– Две яблочного крепкого по 0,5 за 92 копейки и плавленый сырок. На водку там не наберётся, – прикинул Василий. – Лёха! Уважим просьбу новобранца? Потом, парень, прими с нами – и домой. Практику тебе отметят, не ссы.
Младший из оперов уложился в пять минут. Егор уточнил:
– Не могу понять мотив. Какие версии?
– Или теракт, наверняка у КГБ жопа дымится – их ответственность. Или какая-то бытовая причина. Там в числе пострадавших некто Бекетов, директор «Вераса». Ему морду расцарапало, жена беременная погибла. Он – волчара кручёный. С ним запросто могли устроить сведение счётов. Но заминировать магазин, куда он ходит, да ещё подгадать время… Вероятность ну уж очень мала. Проще сунуть взрывчатку в его машину, как в американских детективах. Я был дома у Бекетова, спрашивал – есть ли у него враги. Ответ: нет врагов, и не лезь, куда не просят.
– Ты послушался?
– Его покрывает ОБХСС. У меня руки связаны.
Слово «крышует» в 1982 году ещё не прижилось, понял Егор.
– Парни! Это не теракт. Потому что террористы любят публичность. Те же «Красные бригады». Если наши угрёбки, насмотревшись про них по телевизору, захотели бы здесь что-то такое повторить, точно писали бы «долой Брежнева» или любую другую хрень, заявляли бы, что ответственность на себя берёт какая-нибудь «Революционная Белоруссия». Не хулиганство, потому что хулиганство на самом деле – это шалость без чувства меры. Хулиган красуется перед своими – вот какой я козырный и на понтах. Ваши люди на связи, кто-нибудь слышал из них, чтоб хвастались взрывом?
Лёха с Василием переглянулись.
– Егор, мы предупреждали, не всюду тебе открыты двери.
– Да не нужны мне ваши эти шпионские страсти – клички и подлинные имена агентуры. Поступила ли хоть какая-то негласная информация?
Лёха промолчал. Василий отрицательно мотнул головой.
– Так. А преступления с похожим почерком, с применением взрывчатых веществ в многолюдных местах?
– Думаешь, мы сами не пытались сопоставить? – начал раздражаться Лёха. – Егор, лучше дуй за бухлом. Больше пользы выйдет.
Он не сопротивлялся. А на следующий день попросил Вильнёва сделать звонок в прокуратуру района, чтобы ознакомиться с уголовным делом.
Опустив телефонную трубку на рычаг, тот не мог сдержать веселья.
– Деньги – не пахнут. А уголовные дела – ещё как. Расскажешь потом.
Не въехав в скрытый смысл сказанного, Егор оделся и отправился пешком в прокуратуру. Идти было минут десять – мимо магазина «Тысяча мелочей» и засиженного птицами памятника Калинину на противоположную сторону Ленинского проспекта, основательно обезображенного строительством метро. Первомайская прокуратура располагалась в жилом доме, занимая два первых этажа одного из подъездов.
Запах, на который намекал Вильнёв, шибанул в ноздри, стоило лишь открыть входную дверь. Он был сильный, сбивающий с ног.
– Куда? – рявкнул благообразный мужчина лет сорока в дорогом чистошерстяном костюме и золотым зажимом на галтуке. – Видел объявление? Сегодня приёма нет!
– Я из Первомайского РОВД к Трунову, по договорённости.
– Иди! – обречённо махнул рукой мужик. – Но не трынди никому, что здесь нюхал.
Повинуясь его жесту, Егор поднялся на один лестничный пролёт и свернул в коридор, где сразу увидел дверь с табличкой «следователь А. Е. Трунов».
– Здравствуйте! Вильнёв звонил и предупреждал обо мне.
– Евстигнеев? Заходи… Стоп! Я тебя помню. Что-то на митинге задвигал на тему «мы, комсомольцы, все как один по зову души и призыву партии…».
– То на митинге, – Егор пожал протянутую маленькую пухлую ручку. – Здесь по зову комиссии по распределению, практика в Первомайском следственном отделении. А вы – какого года выпуска?
– Можно на ты и просто – Андрей. Восьмидесятого, олимпийского.
– Начинаю вспоминать. Короче, Андрей. Мне поручено делать движ по гастроному на Калиновского. Дай глянуть дело. Наверняка же не все, у кого розыск брал объяснения, допрошены на протокол.
Прокурорский, невысокий полноватый живчик с всклокоченными курчавыми волосиками на голове, согласился сразу.
– Умничка! Дам. У меня встречное предложение. Ты же будешь их вызывать повесткой в РОВД? Печатай протоколы под копирку в двух экземплярах, один мне в дело, другой орлятам Папаныча. Главное – не рви бланк.
– Тут не понял. Что значит – не рви?
– Смотри! – Андрей выудил из шуфляды чистый бланк протокола допроса. – Он формата А3. Складываем пополам. Получается два листа формата А4. Заполняешь так, чтобы хоть одно слово показаний свидетеля вылезло на второй лист. Дальше человек пишет: мною прочитано, с моих слов записано верно. И твоя подпись. Нормально получается, – он взвесил на ладошке солидную папку уголовного дела. – Если не сможешь растянуть текст на два листа, второй придётся оторвать, и для той же толщины придётся вызвать вдвое больше народу. Дело уйдёт в суд по обвинению в халатности торгашки и неосторожности сварщика, а всё остальное будет выделено в безнадёжное отдельное производство, его я приостановлю через два месяца после выделения, понял? Вот там нужна толщина бумаги, а не истина.
