Филармония с кучей самых разных коллективов, едва собиравших ползала, если только пригонят военных, студентов и школьников за бесплатно, существовала за счёт доходов от продажи билетов на «Песняров». Их эксплуатировали на износ. Платой были зарубежные гастроли с щадящим ритмом — один концерт в день плюс командировочные в валюте (нищенские) и возможность купить что-то из одежды с фирменными лейблами, а если гастроли длинные — то и «Грундиг», вроде использованного при записи «Весёлых нищих».
— Та-а-ак… Ты хотя бы училась? У тебя же завтра экзамен!
Настя стопудово не уложилась в двадцать рублей и добавила своих, состряпав шикарный ужин: жареная курица с картофельным пюре, салат, бутылка шампанского и даже торт. На покупки и готовку истратила драгоценные часы.
— Ты не рад?
Минимум час ушёл на самоподготовку внешности, нанесение «боевого» макияжа, не меньше, чем в новогоднюю ночь. Новое платье кофейного цвета, очень зауженное и предельно короткое внизу — на грани приличий для 1982 года, туфли на высоком каблуке.
— Рад… но я о тебе беспокоюсь.
Он осторожно поцеловал её, стараясь не смазать раскраску на лице.
— Я всё выучила! Больше сидеть над книжками вредно, перегрею голову. Она у меня и так огненная.
Она не только обхватила руками шею, но и обвила одной ногой его ноги.
— Эй! Не дразни. Не удержусь.
— И не надо. У меня закончилось. Всё можно!
— Тогда курица немного обождёт.
— Остынет!
— Иначе перегреюсь я.
Он подхватил её на руки и понёс в комнату, там целовал, кружил, потом опустил на разложенный диван и снова целовал, понемногу раздевая. О том, что завтра ему на работу, ей — в БГУ, совершенно ушло на десятый план.
— Утолил первый голод? Тогда я грею курицу.
Полностью одевшись, Настя застучала каблучками в сторону кухни. Егор, посетив ванную, прошёл туда же, ведомый не столько зрением, сколько обонянием — курица пахла божественно.
Наверно, когда-нибудь ему будут важны детали: приличный кухонный гарнитур, посуда Zepter, варочная поверхность и посудомойка Bosch, микроволновка Samsung, но потом, потом… Сейчас, сидя в крохотной кухоньке в семь квадратов, а на Востоке-1 встречаются и пятиметровые, за качающимся столом, укрытым клеёнкой, под урчание холодильника «Минск», он был вполне счастлив и доволен жизнью.
Настя зажгла пару свечей и погасила свет, сама пристроилась у него на коленях, здорово мешая есть. Тем более, не хотелось капнуть куриным жиром на её новое платье или колготки. Но даже мысли не возникло отсадить девушку на другую табуретку.
Заметив некомфортность, она принялась отрывать куски от куриного бедра и закладывать ему в рот, потом подносить пюре и салат — как маленькому. Потом запивали шампанским.
— Почему сама не ешь?
— Слушай! Я вешу сорок шесть кило, поэтому клюю, а не ем. Иначе растолстею мигом, ты же не хочешь?
— Тогда торт зачем?
— Съем, но очень тонкий кусочек. Остальное — сам, за чаем.
Всё это было настолько трогательно и мило, что Егор просто таял… В его прошлой жизни он даже не слышал, чтоб девушки организовывали свидание подобным образом. Всё было куда проще, и у него, и у знакомых. Встретились, пошли в клуб. Потом к нему или к ней домой — у кого свободная квартира. Потрахались, разошлись сразу или на утро. Проголодались — заказали пиццу, дожидаясь бестолкового киргиза, везущего её на полчаса позже обещанного и остывшую.
Здесь всё иначе. Даже секс. Душевный, продолжение чувств, а не их замена.
После шампанского был дубль, не столь бурный как до ужина, скорее — нежный. Когда отдышались, она спросила:
— Не хочешь закурить? Как в американских фильмах?
— Хочу, чтоб ты немного поспала перед экзаменом.
— Ага… Растормошил, и теперь — спать? Целуй!
— Запросто…
Во что переросли поцелуи, догадаться несложно.
Постфактум девушка вдруг заявила:
— Музычки не хватает.
— Упс… На гитаре тебе не сыграю. Гитары нет. Слушай! А ты «Песняров» любишь?
— Кто же их не любит?
— Заказывай. На какие стихи им написать песню?
— Конечно — на стихи Богдановича!
Она соскочила с постели, обернувшись простынёй на манер римской тоги. Или дамы, моющейся в бане с мужиками и стесняющейся наготы. Видно, торжественность стиха не соответствовала обнажёнке.
Выпростав правую руку из-под простыни, Настя начала декламировать, взмахами кисти отбивая ритм. Освещённая только отсветами уличного фонаря далеко внизу да свечек из кухни, она была великолепна.
Толькi ў сэрцы трывожным пачую
За краiну радзiмую жах —
Успомню Вострую Браму святую
I ваяраў на грозных канях.
У белай пене праносяцца конi,
Рвуцца, мкнуцца i цяжка хрыпяць…
Старадаўняй Лiтоўскай Пагонi
Не разьбiць, не спынiць, не стрымаць.[5]
— Браво!
— Спасибо, конечно, но… — она неловко перелезла через Егора и улеглась рядом, смазав торжественность момента. — Но ты сейчас объяснишь, что текст не соответствует основам ленинской внутренней политики ЦК КПСС, я сама это прекрасно понимаю, и «Песняры» никогда не исполнят «Погоню».
