Слышу топот впереди. Похоже, ослик по тропке копытами стучит. Не ослик, конь вороной из-за поворота показался. А всадник-то Кармыз-бей! А был он в том же пятнистом армейском комбинезоне, помню, пограничники такие носили, в тех же альпинистских ботинках и ковбойской американской шляпе. Подскакал поближе, смотрит на нас свысока, как эмир на своих подданных. И запах тухлых яиц присутствует. Кого-то он боится. Эх, а я свою «Сайгу» в Москве оставил. Думал, не пригодится. Да и не пригодилась бы. «Киселем» он обмазался. Карабин бы не выстрелил. О! Да он не один. Сзади его джигиты подтягиваются по одному. Тропка узкая. Серый конь, две рыжие лошаденки. А джигиты все в одинаковых полосатых чапанах. И что мне с ними делать? И Бахи рядом нет. Может, Боря щитом послужит, если что? А Боря уселся на большой плоский камень, равнодушно на этот отряд смотрит, зевает. Того и гляди спать уляжется.
– Здравствуйте, уважаемый, – пытаюсь быть вежливым.
Кармыз-бей угрюмо молчит. Смотрю, на последней рыжей лошади женщина поперек лежит с мешком на голове. И бородатый бандит ее одной рукой придерживает. Вежливость моя закончилась. Синие джинсы, черная курточка. Я уже ни о чем не думаю. У меня слабая надежда возникает: вдруг это снова Эльвирка в историю вляпалась? Но и ее выручать надо. Но Эльвирка маленькая. А эта девочка подлиннее. У Даши, кажется, метр семьдесят шесть. И джинсы ее, и фигура.
– Отдай мою девочку! – свирепо ору.
В ответ молчание. Джигиты достают биты бейсбольные. Думаю, трудно мне будет. А потом в голове что-то щелкнуло, в глазах потемнело. Все, меня больше нет. Одна ярость осталась. Мне уже все равно, что со мной будет. Потом плохо помню… Хочу Кармыз-бея с коня сбить. Дубинка в руках у меня откуда-то взялась. Ну все! Доигрались, беспредельщики. Подбегаю, машу дубинкой, ничего не происходит. Только воздух гоняю. Пробегаю сквозь весь их строй. До Даши дотронуться не успеваю. А караван исчез. Растаял, как утренний туман. Сижу ошалелый на камешке, пытаюсь понять. Но только и думаю: а где же Даша и что это было? Наверное, озвучил я свои мысли. Боря откликнулся.
– Чего ж ты хотел, – говорит. – Ты ж на камень иллюзий наступил, раздавил его. Вот тебе мираж и привиделся.
– Ага, – отвечаю, – поэтому вы, господин хороший, спокойно спектакль с моим участием наблюдали?
– Ну да, – говорит, – хорошо бегаешь.
– А предупредить? Я ведь мог голову потерять от переживаний.
– Эмоции у тебя есть! У тебя ума не хватает. А так забавно было смотреть. Чего расселся? Ты ж вроде за Дашей собирался. До турбазы еще далеко.
А я думаю, что-то с Борей случилось. Тон приказной, командует. Теперь типа он главный? Ну что ж, посмотрим, что дальше.
А Боря словно мысли прочитал:
– Дальше будет еще интересней. Это мне Зона говорит.
– Вот как? Зона умеет говорить?
– Конечно, только не все слышат.
– Тогда рассказывай, что ты услышал.
– Ждите, она говорит. И еще. В Зоне, конечно, много фарта, но везет не всем. Пора нам дальше топать.
Двинулись по тропинке. Шагать удобнее, на камни не наступаешь. Еще какую-нибудь иллюзию не раздавишь. Думаю, врет Боря или нет? Может, он и слышит Зону, но переводит с ее языка по-своему. И вообще он вредный стал. Можно ли ему верить? Пожалуй, не стоит. Идем мы в ночи под звездами и ждем обещанного сюрприза.
Сюрприза пока нет, а вот звездопад начался. Вот одна желтая звездочка метнулась с неба, упала как будто мне в руки. Но нет, закатилась за горизонт. За ней голубая, потом еще и еще.
– Что это, – спрашиваю, – твой сюрприз?
– Да нет, – небрежным тоном Боря отвечает, не в первый раз, наверное, звездопад наблюдает.
А мне из памяти строчки выплыли давно забытые.
Звездный дождь моросит огнями.
Странники у Вечности застыли часовыми,
В ненастоящем сне…
– Это слепой звездный дождь, – Боря уточняет. – Падают разбитые мечты и несбывшиеся надежды. Вдребезги.
– Чьи?
– А кто его знает? Поймаешь – поймешь.
Поймать звезду, думаю, это как?
А тут следующая красненькая с неба метнулась. Прямо в меня целит. Глаза от яркого света заболели. И вдруг вспышка. Ужалила меня звезда. И я пропал. Ничего не вижу. Только чертики в глазах огненные прыгают.
– Боря! – кричу. Нет ответа.
Зрение потихоньку возвращается. Есть очертания местности. Только это никак не Зона. Слишком светло вокруг.
А морозец-то ослабел. Сапоги по мокрому снегу чавкают, кольчуга скрипит. Меч к земле тянет, и походка у меня получается кривая, неуверенная. Потому и не успел к атаке псов-рыцарей. Я только до обоза доковылял, меч из ножен выхватываю, и на меня один из дерптцев, это прислуга дерптского епископа, бросается. Прорвались те, которых наши лучники не застрелили.
