Миссис Макинтайр услышала:
— В переводе с шотландского Шуг означает Дух. Я нашла полуслепого котёнка на крыльце этого дома четыре года назад ровно на сороковой день после смерти моего Руисерта. Это был знак свыше. Его душа вселилась в крошечное тельце и вернулась ко мне в новом обличье, но таким же рыжим, огненным.
Кот спрыгнул с колен хозяйки и развалился у её ног, а Ольга вскинула брови: ещё одна сторонница теории о реинкарнации. Так же, как и граф Малгри, свято верит в переселение душ.
Сондра Макинтайр продолжала:
— Знаете, он и по характеру — вылитый мой покойный муж, бригадный генерал второго королевского шотландского драгунского полка Руисерт Макинтайр, герой Крымской войны, награждённый Крестом Виктории. Королева лично прицепила ему на грудь Крест в Гайд-парке 26 июня 1857 года.
Взяв трость с массивным набалдашником, женщина оперлась на неё обеими руками и подалась к притихшим гостьям:
— Мисс Табби, — вперила она немигающий взгляд в Ольгу, — переехать можете в любое время в течение завтрашнего дня. Оплата вносится за неделю вперёд. Ключи на красном кольце возьмёте на комоде в холле. Думаю, вам не нужно говорить, что не следует сюда приводить мужчин. Не следует хлопать дверями и громко топать. Не следует без моего позволения приглашать гостей с визитами.
Ольга не знала, радоваться неожиданному предложению или нет, и во что выльются все эти «не следует», список которых в ближайшее время, скорее всего, пополнится. Но представив, что уже завтра она будет наслаждаться купанием в ванне, отбросила сомнения.
Они ехали в кэбе по Холборн.
— Не поняла, где у генеральши находится кухня? — спросила Ольга у Эшли, вспомнив, что не приметила ничего похожего.
— В полуподвальном помещении. Видела такое. Там ещё кладовки есть и ледник. Как бы я хотела жить подле вас на третьем этаже, — мечтательно произнесла она.
— В лавке будет не хуже, — «и безопаснее», — продолжила мысленно Ольга. — К тому же, кто знает, возможно, Ньют захочет помогать мистеру Уорду с ремонтом переплётов. Выучится у него, станет переплётчиком. За эту работу всегда хорошо платят.
— Было бы прекрасно, — согласилась Эшли.
Вдруг она подхватилась и выглянула наружу. Они только что свернули на Брук-стрит. Заторопилась:
— Мисс Табби, вы поезжайте домой, а мне тут надо в одно место забежать. Я быстро обернусь.
Не успела Ольга ничего уточнить, как она остановила кэб, бросила корзину на сиденье, и соскочила с подножки. Только её и видели.
Эшли вернулась минут через сорок: разгорячённая, уставшая и притихшая.
Далеко бегала, — решила Ольга, раскатывая приготовленное слоёное тесто и поглядывая на Ньюта, растапливающего плиту. Он уже успел поесть, и они поговорили о последних новостях и происшествиях, освещённых в последнем выпуске газеты. На столе лежал журнал, заметку из которого попросила его прочитать Ольга, чтобы определить уровень грамотности мальчика. Читал он медленно, без ошибок. Прочитанное пересказал почти дословно. От похвалы покраснел и с удвоенным рвением принялся ворошить в топке занимающиеся огнём дрова.
Эшли тотчас включилась в процесс готовки, опасаясь, что к приходу соседок они не успеют приготовить угощение.
— Успеем, — глянув на часы, успокоила её Ольга. — Делайте начинку: растирайте творог с желтком, режьте укроп, петрушку и зелёный лук. Затем всё смешайте. А я нарежу прямоугольники для конвертиков.
— Конвертиков? — уточнила Эшли.
Ольга кивнула:
— На прямоугольники положим начинку и защипнём края теста в форме конвертиков. Смажем верх взбитым вилкой белком и на этом всё, останется только испечь. Был бы кунжут, то посыпали бы выпечку им.
— Это же будет не сладко, — задумалась Эшли, снижая скорость нарезки зелени.
Ольга подтвердила:
— Но не менее вкусно. Как в горячем виде, так и в холодном. И выглядят конвертики аппетитно. Увидите.
Во время готовки женщины обсудили возможные темы бесед с соседками и проговорили особо сложные моменты.
На овальном блюде росла горка конвертиков, на плите закипал чайник.
Эшли выставила сливочное масло, сахар, наполнила вазочки вишнёвым вареньем, мёдом и апельсиновым джемом. Ольга обжаривала тосты.
Ньют уплетал конвертики за обе щеки, запивая компотом, а его мать осматривала ручки корзины, проверяя их прочность, собираясь отправить сына — как и планировала — за бельём к заказчице.
— Нигде не задерживайся, — наставляла она мальчика, беспокойно поглядывая на часы.
— А можно я зайду к Джону и поделюсь с ним вот этим? — указал он на выпечку. — У нас много, целая гора.
Эшли не стала возражать и, упаковав пяток конвертиков, вручила сыну:
— Только ненадолго. Туда и обратно, — одёрнула она на нём ставшую коротковатой курточку.
Миссис Бинди и миссис Маклахлан — невысокая и невзрачная юркая брюнетка средних лет — пришли не с пустыми руками. На столе появилась тарелка с чайным пирогом, густо смазанным сливовым джемом, и корзиночка с тикейками — жареными булочками с изюмом.