— Никогда не говори «никогда».
Утром он ушёл раньше её, весь день бегал по поручениям, а вечером ему в дежурке передали ключ от квартиры с запиской:
«Сдала на „пять“. Уезжаю. Звони».
И номер телефона с кодом Гродно.
Она забрала все свои вещи. Даже зубную щётку. Чтоб не было предлога заскочить за ними. Тем самым ясно дала понять: захочешь — зови. Нет — так нет, я гордая.
Остались обгорелые свечки, недоеденные торт и курица в холодильнике, а также невероятная для холостяцкой квартиры чистота. И ощущение какой-то пустоты без Насти.
Впрочем, Егор недолго оставался в одиночестве. Холодную курицу с удовольствием умял Образцов.
— Все твои запросы удовлетворены, — сообщил он, промокнув рот платком. — Связь только через меня. «Песняров» официально ведёт Волобуев, он о тебе не в курсе. Но в крайней ситуации откроешься ему, поможет. Не всегда, конечно. В Минске приглядывает. А на гастролях по СССР — чаще местные коллеги, и на тебя надежда.
Николай протянул ведомость с цифрой в 100 рублей и десять красненьких, без обмана.
— Какие у меня будут расходы?
— В пятницу сорвись из РОВД под любым предлогом. Например — вызывают в ректорат БГУ из-за скандала с вьетнамским недоноском. Кстати, про него не волнуйся, ему пригрозили депортацией, теперь тише воды, ниже травы. Я отвезу тебя в ресторан мотеля, это примерно двадцать километров от Минска в сторону Бреста. Сыграешь с местными лабухами.
— Они не в восторге?
— Они никуда не денутся. Но все чаевые отдашь. Сам закажешь столик и оплатишь заказ.
— Понятно. Для чего?
— Поступила информация, что в пятницу «Песняры» основным составом квасят там, девять дней по помощнику звукача. Уголовного дела нет, прокуратура, скорее всего, откажет в возбуждении. Но, сам понимаешь, нам не всё равно, если в главном ансамбле Белоруссии накануне зарубежного турне творится криминал. Кто-то может испугаться ответственности за убийство и попросить политического убежища. А это уже наша проблема.
— Стойте! На уровне лабуха из ресторана я, конечно, что-нибудь сбацаю. Но вы хотите, чтоб произвёл впечатление на «Песняров»? Они же — суперпрофессионалы!
— А ты постарайся. Придумай что-нибудь оригинальное. Репертуар там обычный. Из иностранщины — непременные «Битлз». Порепетируешь с местным ансамблем, вечером выступишь. Твоя задача, чтоб Муля пригласил за столик. Сразу заказываешь ему в уважуху лучший коньяк, разговор склеится. Дальше — импровизируй. В компании, возможно, будет Бадьяров, кличка — Бэдя, самый их известный диссидент и пустобрёх из «Песняров», к счастью — уже бывший участник. Расскажи анекдот про Брежнева, ради внедрения всё простительно.
Закрыв дверь за майором, Егор придумал один ход, быть может, не самый оригинальный, но проверенный. Раз молва говорит, что популярные музыканты — выпивохи и бабники все как один, гомосятина и наркотики прибавятся только после развала СССР. Вот и надо проверить. Тем более и наркота, и красивая женщина без комплексов — не проблема.
Часы показывали половину девятого. Не поздно. Одевшись, он быстро отшагал к хорошо знакомому столбику, помеченному белой «шестёркой», поднялся на этаж и позвонил в 16-ю квартиру.
— Элеонора? Откройте. Это Егор из Первомайской милиции. Есть срочный разговор.
Глава 3
Монументальная барышня открыла сразу и без возражений.
Она была в длинном зелёном махровом халате, на лице — нанесённый со вкусом вечерний макияж, пышные светло-русые локоны рассыпались по плечам. Без каблуков анекдотической высоты «мисс нархоз» не казалась чрезмерно высокой.
— Вы одни?
— Да. Проходи… Проходите.
— Если «вы» — это множественное число, то я один. Без Лёхи, — он снял пальто и накинул его на вешалку в прихожей. — Или надо было его позвать?
— Не обязательно, — она шагнула в комнату, продемонстрировав разрез на халате до попы, открывавший ноги в кружевных чулках и туфли на шпильках. Наверно, Бекетов лично выбирал своим секретаршам даже халаты — под свой развратный вкус. — Алексей забегал вчера в «Верас».
— Раз не похвастался мне, значит — хвастаться нечем, — догадался Егор.
Элеонора села на диван, закинув ногу за ногу. Аппетитная коленка выскользнула из-под махровой ткани, словно приглашая: не хочешь ли погладить?
Не захотелось. И не только потому, что девица расселась на диване, где всего несколько дней назад лежала мёртвая Инга, убитая их общим начальником и любовником. Дело в другом. Инга даже в рабочей одежде стиля «трахни меня» не опускалась до вульгарности. Сексуальность Элеоноры, тоже бьющая через край, была какая-то дешёвая. Просто красивая распутная девка из торгового вуза, мечтающая телом проложить себе путь в системе Министерства торговли БССР. Бекетов, судя по всему, рассматривается как начальная ступенька. Рассматривался. Но она ещё не знает. А что, кстати, она знает? Сейчас выясним, решил Егор.