– Метнуться в Гродно после экзамена успеешь?
– Нет. Дорога туда, дорога обратно. Даже если буду читать учебник и конспекты в поезде, много времени потеряю. Поеду на каникулы, после двадцатого, – Настя подняла голову к Егору. – Хочешь со мной? Правда, комнаты будут разные, родителей не хочу смущать.
– Тогда какой смысл? Шучу! Прости, у пятого курса нет зимних каникул. После практики начинается диплом, – точно он этого не знал, больше говорил наугад, оправдывая репутацию «американского шпиона».
– На выходные сможешь, если захочешь. Я дам тебе свой гродненский телефон, хорошо?
– Конечно, звонить буду. Приехать постараюсь, но не обещаю, – на ухо он шепнул: – Важно ещё на месячные не попасть.
– Не попадёшь. Они вот-вот начнутся. Потому я немного дёрганая, не только из-за экзаменов.
Предложения использовать момент, когда можно обходиться без контрацепции, не поступило. Егор был до сих пор на взводе от дневных переживаний. И, наверное, не отказался бы… Вот только беспокоило: на теле, похоже, остались следы ногтей Инги. За день не заживут.
– В Минске есть неоконченное дело. И не знаю, когда с ним разберусь.
– Какое? В милиции?
– Да. Помнишь, я перед Новым годом ездил в Москву? Как раз в то время, когда с Варей и другими нашими пили пиво в поезде и смеялись, два урода ограбили сберкассу напротив Политехнического института. Пытались скрыться, но их расстрелял милиционер из отдела охраны. Мне удалось доказать, что взрыв в гастрономе на Калиновского сделан с целью отвлечь внимание, милицию со всего города бросили туда – в оцепление, чтобы не допустить панику. Кстати, слухи и панику они не пресекли, а спровоцировали.
– Ничего себе… Ты раскрыл преступление?
– Какое там – раскрыл. К задержанию этой парочки не имею отношения. Старший из бандюков, кстати, уполз. Потом умер от потери крови и переохлаждения. Где-то на свободе остался сообщник, непосредственно взорвавший газовый баллон. Пока его не найду, он может взорвать что угодно, а дело нельзя считать законченным, – увидев, как округлились её глаза от доверенных тайн, добавил: – Ни девочкам в комнате, никому – ни единого слова. Ты поняла?
– Обещаю, – ответила она несколько разочарованно. Наверняка предвкушала, как похвастается перед подругами, какой у неё важный и информированный кавалер.
Обменявшись после этого ещё десятком-двумя мало что значащих фраз, они расстались. Перед сном Егор осмотрел себя в зеркало и убедился – «боевых» шрамов он не получил. Ни стыдиться, ни хвастаться нечем.
Утром следующего дня Лёха ждал Егора с подарком. О нём студент узнал, как только открыл дверь в кабинет. В нос ударил отвратительный смрад бомжатника.
Посреди кабинета восседал источник амбре.
Лёха открыл форточку. Граждане, проводившие ночь в милиции в состоянии алкогольного опьянения, наутро всегда пахнут одинаково, независимо от предыдущего аромата. Не розами.
– Привет, стажёр. Гиви заказывал? От Говоркова тебе презент. Пантелеич квартиру сдаёт на Калиновского, 50. Кавказцу. Колись, Пантелеич. Нам нужны фамилия, имя, отчество твоего постояльца, место прописки. Желательно – фото.
Тот сразу заявил целый райдер: выпить воды, потом «залить горящие трубы» и чем-нибудь закусить. Егор дёрнулся было встрять, объяснить – кто в доме хозяин. Лёха показал глазами: забейся в угол и не отсвечивай, я сам.
Беседа с задержанным началась с темы его желаний.
– Не многовато ли хочешь, Пантелеич? Может, тебе ещё путёвку в Пицунду?
– Отвали, мусор! За что меня вообще держат? Мне штраф выписали – я пшёл домой.
Коричневая куртка субъекта, наверное, помнила времена, когда Никита Сергеевич тряс руку Гагарину или стучал по столу в ООН. Спутанные седые волосы, довольно густые для почтенного возраста задержанного, лежали беспорядочной копной, соприкасаясь на лице с клочковатой бородой. Действительно по погоде были лишь пятнистые штаны, впечатление от них разбивалось о вьетнамки поверх дырявых носков… Среди зимы!
Он попытался встать. Егор выскочил из угла, куда его сослал Лёха, и надавил на плечи Пантелеича, заставив вновь опуститься на стул.
– Не торопись. Нам ещё долго тереть, – с этими словами опер потянулся к графину и глотнул прямо из горлышка. – Что ж ты так выглядишь скверно?
– Ну, выпил…
– Я не про жёваную харю. Одет в рваньё, не стрижен, в тапках… Разит от тебя. Фу-у! А пенсию получаешь…
– Её моя баба забирает!
– …И квартиру сына сдаёшь, пока он на зоне. Нетрудовой доход, между прочим.
– Вот на эти деньги и пью. На честные. Не ворую!
Лёха хлопнул в ладоши.
– Браво! Аплодирую. Скажи ещё: не торгуешь наркотой и не совращаешь малолеток, выпишем тебе благодарность как самому образцовому жителю микрорайона «Восток» за прошлый год.
– Не торгую… Чего надо, начальник? И попить бы…
– Ещё раз. Фамилия, имя, отчество, адрес кавказца, что снимает у тебя квартиру.
Пантелеич отрицательно мотнул головой.
– Отвали, начальник. Ничего не скажу.
