получится, – заверяет он.
– И что, нам тут ночевать, у «кактуса»?
Звенит мобила у Бахи.
– Да, – говорит он и долго слушает. – Ночевать не получится. – И как-то печально на меня смотрит. – Эльвиру твою сопредельщики захватили, какой-то выкуп требуют.
– Чего это мою? – возмущаюсь. Потом до меня доходит. – Как захватили?!
– У края Зоны! Чего ее туда понесло?
– А чего мы стоим? К машине побежали!
– К машине? – сомневается Баха. – Можно и к машине, может, перехватим, они могут и по нашей дороге двигаться.
Пока Баха размышлял вслух, мы стояли и только потом побежали. В полной темноте, при тусклом свете фонариков, спотыкаясь и периодически падая. Я прыжками двигался за Бахиной спиной. А он ведь ни разу не споткнулся. Наизусть, что ли, тропинку выучил, пока мы к «кактусу» шли? Только чертыхался периодически, сопредельщиков поминал. А я все думал, на кой им понадобилась Эльвирка? Выкуп с нее решили взять, что ли? Но кому здесь, в Алатаньге, нужны деньги? А что еще с нее взять? Украсть, как прекрасную Елену, из-за безумной любви? И тут же Баху, задыхаясь от бега, прерывисто спрашиваю:
– А она не сама с ними пошла? Может, ее и не крали? Мало ли что ей в голову стукнуло.