— Вы меня не слышите, милорд, — в последний раз попробовала «достучаться» до мужчины Ольга. — Я всего лишь на примере показала, как заставить публику слушать скучную речь. Ай, делайте что хотите, — подняла она руки, капитулируя. — Стэнли, когда выступление будет отредактировано, позови меня. Я перепишу. Быстро, молча и без самодеятельности.
Она подчёркнуто-вежливо наклонила голову к плечу и демонстративно присела в ненужном реверансе. Высоко подняв голову, вышла из библиотеки.
— Ты видел? — изумлённо уставился граф на закрывшуюся дверь. — Даже не знаю, что об этом думать! Она ещё и спорит!
— А мне нравится, — услышал он весёлый голос сына.
— Что? — возмущённо застыл граф, глядя, как Стэнли с улыбкой на губах читает доклад.
— Ты это читал? — рассмеялся виконт. — «Кто скажет, что это не так, пусть первый бросит в меня камень»! Какой сон?! Лорды-заседатели будут в восторге.
— Дай сюда, — сгрёб Мартин папку и вернулся к своему столу. Разыскал в речи последний лист. — Два раза выспаться, — ворчал он. Придумать такое!
Успокоившись, перечитал заключительную фразу: «Что ж, если моя речь вам понравилась, самое время её завершить. А если не понравилась, тогда — тем более». Продолжительные овации».
Овации… Овации…, — повторял граф мысленно, представляя небывалый успех своего выступления. И, главное, предвкушая пьянящий вкус победы — Восточное Водохранилище будет спасено. Он подровнял листы и захлопнул папку. Интересно, что скажет лорд Грандовер завтра?
Консерваторы! И Мартин — главный из них, — кипела Ольга, меряя спальню торопливыми шагами. Обмахивала горящие щёки записной книжкой в красном сафьяновом переплёте. Открыла почти законченный рисунок графа. Как же он хорош, когда не злится. Да и злится совсем не страшно. Не кричит, а будто выговаривает на повышенных тонах. Голос с хрипотцой, проникновенный. Глаза горят, щёки алеют, губы… Она закрыла глаза и прикрыла улыбку книгой, вызывая в памяти тот поцелуй и запах вяленой вишни. Не вышло. От обложки веяло картонным клеем, козьей кожей и несбыточными мечтами.
***
Вдовствующая маркиза Стакей приехала к дочери перед самым ленчем.
Ольга неожиданно обрадовалась её раннему появлению. Она в последние дни чувствовала недомогание. Как себя ни успокаивала и ни уговаривала, что всё будет хорошо и приём пройдёт на должном уровне, не могла подавить периодически вспыхивающую нервную дрожь и головокружение. Раздражал корсет. Хоть он и был затянут слабо, но дышать полной грудью не давал.
— Захотелось сходить с тобой на мессу, — объяснила «мама» свой приезд после тёплого приветствия. — К тому же мы с тобой не обсудили, чем в этот раз ты порадуешь гостей. Хочу послушать песню, которую ты будешь исполнять.
— Порадовать гостей, — встревожилась Ольга, вспомнив, что ни разу не была в церкви.
— Надеюсь, об этом приёме тоже будут долго вспоминать, — подтвердила Венона слова Стэнли и довольно улыбнулась.
«Виконтесса» в очередной раз отметила, как красива женщина. Куда смотрят мужчины?
— Будут новые блюда: салаты и пирожные. Хотите отведать? — спросила она.
— Хочу, моя дорогая, — снова улыбнулась маркиза. Дочь выглядела хоть и бледноватой, но очень похорошевшей. — За последнее время ты почти оправилась от болезни. Шэйла, тебя же ничего не беспокоит?
— Всё в порядке.
— Хочешь посмотреть, что я преподнесу в подарок лорду Малгри?
Она, не дожидаясь ответа, открыла длинный узкий деревянный короб и достала из него сафьяновый футляр тёмно-зелёного цвета. На белоснежной бархатной подложке лежала курительная трубка.
— Знаю, что лорд Малгри давно ищет её в свою коллекцию, — Венона повернула футляр к свету. — Правда, красивая? Называется «Церковный сторож». Меня уверили, что она была изготовлена в прошлом веке.
Трубка с длинным тонким изогнутым мундштуком и с небольшой чашей действительно напоминала гасильник для свечей в церквях.
— Очень красивая, — искренне восхитилась Ольга. — Ему понравится.
Она не знала, что Мартин собирает трубки. То, что у него есть курительная комната, она видела. Часто ходила мимо неё, принюхивалась и жадно вдыхала полюбившийся запах. Но ей никогда не приходило в голову заглянуть за закрытую дверь. Она уважала желание графа уединиться. Каждому человеку одиночество так же необходимо, как питьё или еда.
— А что подарите вы со Стэнли? — маркиза спрятала футляр в короб.
— Шахматы. Таких, точно, ни у кого нет.
За столом царила тягостная обстановка.
Обменявшись с леди Стакей парочкой ничего не значащих любезностей, мужчины замолчали. На протяжении всего ленча ели молча, поглядывая то на гостью, то на Ольгу. Если выражение лица у виконта было — как всегда — равнодушное, то граф заметно нервничал. Налегал на эль и бросал на жену сына странные взгляды. Она связала это со своим утренним «бунтом».
В свою очередь Ольга ждала, как мужчины воспримут сельдь под «шубой».
— Это тот салат, о котором ты говорила? — услышала она голос «мамы».
