Не теряя ни секунды, чтобы не прервалось прекрасное, парень оказался сверху, после чего сорвал подушку и перехватил ахи-охи своими губами.
Все же самый сладкий поцелуй – не до и не после, а во время…
– В американских фильмах, где не вырезали самое интересное, после этого лежат на спине и курят.
– Для чего? – отдышавшаяся Настя запахнула халат и опёрлась на локоть.
– Для полного кайфа.
– Тебе мало кайфа? Давай повторим.
В голосе проскользнула лёгкая обида. Пришлось исправлять положение – объятиями и новыми поцелуями.
– Я не курю. И с тобой мне очень-очень хорошо. А идея повторить – вообще классная. Но вдруг кто-то всё же вернётся раньше и обзавидуется? Варя по доброте своей удушит ночью подушкой.
– Не удушит. Будет сама лежать и всхлипывать. У неё слёзы проливаются на раз. По любому поводу.
– А завтра девочки работают? Праздник же.
– Какой?
– С седьмого на восьмое января Рождество Христово, – словно спохватившись, Егор добавил: – Комсомольское.
– Комсомольское? Ты неисправим… И исправлять тебя не собираюсь, – её глаза задорно блестели в полумраке, освещённые только уличным фонарём через занавески. – Только учти, активист, я – западенка. Коляды у нас католические, они перед Новым годом. Narodził się Bóg dziecina w Betlejem[10], – последнюю фразу она пропела. – Я – крещённая в костёле. А ты, идейный атеист, сам-то крещёный?
Вопрос застал врасплох. Московского Егора крестили в 2000 году, а местного… Но, если так, душа важнее, куда бы она ни вселилась.
– В православии. Но я ответственности не несу! Не мог же, упираясь младенческими ножками-ручками, орать: «Верю не в Бога, а только в бессмертное учение Маркса, Ленина и Хрущёва, отстаньте, мракобесы поповские…» Хотя – орал. Родители говорили, крикливый был. С младенчества готовился к комитету комсомола.
– Иногда я не понимаю, во что ты веришь, во что не веришь… У тебя через фразу – Ленин, Родина, партия, комсомол. И сплошные шуточки. Хоть что-нибудь воспринимаешь всерьёз?
– Тебя. И сейчас всерьёз за тебя возьмусь!
Он наплевал на осторожность и на возможный стук в дверь в любую секунду, исполнив угрозу. Потом начал собираться.
– Егор! Я узнаю, будут ли девочки завтра вечером.
– Узнай. Если не удастся уединиться, придумаем что-нибудь другое. Хочешь – пойдём на что-нибудь старое в клуб имени Дзержинского. Я посмотрел их расписание.
– Как скажешь, милый. Можно ещё в бар «Ромашка» на Машерова, 7, коктейли отведать. Но там очень дорогой вход – по три рубля с человека.
Он пообещал сводить и в «Ромашку», затем удалился, совершенно не подумав о том, какое впечатление произвело брошенное им «чем выше любовь, тем ниже поцелуи». Пусть как бы в шутку, чужой цитатой, мимоходом и не в виде признания прозвучало слово «любовь». Но оно было сказано. И заставило девушку кусать подушку перед тем как уснуть, даже когда пришли три остальные студентки.
У Егора все вполусерьёз. Легко переводится в шутку. Любовь тоже?
Инга прогревала автомобиль минут пять-шесть. За это время преодолела бы половину пути до «Вераса» пешком.
– Поднимешь капот – увидишь болтающийся провод, отсоединённый от электроклапана карбюратора. Зайдёшь с левой стороны, – шептал Лёха, наблюдая за жертвой очередного коварства. – Как только прогреет мотор и двинет вперёд ручку обогащения топлива, мотор тут же заглохнет. С её небесным мастерством вождения ни в жизнь не догадается снова вытянуть подсос и доехать на обогащённом топливе.
– Колесо спущено? – ради очистки совести спросил Егор.
Соучастники стояли пригнувшись за мусорными баками и, наверно, напоминали забулдыг, вышедших поживиться в мусорке пустыми бутылками, чтобы сдать и на вырученные копейки купить пива, чтоб залить горящие трубы. На готового к уличному пик-апу неотразимого Алена Делона практикант не тянул совершенно.
– Утром запаска стояла. Наверное, заметила, попросила кого-то. Короче, втыкай провод – холостой ход вернётся. Ты же мальчик большой, втыкать умеешь?
Не дожидаясь, когда белые «Жигули» тронутся, Егор вышел из засады и решительным шагом пошлёпал к выезду из двора, не обернувшись на рычащее поволжское чудо техники. Время рассчитал верно.
Было слышно, как обороты снизились, мотор заглох. Включился стартер, он подхватил и снова заглох, подляна сработала. С упорством, достойным лучшего применения, секретарша ещё трижды запускала двигатель, стойко не желавший трудиться при отпущенной педали газа.
Вернувшись, он постучал в водительское стекло, оно немедленно опустилось.
– По-моему, у вас пропал холостой ход. Причина может быть очень простая.
– Вы в этом разбираетесь?
Барышня была гораздо эффектнее своего фото. Выбеленные прямые волосы падали на воротник серой шубки из норки или какого-то другого недешёвого меха. Руль сжимали руки в ярко-красных перчатках. Глаза были полуприкрыты большими дымчатыми очками. Девушка приспустила их вниз. Взгляд был просящий – от такого мужчины готовы растаять и толкать руками заглохший «Жигуль» сколько надо, если не заведётся мотор. А ещё привлекал необычно низкий бархатный голос. Более зовущий, чем у миски-Татьяны.