Он выпад делает. Я лезвие свое обеими руками беру за острие и рукоять, отбиваю. Даже отскочить пришлось, силен собака-немец. А взгляд у дерптца дикий, морда из-под шлема выглядывает оскаленная, бороденка смешно торчит. Но мне не до смеха, напирает враг. Опять поднял он свой меч. Мне бы сейчас его проткнуть, пока он лезвие не опустил. Нет, не успеваю. Отскакиваю. Он за мной по льду танцует, немецкие ругательства выкрикивает. Тут я от камешка случайного отталкиваюсь, скольжу по льду к нему навстречу. Не успел он атаку снизу отбить. Острием ему брюхо пропарываю. Успеваю еще откатиться, чтобы кровью не запачкаться.
А в это время князь Александр ударил конницей по кнехтам. Скоро знамена братьев-рыцарей поникли, бой от обоза откатился, но было слышно, как звенят мечи, трещат щиты, хрустят пробитые шлемы. Вижу, как падают на снег псы-рыцари, бросают оружие и сдаются. Это было их спасением. А конница русская копытами по снегу скрипит, ход набирает…
Тяжелая рука опускается на мое плечо. Скашиваю взгляд, перчатка рыцарская, металлическая. Разворачиваюсь, рукоять меча сжимаю. Стоит. Будто в белый саван одетый, в плаще с крестом и без шлема. Длинные белые волосы, нос крючком, в глазах испуг. Прямо гриф – птица встревоженная.
– Я Андреас фон Вельвен – ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии.
Молчу. Надо же, с кем встретиться довелось!
– Господин магистр… – продолжает он.
– Я не магистр.
– Для нас вы магистр. Вы же видите, мой господин: князь Александр с воинами набросился на нашу армию. И битва бушевала до вечерни. И за грехи наши многие из наших были убиты. Многие рыцари захвачены. Христианский народ побежден. Но так не должно быть. Вы, великий магистр, можете все исправить.
Вот так дела. Я великий магистр! Странная сказка.
– И как же я могу все исправить?
– Мы несем христианскую цивилизацию вашим варварам. А вы можете, господин Фок-кин, я знаю, обратить битву вспять и дать возможность нам победить. Мы – это благо для мира.
– Господин ландмейстер, я вам ничего не должен, у вашего ордена плохая репутация. Ваша власть – это беда для мира. И потом, я русский!
Вот так видение, думаю.
Опять вспышка, опять слепота. Еще звезда упала?
Этот несусветный грохот и звон разгоняют тьму и пугают англичан. Хотя думаю, это свет сотен костров заставляет бледнеть ночь. Шесть недель днями и ночами тысячи кузнецов куют гигантскую железную цепь длиной в 152 метра и весом в 180 тонн. Мы должны преградить путь английским кораблям вверх по Гудзону, а для этого цепь нужно протянуть поперек реки.
Сегодня 20 октября 1777 года. А вчера, 19-го, мы славно потрудились у Саратоги. Радостно вспоминать. Хитроумные гуроны встают во весь рост, трясут томагавками, жестами показывают, как снимут скальпы с англичан. Те, конечно, нервничают, начинают постреливать в нашу сторону. А мы к земле прижались, нас и не видно. Ну англичане и побежали в атаку. Наш командир Гейтс просит проявить выдержку, тем более ему не жалко краснокожих. Вот англичане их и смяли. В это время мы встаем длинной шеренгой. Залп. Англичане катятся на землю. Мы ложимся, встает вторая шеренга. Залп. Англичане теряют свои парики. Третья шеренга. Залп. Английская атака захлебнулась. Я даже в рукопашную не полез. Пусть гуроны снимают скальпы с врагов независимости Америки.
Они быстро сдались, вся армия Бургойна. А куда им было деваться из окружения? Я разговаривал с одним пленным. Он этак гордо заявляет:
– Я, – говорит, – не из вигов, я – тори, у меня к вам нет особой ненависти. И если вы великодушно разрешите мне возвратиться в Англию, я не буду сражаться против американцев. На кой мне черт ваша Америка.
А сам даже в плену, измазанный кровью и грязью, хочет важным казаться. Аристократа из себя строит, говорит надменно, просит барабан принести, чтобы присесть…
Присел. Представляется:
– Генерал сэр Саймон Фрезер, я шотландец! Сэр, – обращается он ко мне, – покарайте этих бунтовщиков. Господи, спаси Англию. Британия должна править морями.
Надеюсь, он не ко мне обратился с титулом Господа.
– Почему я должен вмешиваться в вашу войну? Америка достойна независимости.
– Они же ничего не умеют. Они загубят эту страну.
– Смею вас уверить, сэр, Америка просуществует еще сотни лет!
– Ну что ж, – отвечает шотландец, – дважды я просить не намерен, все последствия будут на вашей совести, сэр Фок-кин.
Вспышка, слепота. Начинаю привыкать.
Вот он, Темучин. Великий и ужасный. В огромной юрте собрались приближенные великого Чингисхана. Здесь был старший сын Чингисхана – Джучи и два уже прославившихся в Китае полководца – одноглазый Субудай-багатур и сухопарый Тохучар-нойон. Посреди юрты горит костер из корней степного кустарника, и душистый дымок поднимается к отверстию круглой крыши. На золототканых шелковых коврах стоят огромные миски с вареной бараниной и горохом. Пахнет вкусно, как ни странно. Прислужники обносят кумысом и вином гостей.
Сам Чингисхан, «Посланный небом», монгол с рыжей бородой, сидит на горе войлоков и ничего не ест. Он приветствовал гостей длинной фразой. Толмач перевел: