Граф перевёл дух. От того, с каким скепсисом посмотрела на него «виконтесса», ему стало не по себе.
— Досрочно, — эхом отозвалась она и отвела глаза. Значит, верно она определила — Тауни нет десяти лет и девочка в скором времени надолго лишится общества ещё одного близкого ей человека. И кто знает, как это скажется на неокрепшей психике ребёнка.
Пока мужчина рассуждал о судьбе внучки Траффорда, по всему видно — сироте, Ольга медленным взором скользила по пространству читального зала — царству тишины, покоя и приятного полумрака. Тёплого и обжитого. Густой и чуть влажноватый дымный древесный запах шёл от едва тлеющих углей в камине. Он смешивался с другим запахом: специфическим, горьким, кожаным. Пахло мистическим ароматом тайны. Пахло старыми книгами.
Стены просторной комнаты с высоченным потолком и узкими окнами, похожими на бойницы, были заставлены многоярусными шкафами. Между ними в нишах — портреты аристократов в царственных позах и одеждах, подчёркивающих их высокий социальный статус.
Книжные шкафы, украшенные витой резьбой, были именно той глубины, которая требовалась, чтобы книги стояли в один ряд, не теснясь и не закрывая друг друга. На нижних полках лежали тяжеленные фолианты в потускневших золочёных и в не менее ценных потёртых кожаных переплётах, папки с рукописями, свёрнутые карты и гравюры.
Главная реликвия аристократического дома — огромные напольные часы в фигурном корпусе с цветочными маркетри (инкрустацией, прим. авт.) — возвышались на самом видном месте. Металлический циферблат с римским вариантом индикации времени мягко отражал свет.
Громоздкая дубовая мебель, неподъёмные стулья и кресла. Напольный пюпитр для удобства чтения увесистых старинных изданий. Собранная ширма. Коротковорсовые тёмные ковры на полу. Обилие ламп, настенных подсвечников с зеркальными отражателями, напольных канделябров.
Недалеко от камина стояли два широких, похожих друг на друга письменных стола. Кому принадлежал который — отцу или сыну, — догадаться не составило труда. На одном из них властвовал относительный беспорядок, а на другом высились аккуратные стопки книг. Из дорогого настольного кожаного бювара с бронзовой накладкой — простого и строгого — выглядывала промокательная и писчая бумага. Письменные приборы на обоих столах, пресс для бумаг, подсвечники — всё было выполнено в едином стиле и как нельзя лучше отражало образы своих владельцев.
Внимание Ольги привлекла внушительных размеров передвижная стремянка из тёмного дерева, вовсе не похожая на стремянку. Конструкция напомнила огороженный лестничный марш наверху с площадкой, достаточной для того, чтобы даже самый крупный мужчина чувствовал себя там комфортно, не заботясь о своей безопасности. Будь такое сооружение в библиотеке мебельной фабрики, Ольга бы никогда не упала с него. А вот как умудрилась скатиться Шэйла, да с такими роковыми последствиями, Ольга не понимала. Если только у неё не закружилась голова и она внезапно не потеряла сознание. Или кто-то помог ей упасть. Преднамеренное убийство?
Его сиятельство заметил, как Шэйла, глянув на стремянку, изменилась в лице.
— Здесь всё осталось как тогда, — сказал он, и Ольга печально вздохнула, направившись к лестничному маршу.
Шагнув наперерез, мужчина задержал её:
— Ты уверена? — от чего Ольга вздрогнула и покосилась на их соединённые руки. Граф Малгри тотчас отступил, а она испытала неловкость. Не из-за прикосновения, а из-за того, что она испытала. Он трогал её за руку и ранее, оставляя на ней след поцелуя или подбадривая. Но сейчас появилось что-то другое: непонятное и волнующее.
— Ведь вы рядом, милорд, — она смело стала на нижнюю ступеньку и, приподняв подол платья, без усилий взлетела на площадку. Будь она Шэйлой, так ли легко дались бы ей эти ступеньки? Память тела виконтессы промолчала.
Быстрым взглядом Ольга окинула полку с книгами перед самым носом, не замечая, как граф поднялся следом и сейчас стоял позади неё почти вплотную, обеими руками держась за поручни. Даже если бы «виконтесса» стала падать, у неё это не вышло бы — она неминуемо оказалась бы в его объятиях.
Только толка в том, что перед ней стояло множество книг, она не видела. Большинство корешков были не подписаны. Наобум вытащив первое понравившееся по цвету издание, Ольга открыла титульный лист. Трудно читаемое название и имя автора ни о чём ей не сказали. Тратить время на чтение того, о чём не имеешь понятия, ей не хотелось. Вернула книгу на место. Она бы с удовольствием почитала романы Джейн Остин, Анны Радклиф, Джорджа Элиота, Элизабет Гаскелл, Шарлотты Бронте, Чарльза Диккенса, Джорджа Мередита, Вальтера Скотта. Водила в раздумье подушечками пальцев по корешкам — туда и обратно, — пока не услышала позади себя, совсем близко:
— Ты ищешь что-то конкретное, Шэйла?
Шею обдало чужим дыханием. По телу невесомым шёлком прошёлся озноб. Волнующий запах вишни вызвал лёгкую эйфорию.