– Не особо. Но у отца была ВАЗ-2103. Нужно проверить электроклапан холостого хода. Если не поможет – продуть жиклёр. Минутное дело. Откройте капот.
Тут он едва не попал впросак. Крышка капота открывалась вперёд, преграждая самый удобный доступ к двигателю. Оставался только сбоку.
От мотора шло тепло. Он был виден весь, в отличие от привычной «Хонды», где поверх агрегата лежала пластиковая плита, преграждавшая дорогу неумелым рукам. «Жигули» строились, исходя из другой философии: каждый – сам себе автослесарь. Если, конечно, достанешь запчасти.
Егор прицепил висящий провод с разъёмом к единственной свободной клемме, торчавшей из карбюратора слева, и, не опуская капот, открыл пассажирскую дверь.
– Пробуйте!
Как и следовало ожидать, мотор подхватил и больше не глох.
– Даже не знаю, как вас отблагодарить.
В интонации звучало: помог – спасибо, теперь вали своей дорогой.
Но сию секунду уехать она не могла из-за открытого капота, оставив возможность для заготовленной реплики.
– Не стоит благодарности. Вот только не подскажете поблизости нормальную комиссионку с приличными вещами? Испортил куртку, взял у друга это… для выгула собак.
Брезгливость, с которой Егор указал на коричневое драповое пальто, была не наиграна.
– Хорошо. И даже подвезу. Опустите капот.
Хлопнув крышкой, он охотно устроился на переднем пассажирском сиденье.
Инга вырулила на Калиновского и повернула налево, направляясь к Кедышко и «Верасу».
– Едем медленно. Вчера гвоздь поймала. Сосед поставил запаску, она летняя. А сегодня мотор… Не везёт мне с машиной.
Смотрелась за рулём она хорошо. Несмотря на мороз, из-под короткой шубки выглядывала недлинная джинсовая юбка на пуговицах, оставляющая открытыми колени в тонких чёрных колготках. Сапожки на высоком каблуке были такие же ярко-красные, как перчатки.
– Лучше бы сразу на шиномонтаж, вернуть зимнюю. Но помогут ли вам прикрутить обратно колесо вместо запаски? Как-то с трудом могу представить вас с домкратом и гаечным ключом. Скорее – с бокалом шампанского, – Егор сделал вид, что смутился. – Извините, если зашёл слишком далеко без спросу.
Инга не ответила, поворачивая на улицу Кедышко. И на стоянку у «Вераса» не зарулила.
– Вы правы, молодой человек. У меня созрела мысль. Комиссионный откроется в десять, через час. Можете обождать. Или прокатиться со мной на шиномонтаж. А я замолвлю словечко заведующей, чтоб обслужила вас почутче. Идёт?
– Вы смотрели «Крёстного отца»? Оттуда пошло крылатое выражение «я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться».
– Значит – да. Едем.
Сделав паузу, чтоб не казаться балаболом, Егор спросил невзначай:
– Вы же явно работаете в «Верасе», коль знаете заведующую. Ничего, что задержитесь?
– Евгений Михайлович будет только к обеду. Это мой шеф.
– Ну, раз пошли имена, я просто вынужден назвать своё. Егор.
– Инга Павловна. Скажите, Егор, вы так быстро делаете выводы…
– Словно Шерлок Холмс? Я он и есть. Только вторая лига. Заканчиваю юрфак, сейчас на практике в управлении юстиции. Рассчитываю продвигаться по комсомольской, потом по партийной линии, – он сделал серьёзно-озабоченное лицо и произнёс казённым тоном: – По какому вопросу плачешь, девочка?
Красные губы, напомаженные и изумительно яркие, будто подсвеченные изнутри светодиодами, тронула улыбка. Секретарша Бекетова не выглядела столь неприступной, как описывали Говорков с Лёхой. Если не пытаться навязать знакомство, не снимая семечную шелуху с физиономии.
– Приехали.
Она зарулила к боксам с надписями «СТО» и «Шиномонтаж». Естественно, уткнулась в очередь, непременный атрибут социализма. Правда, стояли лишь третьими. Но и тут Егор усмотрел шанс.
– Смотрите, они переобуваются на все четыре. Ждать долго. Может – уговорю пропустить с одним.
Что монтажник, что водители «Москвича» и старой «Волги» выглядели угрюмо и несговорчиво.
– Мужики! Спасите. Взял батину служебную «шестёрку» с девушкой проехать, колесо спустило. Если не верну на место с нормальным колесом, а не с лысой запаской до десяти, он мне яйца оторвёт! Пропустите, умоляю!
Рабочий демонстративно повернулся спиной, но хозяина «Москвича» проняло.
– Иди уж. Но зря ты её за баранку посадил. Поцарапает невзначай, тогда точно кранты тебе.
– Во-во! – поддержал дед из «Волги». – Машина должна быть четырёхцилиндровой, а не пятицилиндровой.
Изобразив бурное веселье от плоской и пошлой шутки, Егор сунул шиномонтажнику колесо. Тот поворчал, что проехались на спущенном, что может быть повреждён корд, а то и шишка вылезет, но всё же сделал.
Гордый маленькой победой, Егор поставил колесо вместо запаски и вернулся в салон, выставив грязные руки перед собой. Инга протянула ему белую тряпицу.