Незнакомка в зеркальном отражении, выше и худее её, пожала плечами и качнула головой:
— Какая разница.
Ольга встрепенулась от звука чужого голоса, не сводя глаз с шевелящихся губ. Склонив голову набок, прислушалась к русской речи:
— Скоро всё закончится.
Голос негромкий, мелодичный, выше её собственного, звучал уверенно, повелительно:
— Я вернусь в своё тело. Вернусь домой.
А пока можно отвлечься и полюбопытствовать, во что одевалась эта дамочка. Возможно, по фасону платьев удастся определить, в каком времени нечаянно заблудилась душа Ольги.
Незнакомка распахнула дверцы шкафа. Насыщенный аромат цветов и ванили понравился сразу.
Скрипели с трудом выдвигаемые глубокие ящики со сложенным в них бельём.
Пальцы гладили сложенные на широких полках платья из льняного полотна и мягкого шёлка, ломкой тафты и тонкого хлопка, перебирали пышные оборки и пенные кружева. Никаких плечиков!
Руки нащупали ворсистый бархат и выдернули из стопки объёмное платье. Встряхнули его, прижимая к телу и удерживая на плечах и талии.
Прикрыв дверцу шкафа, Ольга замерла в нерешительности, заворожено всматриваясь в отражение. Показалось, что для незнакомки это тёмно-синее платье особенное. Оно оттеняло цвет глаз, сейчас кажущихся фиолетовыми, а дымчатые кружева гармонировали с цветом волос.
— Шэйла, разве доктор позволил тебе вставать?
Вздрогнув, Ольга обернулась на громкий звук голоса.
В дверном проёме стоял молодой мужчина и изумлённо смотрел на неё. В чёрном фраке и белой жилетке он выглядел шикарно. Белоснежная сорочка подчёркивала влажный блеск его зачёсанных назад тёмно-русых волос. На широком белом галстуке сверкнула золотая булавка с крупной чёрной жемчужиной. Мужчина, казалось, сошёл с обложки глянцевого журнала, рекламирующего светский образ жизни. Его можно было бы назвать красивым, если бы не глаза: настороженные, пронизывающие, припечатывающие.
Шэйла? Ольга сжалась под тяжестью его гипнотического взгляда. Если её душа временно оккупировала тело… Шэйлы, значит, придётся побыть ею.
Из-за спины мужчины поспешно вышла сиделка с кувшином.
— Простите, милорд, я на минутку отлучилась за отваром, — сказала она виновато. Торопливо поставила кувшин на столик, и через секунду уже держала Ольгу под руку, отнимая платье, суетливо приговаривая: — Идите в кровать, миледи. Вам нужно лечь.
Ольга не спускала глаз с мужчины. Всё же он красив в этой вызывающе яркой чёрно-белой одежде. От его высокой широкоплечей фигуры веяло силой, властью и… арктическим холодом. Непонятная тревога наполнила душу, усиливаясь.
— Айсберг, — шепнула Ольга непослушными губами.
— Вот, я же говорил! Видите, ваше сиятельство? — послышался знакомый голос и мимо молодого мужчины протиснулся Айболит. За ним, потеснив в сторонку «ледяную глыбу» и буркнув:
— Стэнли, что здесь происходит? — вошёл ещё один мужчина: средних лет, высокий и разительно похожий на только что упомянутого. Взгляд его был участливее, теплее. Неторопливые движения и живая мимика выглядели естественно, выражая к происходящему неподдельный интерес. Одетый в халат из шерстяной ткани с узором пейсли бледно-зелёных и коричневых тонов, мужчина смотрелся по-домашнему.
— Сам пытаюсь понять, — ответил Айсберг, равнодушно покосившись на больную.
Ольга загляделась на немолодого статного джентльмена и упёрлась, когда сиделка попыталась увести её к кровати. В дверях показалась женщина, которая привела Айболита.
— Мадди, моя сумка, — махнул ей доктор Пэйтон, и она метнулась в коридор, налетев на дворецкого.
Тот недовольно попятился, пропуская её, но ничего не сказал.
Подскочивший к Ольге Айболит, подхватил её под вторую руку. Она не заметила, как оказалась в постели. Сиделка накрыла её одеялом и отошла в сторону, уступив место доктору и статному джентльмену.
Стэнли отошёл к окну, отдёрнул портьеру и сцепил за спиной руки в замок. Уставился в беспроглядную темень, наблюдая за редкими крупными снежными хлопьями. Как они липнут к стеклу, медленно сползают, оставляя за собой мокрые борозды.
Шэйла… Он в первую секунду не узнал её. То, как она стояла перед зеркалом и с удивлением смотрела на себя. Почему это его так насторожило? Ей же было чему дивиться. За последние три дня она осунулась и подурнела.
Шэйла… Они женаты вот уже два года.
Сейчас он не понимал, чем смогла привлечь его эта кукла: молчаливая и высокомерная. Бесспорно, она была очень красива, а редкий пепельный цвет её волос, доставшийся в наследство от предков из Восточной Пруссии, делал её облик незабываемым. Виконту завидовали. На светских приёмах он ловил восхищённые мужские взгляды в сторону своей жены. Ему было приятно ощущать себя обладателем редкого сокровища. Он не скупился на наряды и драгоценности, а холодность и неприступность леди Хардинг надеялся растопить заботой и вниманием.
