Поле деятельности для «пятака» было неизмеримо шире, чем у контрразведки. Как только закончились хрущёвские времена, в период которых сажали за анекдоты о Никите Сергеевиче, а за отдельные преступления ничего не стоило ввести смертную казнь задним числом и расстрелять осуждённых, силовое давление на общество снизилось. Люди тут же развязали языки. В любой компании наперебой рассказывали политические анекдоты. «Феликс Эдмундович! Вы занимались онанизмом? – Нет, Владимир Ильич! – Зря, батенька, зря. В условиях сибирской ссылки пгипгиятнейшая штука». За них больше не арестовывали, а какой-нибудь инженер или слесарь вполне мог рассказывать либо ржать над чужими анекдотами. Влияние «пятака» сказывалось при решении серьёзных кадровых вопросов. Назначение на любую должность, входящую в список номенклатуры райкома или обкома партии, тем более – номенклатуры ЦК КПБ, обязательно согласовывалось с госбезопасностью. Обладатели языков без костей неожиданно для себя получали отказ в повышении. Естественно, «пятак» зорко следил за всеми студентами немногочисленных белорусских юридических вузов, будущими прокурорами и судьями.
Внедрение агента Вундеркинд в Первомайку было удачей. А если студент хоть что-то полезное узнает – удачей вдвойне, позволяющей утереть нос зазнайкам из Второго главка. Раскрытие преступления даст шанс самому перевестись в этот более престижный главк и поглядывать свысока на оставшихся в «пятаке».
На фоне радостных предвкушений Образцов вдруг получил холодный душ. Начальник управления по Минску и области приказал организовать встречу Вундеркинда с заместителем начальника контрразведки Сазоновым, ответственным за работу по теракту на Калиновского в целом. Разумеется, слово «теракт» не употреблялось ни в документах, ни даже в частных разговорах, заменяясь на нейтральное «инцидент».
Егор сам вышел на контакт, предложив пересечься в ближайший вечер. Лучше, конечно, перехватить его, просветить – что можно раскрыть Сазонову, а где лучше промолчать. Если агент проболтается контрразведке, что куратор скрыл его амнезию, выносил совсекретные бумаги из кабинета, это – полная задница. Последствия даже представить невозможно. Но начальник управления дал поручение, не позволявшее сорваться из кабинета ранее семи вечера, хоть порвись…
Не имея выбора, Образцов положился на удачу и некоторую замкнутость «нового» Егора. Но досидел до вечера как на иголках. Если даже не как Жанна д’Арк на костре.
Когда они на машине Сазонова подъехали к спорткомплексу «Динамо», тренировка каратистов уже началась. Оба вышли на галерейку, откуда просматривалась вся площадка додзё.
– Николай, помните? – спросил Сазонов. – В нашей юности не было этого повального увлечения карате и прочим руко- и ногомахательством. Я вырос на Грушевке. Рубились квартал на квартал, выламывая штакетины из заборов, но нунчаки никто не носил. Хоть и пригодились бы. Дрались по рабоче-крестьянски.
– Я на Северном посёлке взрослел, та же картина. А потом, как притащили фильмы про Брюса Ли, самиздатовские книжки начали печатать, понеслось. Теперь на Востоке-1 живу. Знаете, в каждой школе есть секции. Чуть ли ни в каждом подвале тренировочный зал. И вот что скажу вам, Виктор. Это совершенно не то массово-физкультурное движение, что было перед Великой Отечественной. Тогда парни готовились идти вместе на фронт – Родину защищать. Эти же индивидуалисты. Бьются один на один, один против двух, трёх, пяти. Понимаешь? Не на товарищей думают надеяться, а самому разобраться.
– Да. Милиция вроде как контролирует эти секции, осенью ввели уголовную ответственность за незаконное обучение карате, толку нет, – согласился Сазонов. – Учатся драться чуть ли не все, у кого две руки и две ноги, потом идут на улицу проверить – кто из них больше Брюс Ли. Говоря казённым языком, тлетворное влияние Запада в действии. Кто из них – наш?
– Тот, рослый. В паре с Тимофеем. Тренер сейчас с ним сам работает. Говорит, у Егора ослаб контроль. Может ударить и покалечить товарища.
– В самом деле? Двигается хорошо. Такого и в «Альфу» можно брать. Подучить год-два.
– Виктор, не надо его никуда двигать. Ни в «Альфу», ни к вам. Вундеркинд недоверчив, замкнут, может огрызнуться. Уверен, будет недоволен, увидев рядом с куратором другого сотрудника. Очень боится раскрытия, в студенческой среде хейтят доносчиков.
– Хейтят?
– Словечко самого Егора. От английского слова «ненавидеть».
В этот момент обсуждаемый ими человек влепил жестокий удар ногой тренеру в грудь, опрокидывая того на спину, и тут же влепил в пол рядом с его головой, имитируя добивание упавшего. Будь на месте удара кулаком кирпич, крошево разлетелось бы по всей площадке.
– Его скорее девятое управление к себе перетащит. Готовый киллер. Николай, зови это дарование. Хочу вблизи посмотреть.
Поручение позволило шепнуть агенту, что с Сазоновым нельзя откровенничать по поводу… ну ты сам понимаешь. Заодно Образцов пообещал содействие в дальнейшем, если проблемы с памятью помешают в общении со студентами и преподавателями. Тот молча кивнул.
Вблизи Егор благоухал запахом пота, с шумом вдыхая и выдыхая воздух. Крупный парень, но не гигант, он не обладал главным качеством полевого агента – неброскостью. Наоборот, привлекал к себе внимание.