– Почему? – сыщик был само терпение.
– Штраф ему захотите выписать… Зачем хорошему человеку штраф? А так он меня другим советует.
– Другим? Тоже с Кавказа? – вмешался Лёха.
– Да откуда вам знать, что с Кавказа… А что, подумаешь, и с Кавказа. Тоже нормальные люди. Наливают, если что… Мужики, дайте выпить!
В голову Егору пришла забавная мысль. В одёжном шкафу в следственном отделении валялась пустая водочная бутылка, вроде как вещдок после эпохальной кражи закаток с огурцами из гаражного подвала. По идее, на ней должны были сохраниться отпечатки пальцев, но бутылку, забытую на столе, наутро заботливо протёрла уборщица, и пальчики на ней теперь только Егоровы да Лёхины, а они не настолько любили домашнюю консервацию, чтоб её похищать.
– Слушай, Пантелеич, – подойдя, Егор склонился к рантье-домовладельцу и приподнял его голову, защемив пальцами кустик бороды. – Милиции надо помогать. Потому что милиционеры – народ благодарный. У соседей-оперов вчера пьянка была. Наверняка полбутылки осталось.
Лёха спрятал лицо в ладонях, чтобы не заржать. Он не хуже Егора знал: сыщик не допьёт бутылку водки, только если умер. Тогда её допьют другие опера – за упокой души усопшего.
Заметив одобряющий жест Лёхи, практикант сбегал в 57-й, где взял стеклотару из шкафа, а уже через минуту вернулся с бутылкой, до половины наполненной водой. На подоконнике возник гранёный стакан, Егор наполнил его до краёв. Пантелеич судорожно дёрнулся, но был отброшен дланью опера.
– Бухло надо заслужить. Рассказывай, кого в квартиру пустил.
Человек ёрзал на стуле, крутил головой, сучил в воздухе старческими дрожащими руками.
Силы воли хватило надолго. Примерно минуты на полторы.
Близость вожделенной беленькой обострила его память до предела. Пантелеич чётко продиктовал фамилию и имя: Гиви Кучулория.
– Запасные ключи в дежурке забрали. Когда задержание оформляли. Квартира до конца месяца оплачена. Там его шмотки лежат.
– Ты же не против, если мы туда сходим, осмотримся? – сурово спросил Лёха. – Если развёл нас, урою! Ладно, пей.
Ему было немного совестно перед забулдыгой, обманутым самым бесчестным образом. Сейчас обман раскроется…
Но произошло неожиданное.
Пантелеич кинулся к стакану и притормозил на полпути. Морщинистое лицо скривилось ещё более. Он хукнул, занюхал рукав куртки и только тогда схватился за «водку». Содержимое стакана влилось в пищевод как в канализационную трубу, кадык едва двигался.
Секунд через десять задержанный преобразился. Исчез колотун в руках, физиономия разгладилась, будто бы даже помолодела. Шатающейся походкой Пантелеич вернулся к стулу. Опустился, устраиваясь удобнее. Раздался мощный храп.
– Что с ним? – поразился Егор.
– Вот же ско-отина! – возмущённо простонал Лёха, первым въехавший в ситуацию. – Мне, порядочному интеллигентному менту, нужно платить кровные, чтобы надраться. Этот огрызок вообразил водку в стакане – и готов!
– Лёха! Если изъятые вещи Пантелеича лежат в дежурке, его же не оформили на освобождение? Спустишь такого вниз, спросят, что ж ты творишь, розыск? Взял пьянь с вытрезвления и накачал его снова!
– Пара затрещин – проснётся трезвый как стекло.
– Пусть дрыхнет пока. Лучше скажи, когда поедем в Лепель.
– А надо?
– Без вариантов. Раз прокуратура поручила разобраться с уволенными из «Вераса», она же вправе настаивать, чтоб отработали след.
– Уверен? По-моему, им наплевать. Есть вариант – всё списать на покойного Томашевича. Зачем ещё куда-то копать?
Егор пожал плечами.
– Я не столь сведущ в ваших мутных отношениях. Только не забывай: в следственно-оперативной группе есть и ГБ. А им, говорит моя чуйка, надо изловить подрывника, Томашевичем они не ограничатся.
– Вот пусть и едут в Лепель.
Егор присел джинсовым задом на стол Василия.
– Ты гений, Лёха. Ведь найти машину, чтоб свозила в Лепель и обратно, сложно?
– Корч розыска точно развалится на полпути. И бензина нет.
– Вот. А у КГБ с транспортом лучше. Кто там курирует дело от них?
– Хрым-брым-бым, – вставил реплику Пантелеевич и захрапел дальше.
– Оставь, а? Любое вмешательство ГБ ведёт к неприятностям. Папаныч меня на моих кишках подвесит, если попробую.
– А меня – нет. Я вроде как ничей. Ищи телефон куратора. Потом будешь байку рассказывать, как стажёр подтянул гэбистов в качестве междугороднего такси для ментов, – он взял прямоугольник плотной бумаги с написанным на нём телефоном и набрал номер с аппарата Василия. – Здравствуйте, Виктор Васильевич. Это Егор Евстигнеев, член следственно-оперативной группы по взрыву в гастрономе, нахожусь в кабинете оперуполномоченного Давидовича, он может подтвердить мою личность.
Лёха взял параллельную трубу.
– В чём дело, Евстигнеев? – раздался из неё равнодушный голос.
Егор чётко оттарабанил про необходимость вояжа в Лепель.
– Не вижу препятствий. Езжайте.