Надо отдать должное Шэйле — хозяйкой она стала великолепной. С увлечением занималась домом, умело руководила старшими слугами. После того, как она в поместье и городском доме сменила обстановку в комнатах, там стало значительно уютнее. Она обладала отменным вкусом и тонко чувствовала границу дозволенного. Устраивала приёмы, о которых потом долго вспоминали. Её поведение на званых обедах всегда было безупречным.
Виконтесса признала превосходство мужа и его главенство в семье. Она была истинная леди.
Стэнли едко усмехнулся и скосил глаза в сторону жены. Возле неё истуканом застыл Пэйтон, а сиделка поила её отваром. Вошла Мадди — личная горничная Шэйлы — с сумкой доктора и тот засуетился.
Граф Малгри, сидя на стуле у кровати, одобрительно смотрел на невестку. Как она, невесомо касаясь хрупкой ручки фарфоровой чашки, маленькими глотками бесшумно поглощает питьё.
Да, Шэйла была истинная леди. Во всём. Она была целомудренна и чиста. Она открывала для него двери своей спальни раз в месяц исключительно из желания стать матерью. Покорно закрыв глаза, она раздвигала ноги и замирала под ним. Отбывала «наказание», отворачиваясь и старательно пряча брезгливо изогнутые губы. Любую попытку разговора на эту тему пресекала осуждающим взглядом и плохо скрываемой дрожью презрения.
Какое-то время ему казалось, что всё можно изменить: нужно лишь время и терпение. Он был нежен и терпелив. Но время шло, а ничего не менялось. Очень скоро он оставил попытки найти с женой общий язык. Она стала избегать его общества, а он не противился. Он перестал интересоваться, чем она занимается в свободное время, как и она никогда не заговаривала с ним о делах поместья или городского дома. Красота Шэйлы стала казаться ему мёртвой и даже отталкивающей, а холодный блеск пустых глаз безжизненным.
Сожалел ли он, что его семейная жизнь не удалась? Стэнли знал, что многие браки заключаются не по любви и не распадаются благодаря взаимоуважению и одинаковому воспитанию. Таким примером для него стал брак его родителей. Мать, покинувшая их шесть лет назад, испытывала привязанность к отцу, в то время как тот постоянно был занят то делами поместья, то уезжал на парламентские сессии. Она говорила сыну, что основой союза двоих считается не любовь, а уважение. Раз уж не получалось иначе, в своём браке виконт рассчитывал именно на такие отношения.
С неприятным чувством Стэнли признался себе, что несчастный случай в библиотеке и возможно скорая смерть Шэйлы не вызывают в нём должного отклика. В последнее время он стал бесчувственным к боли умирающей жены. В глубине души он даже хотел её смерти и боялся признаться себе в этом чудовищном желании. Он до омерзительной дрожи стыдился своих мыслей, но они преследовали его. И дело не в равнодушии к нему со стороны виконтессы: он не был ни обидчивым, ни злопамятным. Подозрение, что Шэйла — уже второй раз! — намеренно избавляется от нежелательной беременности, грызла его изнутри, не давая покоя. «За что?» — изводил он себя вопросом, не находя ответа. Он копался в себе, пытаясь понять, что и когда сделал не так? Есть ли его вина в том, что два человека вынуждены жить под одной крышей, изнывая от желания освободиться один от другого?
Мысли о разводе не раз посещали его. Но освящённый Церковью союз считается нерасторжимым. Двое, венчанные перед алтарём и давшие клятву верности друг другу, получили особое благословение небес. Так может, несчастный случай и есть воля Господа, и Создатель сам решил разрубить этот гордиев узел? Стэнли вздохнул: неужели нет иного выхода для освобождения от кандалов брака? Как бы там ни было, а такая вот смерть жены — весьма высокая цена за обретение свободы.
Он прислушался. Доктор Пэйтон, склонившись над виконтессой, спрашивал её:
— Вы помните, как упали со стремянки в библиотеке?
Шэйла кивнула, переведя взор на графа Малгри.
— Потом вы шли на поправку, — продолжил Айболит.
Шэйла снова кивнула утвердительно.
— Как вы себя чувствуете сейчас? — допытывался доктор.
— Немного голова кружится и я…
— Вот, слышите? Она опять говорит на непонятном языке! — воскликнул Пэйтон. — Я никогда не слышал из уст миледи ничего подобного.
— Это русский язык, — не удивился граф.
— Русский?
— Я немного знаю его, — дёрнул щекой его сиятельство. — В нашей семье стало традицией учить русский язык. Один из наших предков был родом из России. Стэнли, ты знал, что твоя жена говорит на русском языке?
Граф Малгри буравил спину сына недовольным взглядом:
— Очнись, наконец.
Виконт подошёл к кровати и всмотрелся в бледную, молчаливую супругу. Её расширенные глаза потемнели. Если бы он не знал, что Шэйла при любых обстоятельствах умеет держать себя в руках, он бы сказал, что женщина, лежащая на кровати, чего-то боится.
А она, и правда, испугалась. Перед ней муж Шэйлы — Стэнли. Теперь как бы её муж. Забавно.
— Она мне никогда о подобном не говорила, — ответил он, продолжая пристально её рассматривать.
— Это не самое удивительное, — вдохновенно начал Пэйтон, вращая в пальцах слуховую трубку. — Дело в том, что у миледи… как бы это сказать, — мялся он, подбирая слова, — у неё изменился цвет радужки.