Ольга тяжело втянула носом воздух:
— Дальше, Барни.
Он сглотнул и глянул на дверь:
— Граф Мюрай признал в одном из мёртвых сэра… баронета. Бывшего соседа хозяйки. Незадолго до этого он купил у него поместье, мадам. Поскольку леди оказалась живой, а дом хозяйки был рядом, то он привёз её сюда. Мистер Томсон признал в ней дочь хозяйки и велел мне ехать за доктором.
— При леди был багаж?
Барни кивнул:
— Когда пригнали карету… с убитыми… на задке был увязан кофр.
— Где он сейчас?
Мальчик пожал плечами.
Ольга вздохнула.
— Ты найдёшь его, откроешь и осмотришь вещи. Меня интересует красная книга. Если ты принесёшь её мне через тридцать минут, то… — она достала из монетницы шиллинг и подвинула Барни, — получишь ещё два. Эти забирай сейчас, — кивнула на деньги на краю стола.
У истопника перехватило дыхание. Он шмыгнул носом, сгрёб монеты и выбежал из комнаты.
Ольга скрестила пальцы на удачу. Отошла к окну, размышляя. Мальчишки любопытны и пронырливы. Занимаясь топкой каминов во всех покоях, он мог видеть кофр. Ей очень повезёт, если Барни принесёт дневник. Написанный на русском языке, он надёжно хранит тайну своей хозяйки.
В дверь постучали. Заглянувший лакей пригласил мадам Ле Бретон следовать за ним.
Ольга посмотрелась в зеркало, расправила складки на платье и погладила золотой браслет на запястье.
— Антон, пожелай мне удачи, — шепнула на русском языке.
Леди Стакей гостью не обманула.
Лакей провёл её к комнате Шэйлы и открыл дверь, приглашая войти.
Ольга скользнула взором по доктору Пэйтону, стоящему к ней боком. Без сюртука, в тесном жилете и светлой рубашке с закатанными рукавами, он осматривал содержимое саквояжа, что-то сосредоточенно в нём выискивая. Всё такой же седовласый, красноносый, с пушистыми рыжеватыми усами и бакенбардами, с гладко выбритым двойным подбородком под оттопыренной нижней губой.
Бегло осмотрела будуар. По большому счёту, здесь ничего не изменилось. Та же боязнь пустого пространства, удачно спрятанная за непривычной роскошью новой мебели: громоздкой, тёмной, многопредметной. На низком столике ящичек с красками, ваза с карандашами и папка с бумагой для рисования.
В душном покое в густом аромате благовоний отчётливо улавливался запах валерьянки. Горели дрова в камине. Настольная керосиновая лампа отбрасывала размытую тень полубалдахина на прикроватный столик, на котором рядом с графином с водой и высоким хрустальным стаканом лежал томик стихов Байрона. Край узкой закладки из коричневого картона, помещённой между страницами, пестрел вышивкой.
Шестой том, — взяла на заметку Ольга. Тот самый, привезённый сюда в день отъезда из поместья Малгри-Хаус. А вот набор с красками другой, не тот, который был в кофре. В нём также остался альбом со схемами вышивок для маленьких рукодельниц, над которым она работала последние недели перед предполагаемым отъездом во Францию.
Из открытой двери в ванную комнату слышался плеск воды и приглушённый разговор. Менторским тоном Селма давала указания служанке.
У изголовья широкой кровати стояла леди Стакей. Наклонившись к дочери, гладила её по плечу — тихую, бледную, с тёмными кругами вокруг глаз.
— Дорогая, к тебе приехала твоя подруга по пансиону мадам Авелин Ле Бретон, — тихо сообщила она, поправляя чепец с кружевными оборками на голове женщины. — Из Франции.
Ольга впилась глазами в роженицу, лежащую в кровати. С трудом узнала в ней Шэйлу. Дело было не в чепце, закрывающем часть лица и скрывающем волосы. И не в выпирающем под одеялом животе, кстати, небольшом.
Поразили её глаза — небесно-голубые, пустые, мёртвые, с чёрными точками суженных зрачков.
— Шэйла, — позвала она «подругу» робко, касаясь холодной руки, лежащей поверх одеяла.
Та не отозвалась, не проявила ни любопытства, ни интереса. Ничего не выражающим, сонным взором она смотрела на назвавшую её имя женщину.
В душу закралась тревога, навевая недобрые предчувствия.
Они накачали её наркотиком! — ужаснулась Ольга. Глупо было рассчитывать на честность Веноны и надеяться на беспрепятственный, пусть и двухминутный, разговор с её дочерью.
— Беременным нельзя вкалывать морфин, — возмутилась Ольга, поворачиваясь к доктору Пэйтону.
От волнения перехватило дыхание. В душе закипало негодование.
На Венону, всеми доступными средствами препятствующую общению с дочерью.
На доктора, идущего на поводу у маркизы и пренебрегающего древнейшим принципом медицинской этики «не навреди».
На графа Малгри, всё замечающего и ничего не предпринимающего.
На себя. За бессилие и невозможность что-либо изменить.
Айболит выпрямился, склонил голову, вскинул густые широкие брови и с недоумением уставился поверх круглых очков на посетительницу:
— Вы это мне говорите? — сжал в руке коричневый стеклянный пузырёк.
— Кто у нас здесь доктор? — глянула Ольга на маркизу, стараясь держать себя в руках.
— Мадам Ле Бретон, вы обещали мне, что будете молчать, — жёстко напомнила леди Стакей.