Траффорд поставил перед каждым тарелку, на которой высокой трёхунцевой башенкой высился салат, украшенный зеленью укропа и петрушки. Ровно столько, чтобы попробовать и оценить его вкус. Треугольные ломтики гренок смотрелись необычно и привлекательно.
— Если кому-то покажется мало, дождитесь завтрашнего вечера, — подбодрила Ольга застывших в нерешительности дегустаторов, с аппетитом поедая свою порцию. Она бы с удовольствием съела ещё столько же. Сельдь под «шубой» — один из её любимых салатов.
Маркиза последовала примеру дочери.
— Уксусная заливка очень хорошо сочетается с овощами. В этом определённо что-то есть, — сказала она одобрительно. — Подача великолепная.
— Пожалуй, я бы съел ещё, — отставил пустую тарелку граф. — Неожиданное сочетание сельди с овощами.
— Сельди? — удивилась Венона, касаясь ладонью горла. — Я не ем рыбу.
— Я помню, — Ольга наклонила голову к плечу. — У вас винегрет. Обратите внимание, овощи в нём смешаны и заливка не такая, как в другом салате. К слову сказать, с соусом он тоже очень вкусный.
Она наблюдала, как Траффорд подаёт башенки винегрета.
Последним решился попробовать новое блюдо виконт:
— Необычный вкус, — вздёрнул он бровь, переходя к винегрету.
Дворецкий убрал пустые тарелки, вспоминая, как случайно застал миссис Пруденс и мисс Топси за пробой салата с сельдью и винегрета. Женщины, находясь за перегородкой, без стеснения уминали всё за обе щеки и, не видя его, делились впечатлениями.
— Ничего не могу понять, — удивлялась кухарка. — Сельдь и свёкла… Это как же? Это из книги по домоводству мадам Битон?
— Да, хозяйка взяла его оттуда. Шведский салат с селёдкой. Но оформила его по-своему. Очень аппетитно выглядит.
— А это? — миссис Пруденс ткнула вилкой в винегрет.
Прожевав, экономка ответила:
— Сказала, что вычитала рецепт в новой книге лорда Хардинга о путешествии по России.
— Здесь кислая капуста, солёные огурцы, отварная фасоль. Даже клюква есть. Кто бы подумал, что хозяйка…
— Не пытайтесь понять утончённую аристократку, — остановила её словесный поток мисс Топси. — Порой им хочется отведать крестьянскую еду — помните овсянку? — и еду язычников. — Она наклонилась к кухарке: — Вкусно же, миссис Пруденс.
— А-а, еда из России, — закивала та, подбирая соус ломтиком хлеба. — Там едят собак и пьют хлебное вино.
— Собак едят туземцы в Новой Зеландии, — нравоучительно поправила её экономка.
— Разве там едят не кенгуру? Я считала…
Мисс Топси отрицательно закачала головой:
— Вы всё перепутали, миссис Пруденс. Кенгуру водятся в Новом Южном Уэльсе, а в России едят медведей. Хлебное вино? Что за вино? Где вы нахватались всего этого?
— Так я расскажу вам про белое хлебное вино…
Траффорд ушёл. У него нет времени слушать женские байки.
Глава 36
Звучный голос викария наполнил каменную церковь. Ольга закрыла глаза и вслушалась в слова проповеди — громкие, чёткие, понятные. Она не впервые была на богослужении. В последний раз с матерью и сестрой они ходили в Сочельник на мессу навечерия Рождества. Хотя фанатами веры никто из членов её семьи не был, но именно сейчас Ольге приятно было сознавать принадлежность к особому кругу людей, объединённых верой.
Совсем недавно она находилась в другом мире — понятном и привычном. Теперь же её прошлое медленно уплывало в небытие, уступая место настоящим событиям. Они настойчиво проникали в сознание, вытесняли из него образы родных людей, подменяли запахи большого города другими ароматами — яркими и не менее насыщенными. Ольга боялась, что скоро забудет любимые лица и рисовала в записной книжке портреты мамы, сестры, племянников, отца. Рисовала себя. Дивилась разительному сходству с оригиналами и благодарила покойную Шэйлу за дарованную ей удивительную возможность живописать.
Она сидела на скамье между Стэнли и маркизой Стакей и ощущала себя истинной христианкой. Прячась за густой вуалью, внимательно слушала мессу и пение. Исподтишка с интересом поглядывала по сторонам. Церковь показалась маленькой, тёмной и неухоженной, а прихожане озабоченными и усталыми. Они не проявляли особого интереса к своим арендодателям. Ни косых взглядов, ни недовольства с их стороны Ольга не заметила.
Служба заняла не более часа. Тихо переговариваясь, прихожане покидали церковь и расходились по домам.
За церковной оградой обитателей поместья Малгри-Хаус ждал закрытый экипаж. Это была небольшая карета, рассчитанная на поездки на близкие расстояния. В ней нещадно трясло и Ольге стало понятно, почему леди Стакей по приезду к дочери выглядела уставшей.
«Виконтесса» видела во дворе поместья большую карету для длительных путешествий — массивную, роскошную и удобную, — с бархатными сиденьями, множеством подушек и подставками под ноги.
Пока лорд Малгри и Стэнли общались с какими-то джентльменами — держащими под уздцы огромных мускулистых жеребцов, — Ольга и маркиза ждали их у экипажа и поглядывали по сторонам. Виконт приехал верхом, и женщины любовались его конём. Рыжий тонконогий иноходец стоял спокойно, а Феликс, широко улыбаясь, любовно гладил его по шее.