Она чувствовала, что уже не справляется с ситуацией. Ей не хватает знаний Шэйлы, её опыта, умения. Она металась в поисках выхода из того или иного положения, а упиралась лишь в разного рода препятствия. Она не могла признаться графу Малгри в заведомой лжи, что потеряла память и ничего не помнит. Не могла сознательно обречь себя на роль безрассудной женщины, где её участь решится тотчас. А что будет дальше, когда вернётся Стэнли? Она боялась об этом думать. Может быть, достаточно будет полуправды?
— Ищу, — медленно обернулась она, упираясь глазами в лицо графа, стоящего на две ступеньки ниже неё. — Видите ли, милорд… — Ольга тщательно подбирала слова, не зная, совершает ли непоправимую ошибку или это станет выходом из тупика. — После болезни я не всё помню чётко. — Смотрела на тревожную складку, расчертившую лоб мужчины, в его красивые глаза, искрящиеся теплотой, которые он быстро опустил, мягкую линию губ. — Вот и сейчас не могу припомнить, на какой полке находится нужная мне книга.
Как воспримет её слова лорд Малгри?
Она беспомощно опустила голову, плечи поникли:
— Я знаю, это временное явление. Очень скоро память восстановится, и я стану прежней. Мне лишь на первых порах нужна небольшая помощь, подсказка. — Ольга ощущала себя слепым новорождённым котёнком, тыкающимся по углам в поисках тепла и защиты. — Если сейчас вы скажете, что вернёте доктора Пэйтона, то… прошу вас, не делайте этого, — подняла она на мужчину полные слёз глаза. — Давайте подождём. Со своим недугом я справлюсь сама. И… я могу рассчитывать на вашу помощь?
Ольге показалось или он, в самом деле, избегает смотреть в её глаза? Он всё же счёл её слабоумной? Разве она похожа на такую? От волнения пересохло в горле.
— Какую книгу ты ищешь? — спросил граф без лишних вопросов.
— Поэзию лорда Байрона.
— Это не здесь, — ответил его сиятельство, спускаясь и подавая ей руку. Ольга возликовала — он поверил ей и принял её сторону!
Под энергичным натиском графа Малгри стремянка неожиданно легко перекатилась на четыре шкафа в сторону. На этот раз на площадку поднялся он сам. Ольга проследила за его тянущейся к полке рукой и с волнением узнала собрание книжек-малышек в розовых «мраморных» обложках. Стихи лорда Байрона 1821 года издания на французском языке!
— Милорд, меня интересует шестой том, — вытянув шею, она сосчитала томики: семь.
Пальцы графа двигались по корешкам «малышек» с золотым тиснением.
— Пятый, седьмой, восьмой… Шестого нет, — обернулся он.
— Нет, — эхом отозвалась Ольга. — А где он?
— Понятия не имею, — мужчина небрежно пожал широкими плечами.
Странное совпадение! Шестой томик Ольга держала в руках в фабричной библиотеке, отчётливо сознавая в тот момент, что такой «малышки» там быть не должно. Она бы не удивилась, если бы Шэйла упала со стремянки именно в этом месте и именно с этой книгой в руках. Но в это время виконтесса находилась у другого шкафа, а загадочного томика со стихами пока нигде не видно. В спальне его тоже нет.
— А Пушкин есть? — переключилась она на другую мысль.
— Пушкин?
Ну кто тянул её за язык? Какой Пушкин в Англии в девятнадцатом веке?
— Не надо Пушкина, — отказалась она поспешно. — Дайте, пожалуйста, Байрона. Любой том.
— Пушкин, Пушкин… — лорд Малгри водил кончиками пальцев по краю блоков нескончаемой вереницы книг и, казалось, не слышал слов женщины.
Ольга, обратив внимание на полку перед глазами, сосредоточилась на изучении её содержимого. Когда спустившийся мужчина подал ей довольно тонкое издание в скромной коричневой обложке, она выдохнула:
— Пушкин.
Его прижизненное издание! Сохранённое в том виде, в каком мог получить из печати сам автор! Первые страницы были аккуратно разрезаны, а вот дальше… Книгу на русском языке никто не читал. «Евгений Онегин» не вызвал интереса у обитателей поместья.
— Нож на моём столе, — подсказал граф, качнув головой в сторону стола, на котором царил беспорядок.
— Не надо нож. Этот роман в стихах я знаю наизусть, — похвалилась Ольга, на́прочь забыв о конспирации. — К тому же книги с неразрезанными страницами будут цениться в будущем очень дорого.
— Я не знал, что ты знаешь русский язык, — пропустил граф Малгри замечание о будущей дороговизне редких изданий. — Твой отец никогда об этом не обмолвился.
«Виконтесса» запоздало прикусила язык — снова не сдержалась. Беда в том, что она всё ещё упорно ощущала себя прежней Ольгой Ковалёвой, которой было тридцать два года: невысокой синеглазой шатенкой с грустным взглядом и скорбно поджатыми губами. Ну что ж, отец Шэйлы уже ни о чём не расскажет, а вот её мамочка… Для полного счастья проблем с ней как раз Ольге и не хватает. Встреча с маркизой станет, пожалуй, самым серьёзным испытанием для её «дочери». Сознание незамедлительно ввернуло нужную фразу: «Язык мой — враг мой» и «виконтесса» с этим была полностью согласна.
Сейчас Ольга мечтала остаться в библиотеке одной. Хотелось всё рассмотреть, потрогать. Насладиться священным безмолвием и благоговейной расслабленной безмятежностью — извечными спутниками подобных читален.