— Узнаю прохиндея. У него — спецзадание, нам — прикрывай? — возмутился Лёха.
— Никакого «прикрывай» не надо. Танцуй, снимай юных торговых тёлочек. Можешь признаться, что из милиции, только соври, что из ОБХСС, и зовут тебя Дима Цыбин. Васе тоже легенду придумаем.
— Я же на дежурстве! — огорчился тот.
— Подменись.
— В пятницу вечером? У нас не следственное отделение, чудес не бывает.
— Ладно, Вась. Мы тебе расскажем, как всё прошло, — пообещал Давидович с ехидцей. — А что у тебя за операция, следопыт?
— Охмурить первокурсницу по имени Оля. Есть шанс, что она знает пацана, организующего автогонки на «Заре».
— Малолетку?
— Лёха, ты не понимаешь. Первый курс не получает койки в общаге. Домашние девочки, дочки директоров промторгов и пищеторгов, они снимают квартиры. Не койку в комнате с хозяйкой, как бедолаги из Технологического, а своя отдельная хата, пусть временная. Цивильная берложка для встреч с парнями. Въехал? Смотрятся они на двадцать, если не на двадцать пять. Курят. Купи, кстати, сигарет хороших, не будешь же угощать «Примой». Оденься пучком. Хоть мент, но ты же из ОБХСС!
— Только в этом году закончил «вышку», — уточнил легенду сыскарь. — Не успел прибарахлиться.
Назначив время и место встречи, Егор вернулся к себе в кабинет.
— Тебя твоя подруга набирала трижды! Многостаночник хренов… — буркнул Вильнёв.
Очевидно, индульгенция на все грехи, обещанная во вторник вечером, к пятнице окончательно исчерпала срок действия.
Элеонора сняла трубку сразу, будто держала на ней руку.
— Да, дорогая?
— Склад промторга товар принял. Но Кабушкиной сообщили, что обещанной отгрузки сегодня не будет. Только в понедельник.
— Вообще кинут?
— Нет, заявка на «Счастье» подписана. Не обманут. Но Валентина чувствует, будет какой-то подвох. А по поводу плохих новостей её интуиция никогда не обманывает.
— Смотрела такой фильм — «Доживём до понедельника»? Я тоже не смотрел. Но название в тему. Дорогая! В шесть за тобой заеду и оставлю тебе машину. Но у меня работа допоздна.
— Какая работа?
— Должен же я и Отечеству служить, не только самой обаятельной и привлекательной. А также единственной.
— С «Песнярами»? — нотка ревности в усталом голосе не показалась естественной, наверно, просто бросила машинально.
— Хуже. Со студентками нархоза. Ты же по себе знаешь мои предпочтения. Быть может, меня даже наградят. Посмертно. Как в «Бриллиантовой руке». Не виноватая я, он сам ко мне пришёл. Ладно, вечером поговорим. Директрису успокой. Разрулим.
Он положил трубку и спрятал лицо в ладонях.
— Если бы знал тебя хуже, подумал бы — ты решил сходить налево ещё до брака, — пробормотал Николай. — Но от тебя всего можно ожидать. Даже работы на пользу следствия в пятничный вечер.
— Особенно в следующий пятничный вечер. Заступаю на дежурство на Новый год. На пару с тобой. Эх… Надо было выторговать освобождение от дежурств на месяц.
— Поезд ушёл, — хмыкнул Вильнёв.
Не дождавшись положенных восемнадцать-пятнадцать, а сбегать раньше семи вечера Сахарец считал недостойным настоящего следователя и при том уровне нагрузки был прав, Егор сложил бумажки в сейф. Не обращая внимания на укоризненные взгляды капитана, покинул кабинет.
Элеонора несколько отошла от вчерашнего, но по-прежнему хмурилась.
— Валентина свезла в бомбоубежище товар, шесть-семь единиц тех же позиций, что в накладной. Но боится выставлять в продажу, пока не получили с базы официал.
Накинув тёплую жилетку-безрукавку, заведующая свадебным салоном стала походить на бесчисленное воинство коллег-торговок, безраздельно царящих в подсобках магазинов СССР. Только лицо, стряхнувшее следы «после вчерашнего», выделялось. Наверно, какие-то женихи, глянув на Элеонору, скептически смотрели на своих избранниц и думали: а не тороплюсь ли я? Вот это она — женщина мечты, да пока без обручального кольца!
— Правильно боится. Могут толкнуть какие-то джинсы или куртку прямо с базы, составить акт: мыши съели. А нам нечем прикрыть левак. Ждём.
Он положил ключи и документы от машины ей на стол, сам вызвал такси.
Угол кабинета занимал плакат с изображением чего-то грузинско-горного и обещанием открыть фирменную секцию по торговле товарами братской социалистической Грузии.