Соседки оказались особами пунктуальными и не в меру разговорчивыми.
Одно из правил поведения в обществе гласило: «Никогда не обсуждайте ничего личного в присутствии других людей». Увы, Ольга убедилась, что это требование — как, впрочем, и другие — женщинами полностью игнорировалось. Оно и понятно. В нём речь шла о леди и джентльменах, к коим гостьи не относились.
Ольга с трудом сдерживала натиск их неуёмного любопытства, незаметно сменяя темы разговора с личных на общие, заостряя внимание на настроении собеседниц, погоде, городских новостях… С терпеливым смирением поглядывала на стрелки часов, как назло, двигавшихся томительно долго, словно увязших в киселе.
Миссис Бинди, заверив, что они с подругой заглянули ненадолго, через полчаса вызвала у Ольги удивление этим «ненадолго». Какой временной промежуток имела в виду женщина — она так и не поняла. Судя по всему, лёгкое и необременительное общение с молодыми особами доставляло им истинное наслаждение. Закругляться с визитом соседки не спешили.
Уже было выпито по три чашки чаю и съедено две трети угощения, а неугомонные гостьи были полны сил и уходить не собирались. Они раскраснелись, доверительно разглагольствуя о своих добродетелях. Учили молодых женщин уму-разуму, при этом выразительно кивали и вытягивали губы трубочкой, поднимали глаза к потолку и поочерёдно всплескивали руками.
Эшли с тревогой поглядывала на разливающийся сиреневый сумрак за окном в ожидании сына. Каждый раз вздрагивала и опасливо отстранялась, глядя на руки то одной женщины, то другой, взмывающих в опасной близости от чайных чашек. Когда вернулся Ньют, она вскочила и, не дав ему войти в кухню, тотчас отправила в комнату леди.
Гостьи посетовали на невозможность пообщаться с мальчиком и, перейдя с повествования о своих недомоганиях, переключились на освещение — безумно интересной! — жизни ближайших соседей.
Мысленно застонав, Ольга с холодной вежливостью быстро свернула бессмысленный разговор и невзначай заметила, как Эшли потихоньку придвинула чашку под ходящие ходуном руки миссис Маклахлан. Её фамилию она произносила с большим трудом, при этом запинаясь и всё равно безбожно коверкая. Женщина неприязненно косилась на неё, поджимала узкие губы, гримасничала и вот… Очередной взмах руками и чашка опрокинулась. Скорбно звякнув, соскользнула со стола. Оставив на подоле платья гостьи большое мокрое пятно, скатилась на пол и вдребезги разбилась.
Не нужно говорить, как соседки засуетились и быстро засобирались домой.
Эшли закрыла за ними дверь и вернулась в кухню.
Ольга полулежала на стуле, вытянув ноги:
— Уф… Я думала, они никогда не уйдут, — обмахивала лицо сложенной салфеткой. Горели щёки. От усталости закрывались глаза. — Эшли, скажу честно, такого от вас я никак не ожидала.
Та хихикнула:
— Эта миссис Мах… кам… — махнула она рукой, — очень неприятная особа. Если бы я знала, что с помощью разбитой чашки можно быстро избавиться от гостей, то поступила бы так гораздо раньше.
Ольга укоризненно качнула головой. Ничего не успев возразить, она подскочила от раздавшегося стука во входную дверь.
— Накаркали — они вернулись! — истерично засмеялась она, прижимая руку к груди, где болезненно сжалось сердце. — Может, не станем открывать?
Эшли натужно кашлянула и, метнув взгляд на леди, просипела:
— Нельзя, — разгладила передник и заторопилась в коридор.
Послышались приглушённые голоса: Эшли и низкий, мужской.
Мужчина? В такой час? — прислушалась Ольга, цепляясь взглядом за дрогнувшую стрелку часов на стене — скоро будет семь. Встала, опираясь рукой на спинку стула, готовясь к худшему. Ноги налились свинцовой тяжестью, а сердце пустилось вскачь.
Он вошёл в кухню.
Огонёк свечи вздрогнул и колыхнулся, выхватив из темноты наступившего вечера высокую широкоплечую фигуру. Показалось что-то знакомое в ней, отпечатавшееся в памяти недавней короткой встречей.
Мужчина вышел в полосу света, отбрасываемую керосиновой лампой, и Ольга тотчас узнала его.
Вокзал… Старик с тростью и его телохранитель…
«Поль, мой мальчик…» — всплыла в памяти фраза на французском языке.
Поль… Так старый ловелас назвал своего сопровождающего, который собственной персоной неслышно прошёл к столу и остановился с другой его стороны — напротив Ольги, потерявшей дар речи.
[1] Художественный неаполитанский фарфор Каподимонте представляет собой древнюю традицию со времен Карла III из династии Бурбонов. Взойдя на престол в 1734 году, Карл поселился в Неаполе и перевёз с собой уникальную коллекцию предметов искусства, полученную в наследство от матери. Для её размещения в 1736 году на самом высоком холме Неаполя был построен королевский дворец Каподимонте. В 1743 году начинает работу мануфактура и уже в первый месяц производится более двух тысяч изделий из фарфора. Выпускались чайные и кофейные сервизы, табакерки, статуэтки, посвященные религиозным и мифологическим темам, вазы, чернильницы, канделябры.