– Знакомься. Виктор Васильевич Сазонов, он координирует всю деятельность по инциденту на Калиновского.
– Здравствуйте. Я думал, что обо мне знаете только вы, Николай, и тренер. Трое – слишком много.
Парень без спроса взял с тренерского стола графин и налил себе воды, шумно выпив.
– Вы совершенно правы, и я приношу извинения за вынужденное нарушение правил конспирации, – дипломатично ответил Сазонов. – Но по городу бродит сумасшедший, заминировавший ацетиленовый баллон и убивший четверых. Любая информация – на вес золота. Что нового узнала милиция?
Егор отставил стакан.
– Ничего. И не узнает, потому что не ищет. Как и прокуратура района. Они поставлены в жёсткие рамки, шаг в сторону – получат дюлей. Пока им сказано придерживаться версии, что имела место преступная неосторожность, они все лишь делают вид, что пытаются раскрыть. А сами заняты бумагомарательством и привлечением к ответственности за преступную ненарезку огурцов, – Егор поведал историю о том, как доверенные лица обэхээссников хватали за руки торговку закуской с просьбой не резать огурец, а потом сами её обвинили в обмане покупателей. – Не верите? Весь Первомайский РОВД ржёт по случаю находчивости опера, придумавшего фортель с овощами.
– Её в самом деле посадят? – уточнил майор.
– Наверное – нет. Выявленное преступление датировано 1981 годом, прекращение уголовного дела – уже нынешним, когда статистика прошлого года закрыта. Так что не трогайте милицию вашим дурацким взрывом, она огурцами занята.
– Что же… Отрицательный результат – тоже результат, – расщедрился на похвалу Сазонов.
– Не спешите. Думаю, раскрыть можно. Есть пара соображений и зацепок. Во-первых, это не теракт и не хулиганство, никто не похваляется «достижениями», – Егор вопросительно посмотрел на гэбистов, оба согласно кивнули. – Во-вторых, не исследованы более простые причины взрыва. Я навскидку могу назвать две версии. Одна из них уже нашла отражение в деле – покушение на Бекетова.
– Я в курсе, – вставил Сазонов. – Крайне маловероятно.
– Но нельзя сбрасывать со счетов. А вот и вторая, в самом уголовном деле на неё нет и намёка. Я посмотрел сводку в дежурной части. Оказывается, сразу после взрыва в гастрономе двое ранее судимых поставили сберкассу на улице Якуба Коласа, напротив Политехнического института. Как часто грабят закрытые сберкассы со взломом? В Минске – ни разу за последние десять лет. Одного из героев повязала охрана Советского района, второй с деньгами сбежал, объявлен в розыск.
– Ты хочешь сказать, взорвали магазин, чтобы отвлечь туда милицию?
– Так точно, товарищ… майор?
– Подполковник.
– Понимаю, что версия отдаёт бредом, товарищи подполковник и майор. Но всё же её вероятность выше, чем покушение на Бекетова или на кого-то из более травоядных посетителей магазина. Третью версию оглашать или хватит двух?
– Ну, Николай, ты и вырастил вундеркинда. Во всех отношениях, – то ли всерьёз, то ли подкалывая, прокомментировал Сазонов.
– Кто не дал вынести баллон? Участковый Говорков утверждает, что новой заведующей гастрономом стала одна из материально ответственных тёток в том же магазине. Скажете – слишком круто мочить четверых ради повышения? Или ради сокрытия недостачи? Она – не профессиональный сапёр, чтобы рассчитать силу взрыва. Меня на все версии не хватит, возьму что-то одно. Покушение на Бекетова.
– Егор, что ты конкретно собрался делать? – спросил Образцов, встревоженный бурной деятельностью подопечного, совсем недавно плакавшего от утраты памяти и неуверенного в себе.
– В уголовном деле я нашёл протокол допроса некой Инги Павловны Дауканте, 1960 года рождения, секретаря Бекетова в «Верасе». Находилась около гастронома не позднее чем за пять минут до взрыва. Живёт в съёмной квартире в доме 54 дробь 2 по Калиновского рядом с домом Бекетова. Несмотря на более чем скромную должность, имеет персональную служебную машину ВАЗ-2106, одета-обута как кукла. Думаю, никто лучше неё не знает про друзей и врагов шефа. Прошу разрешения на её разработку. Включая оплату расходов на ресторан и прочее, помощь в приобретении дефицитных билетов, тут как раз Московский Театр Сатиры приезжает.
– Ты обалдел? Решил снять и трахнуть любовницу Бекетова? – изумился Образцов.
– Как получится. Вдруг я не в её вкусе? К операции мне придётся привлечь одного из оперов розыска, по секрету от его начальства. Если нет – то нет. Девушка у меня есть в общежитии, чисто для переспать – мне чужие любовницы не нужны. Так что на ваше усмотрение.
– Куда же тебя несёт, – нахмурился Сазонов. – Мы проверяли Бекетова. Он – бывший офицер ГРУ, главного разведуправления армии. Уволен досрочно, не комиссован, а именно уволен. За что – не знаю, не наш уровень допуска, у вояк свои тайны. Мужик крутой, резкий. Твоё карате не спасёт. Мы сами в его логово проникнуть не смогли. Прослушка телефонов ничего не дала. Вешали прослушку в кабинет – обнаружил в первый же рабочий день после Нового года, послал громко на три буквы её поставивших, и электроника отключилась.