– Не понял одного. Четыре трупа, а дело в производстве… даже не в городской прокуратуре, а у начинающего следака с опытом в гулькин хрен. Не обижайся.
– Да я не обижаюсь. Пойми: к делу больше не хотят привлекать внимания. Пошумели два-три дня, и начальство велело: тпру, савраска. Поэтому следователь районный и суд народный районный. То, что на поверхности, особого труда не представляет. Проблема в другом – кто и зачем подорвал баллон. Мне сказано – не копать. Судью предупредят. И адвокатов – тоже, им конкретно объяснят, чтоб не рыпались и не задавали ненужные вопросы, тогда подзащитные отделаются условным.
Егор пристроился на углу стола и принялся изучать дело, уже набравшее два тома благодаря протоколам, которые никто не рвал надвое. Второй том большей частью ещё не был подшит.
Всего несколько бумаг, подписанных Труновым, были машинописными. Остальные – от руки. Егор невольно вспомнил сценку из КВН, где демонстрировались прописи для школьников – ровные строчки, заполненные идеально каллиграфическим почерком до конца, примерно по таким обучался прежний Егор-аккуратист. Кавээнщики показали ещё прописи для детей, мечтающих стать врачами, содержавшие абсолютно неразборчивые зюки-закорюки. Лёха Давидович читабельно выводил свою должность и фамилию, а также фамилию-имя опрашиваемого, об остальном приходилось лишь догадываться. «Мною прочитано» в конце текста смотрелось издёвкой, это не сможет прочесть и сам сыщик.
Наиболее интересных свидетелей Трунов передопросил.
Самая важная экспертиза – взрывотехническая – назначена, обвиняемые с постановлением ознакомлены, но заключения эксперта, естественно, ещё нет, слишком рано.
Егор вернул папки следователю.
– Всё понятно?
– В общем – да. Только скажи: откуда у вас так невыносимо прёт сивухой?
Андрей засмеялся и тут же прикрыл губки ладошкой, поглядывая на дверь.
– Самогонный аппарат прорвало.
– Прокурор сам гонит или поручает тебе?
– Не стебись. Гнали на третьем этаже, где квартиры жильцов. Там бочка литров на двести, объём, считай, промышленный. Тем не менее выпили всё, заготовленное до Нового года. Что не выпили – продали. Этой ночью хозяин квартиры поставил на газ следующую порцию браги. И уснул. А прокурор наш, ты его мог видеть в коридоре, в декабре ремонт организовал. ОБХСС на уши поставил – ему материалов натащили импортных, дорогих, что-то скоммуниздили от ремонта в райкоме партии, что-то конфисковали у спекулей, не важно. 31 декабря мы праздновали не только Новый год, но и окончание работ. Утром приходим, а тут… – он выразительно показал на потёк, распространяющийся из угла вниз, к сейфу. – Полдня этим дышу. Считай – похмелился. Ты ещё не видел картину на втором этаже.
«Это вы ещё в ракете не смотрели», – вспомнил Егор известную реплику Людвига Аристарховича из «Нашей Раши», вслух спросил:
– А прокурор?
– В экстазе. Самогонщика мигом признали алкоголиком, суд даст ему принудительное лечение в ЛТП. Прокурор его бы на Колыму отправил пожизненно, чтоб только не задушить собственными руками, но нет в Уголовном кодексе статьи «за осквернение прокуратуры самогонной брагой». Пришлось напрячь фантазию. Вот – настоящий теракт против государственной власти, это тебе не взрыв в магазине… Не смейся! Услышит – не простит. А нам задание – искать новые материалы на новый ремонт. Не до расследования преступлений.
Исписав половину общей тетради, тем самым уподобившись прежнему Егору, практикант пожал руку Андрею и неторопливо отправился обратно в милицию. Около «Тысячи мелочей» остановился и зашёл в будку телефонного автомата. Здесь они заменяли мобильный телефон, если нужно связаться не из дома или не из кабинета.
– Есть информация по интересующему делу. Можете заехать на «Динамо» к 19:00, у меня тренировка? Хорошо, давайте позже, тренер вызовет меня в раздевалку.
Время до вечера ещё было. Егор наметил визит в дежурную часть. А после обеда планировалось совещание участковых, где должен был присутствовать Говорков, тот самый капитан, на участке которого находился злосчастный гастроном.
Внутренняя напряжённость между службами внутри КГБ существовала всегда, хоть и не была столь острой, как с милицией. Майор Николай Образцов прекрасно понимал, что «пятак» вызывал чувство лёгкого презрения как у ПГУ, так и контрразведки. Представители первого главка, самой многочисленной и могучей разведслужбы на планете, держались как элита среди элит. Второй главк, контрразведка, доказывал, что их борьба с шпионами, террористами и диверсантами на территории СССР – главное направление работы госбезопасности внутри страны. То, что этих шпионов отлавливается в десять лет один-два, и те зачастую под дипломатическим прикрытием, ничуть не умаляло их самомнения: значит, профилактическая работа на высоте, если шпионы и проникают, то вынуждены не солоно хлебавши ретироваться, убедившись в неисполнимости задания.