— Я помню, что обещала. Я собиралась убедиться, что с Шэйлой всё хорошо. Вы это называете «всё хорошо», миледи? — взвилась она, кивая на тяжело дышащую, не реагирующую на шум баронессу. — Она похожа на… на… — назвать Шэйлу живым мертвецом не поворачивался язык.
От волнения не могла подобрать уместное, щадящее чувства матери, сравнение.
Насколько Ольга ранее восхищалась красотой, мягкостью и самоотверженностью Веноны, настолько сейчас та вызывала в ней отторжение и гадливость.
Двуличная, бездушная, лживая, корыстная, — сыпались градом нелесные эпитеты в адрес маркизы.
В висках застучало, перед глазами заплясали чёрные мошки.
— Вы убиваете её! — вскрикнула Ольга, не в силах совладать с вырвавшимися из-под контроля эмоциями.
— Что говорит эта женщина? — послышался свистящий шёпот Айболита. Его выбритый подбородок подрагивал, пушистые баки на щеках топорщились. — Миледи, избавьте меня от общества мадам Ле Бретон. У леди Спарроу участились схватки. Ей необходим покой.
— Который вы ей уже обеспечили! — ощутила Ольга крепкую хватку на своём локте. — Ей и хлороформ не понадобится, чтобы родить безболезненно. Не забудьте вымыть руки с мылом, мистер Пэйтон!
Обернувшись, встретилась с глазами Селмы. Та подталкивала её, упирающуюся, к двери.
— Уберите руки! Я сама уйду, — не спускала Ольга глаз с серебряной цепочки на шее горничной. Выдернуть бы её из-под нагрудника фартука и убедиться, что это те самые часы. Хотелось спросить…
И она не сдержалась:
— От кого и за какие заслуги вы получили эти часы? — ткнула она в грудь женщины и глянула на неё в упор.
Внезапно Селма отпустила локоть скандалистки, схватилась за цепочку и отступила на шаг. В широко открытых глазах плескался остро осязаемый страх.
Сообщница, — ухмыльнулась Ольга злорадно. Только что-то мало дали ей за молчание. Или серебряные часики сверху накинули? Понравились?!
Открывая дверь, услышала за спиной торжествующий голос доктора Пэйтона:
— Подруга вашей дочери нуждается в безусловном лечении. У неё припадок истерии и…
Это уж слишком! — обернулась Ольга от двери, за ручку которой держалась.
Айболит, вытащив из кармашка жилета брегет, смотрел на ссутулившуюся маркизу, севшую на стул у кровати Шэйлы и не спускавшую с неё встревоженных глаз.
— Я нуждаюсь в лечении? — переспросила гостья дерзко, с вызовом. Развернулась к нему: — Да кто вы такой, чтоб ставить мне диагнозы?
— Вот, налицо неврастения и невроз навязчивых состояний наивысшей степени, — с поразительным спокойствием он указал на неё толстым коротким пальцем.
— Что вы в этом понимаете? — шагнула к нему Ольга, сжав кулаки. — Только и умеете пускать кровь, ставить клизму и прописывать бесполезный электропатический пояс. Ещё подсыпать в питьё сонный порошок и вкалывать морфий ржавым шприцем.
— Досточтимая мадам Ле Бретон, — багровея и раздувая ноздри, с расстановкой заговорил доктор, — дабы прояснить, с кем вы имеете честь разговаривать, заявляю вам официально, у меня долголетний опыт непрерывной медицинской практики. Я восемь лет лечил психические расстройства в госпитале Сент-Джон в графстве Линкольншир ещё с момента его основания, с самого 1852-го года и хорошо различаю болезнь баронессы.
— Лечили психические расстройства? — уточнила Ольга, бледнея. Сент-Джон был известен как место, где больных пытались лечить электрическим током, вследствие чего многие из них заканчивали жизнь самоубийством. — Причём здесь баронесса Спарроу?
От незаслуженного подозрения доктор Пэйтон обиженно скривился:
— Да будет вам известно, милейшая мадам, у неё тяжёлая форма меланхолии, — глотнул воздуха и выпятил подбородок. — После печально известных событий она впала в душевную прострацию. После подобного потрясения женская нервная система наименее устойчива и крайне подвержена изменениям.
Маркиза громко вздохнула и всхлипнула:
— Вы же вылечите её? — нащупывала на цепочке шатлена флакончик с нюхательной солью.
— Разумеется, — уверил её доктор милостиво. — Спустя месяц после родов мы вернёмся к этому разговору. Роды могут повлиять на баронессу крайне благоприятно.
Он поджал нижнюю губу и задрал подбородок:
— А вам, мадам, я могу посоветовать…
— Не утруждайтесь, — отмахнулась Ольга и распахнула дверь, выскакивая в коридор, натыкаясь на графа Малгри. За его спиной маячил лакей. — Вы знали, что здесь происходит? — спросила она Мартина. — Вы сюда часто ездите и видели Шэйлу не раз.
Он нахмурился и опустил глаза на её сжатые в кулаки пальцы. Молчал.
Чувствуя, как в глазах закипают слёзы, Ольга повысила голос:
— Вы не можете не знать!
Мазнув по нему невидящим взором, не дожидаясь ответа, заторопилась в отведённый покой.
Как теперь быть? Как быть? — думала напряжённо, не чуя боли от впившихся в ладони ногтей.
Внезапно в глазах потемнело; подогнулись ноги.