— Егор… Вот скажи. Ты тратишь свои деньги на такси. Время — весь вечер пятницы, а следующую пятницу до субботнего утра проведёшь в РОВД и будешь ловить каких-то преступников. Наверно — поймаешь, посадишь. Но у нас — тоже статья…
— И не одна, дарлинг, — Егор опустился на стул, время до прихода такси позволяло. — Но есть разница. Перепродажа с наценкой, на языке Уголовного кодекса величающаяся спекуляцией, представляет собой обыкновенный бизнес, только государство по недоразумению пытается его монополизировать, а мы и наши коллеги-фарцовщики — не даём. На службе я занимаюсь другим. Помнишь урода Бекетова? Говоришь — не успела с ним познакомиться ближе, до разбитого в кровь фейса… Я достоверно знаю, что он убил минимум двух человек — Ингу Дауканте и поставщика Гиви. Вот таким на свободе не место.
— Ты же его не арестовал. И Инга, и Гиви сошли ему с рук.
— У него была очень мощная крыша, Кабушкина видела этих орлов. Главное разведывательное управление Генерального штаба.
— Валентина говорила про их приход в «Верас». И они отмазывали его от чего угодно?
— Именно. Пока не нарвались на меня. Один вырубил Лёху Давидовича. Я задержал этого гада, отобрал и спустил в канализацию его служебное удостоверение. При задержании как бы случайно вывихнул ему плечо. А потом вместе с его табельным «макаровым» сдал за незаконное хранение оружия. Второй пытался сбежать, я его головой выбил стекло машины, мудак сильно порезался, короче, его увезли подельники. Успели зашить в госпитале, а так… Истёк бы кровью. Не знаю.
— Чем ты сам лучше Бекетова?
— Очень неправильный вопрос, дорогая, — Егор откинулся на стуле, закинув ногу за ногу. — Прощаю, потому что ты уставшая. Московские уроды на меня напали, Бекетов — на Ингу, она мне была симпатична. ГРУшников я наказал ещё раз, через контакты в КГБ, меня они не тронут. А с Бекетовым… В Ярцево братья покойного Гиви, когда забирали его битую «волгу», как бы случайно поймали мой намёк, что на крыле машины — след удара, причём оставшиеся фрагменты краски совпадают по цвету с «шестёркой» Бекетова. Выяснить, что Бекетов именно в эту ночь понёсся в Москву за Гиви, много ума не надо. И Бекетов исчез. Навсегда.
— Вот почему ты не ждешь его возвращения… — Элеонора обхватила голову ладонями. — Начинаю тебя бояться.
— А вот это правильно. Я действительно страшный человек. Страшный для тех, кто против меня. Кто предаст. Что ты там говорила, типа «едва не изменила»?
У неё натурально округлились глаза.
— Что-о-о?! Ах, это… Так мы с тобой не встречались ещё. Это через неделю после ресторана с «Песнярами». Пристал один, из бывших. Отказала. Но если бы он был чуть настойчивее…
— Это твои дела, раз до меня. Но мне неприятно слышать.
Про Настюху Егор ей не рассказывал. Эле тоже, наверно, было бы неприятно слышать, что их роман начался на несколько месяцев позже из-за связи её мужчины с другой девицей, а саму Элеонору, выходит, он держал во френд-зоне как запасной вариант.
Врать милому — нехорошо. Но и всё вываливать, не фильтруя, не стоит. О чём-то гуманнее промолчать.
Если вход в учебные корпуса не охранялся никак, теперь за дверями маячили два стриженных «правильных» старшекурсника. На подобных типов Егор насмотрелся в Белгосуниверситете и даже сам был одним из них. Парни нацепили красные повязки на рукава, выглядели неприступнее вахтёрши в четвёртом общежитии, даже Лёха чуть запнулся.
— Что тормозишь? Не забыл? Мы по делу.
Егор поманил одного из атлантов, подпирающих не небо, а двери, и продемонстрировал удостоверение, так, чтоб другие студенты не видели.
— Следователь уголовного розыска Евстигнеев! — он показал за спину кулак, чтобы сыщик не ржал, услышав такую саморекомендацию. — Есть информация, что сегодня вечером будут продавать пластинки. Зарубежные, возможно — краденые. Мы с напарником зайдём и сольёмся с отдыхающими. Если в процессе понадобится помощь, могу на вас двоих рассчитывать?
— Конечно! У нас целая народная дружина, — обрадовался сознательный комсомолец. — Все, кто распределён в ОБХСС. С января — практика.
Судя по изучающей торжество физиономии, стоявший перед ними тинэйджер как раз собирался пополнить число коллег Цыбина.
— Если повезёт, попадёте к нам, — подмигнул Егор и решительно устремился внутрь.
Сдали одежду в гардеробе, и надежда выдать Лёху за бойца ОБХСС растаяла как дым.
— Нет уж. Оставайся уголовным розыском. Никак экстерьером не тянешь.
Сыщик согласился, приуныв. Уже привык, что никто не тащится от восторга, узнав, что перед ним — представитель романтической и мужественной профессии. Но каждый раз немного обидно.
Перед танцами объявили концерт в большой лекционной аудитории. Егор высматривал Ольгу Плоткину, Лёха, развесив губы, созерцал изобилие фемин. Даже если пригласили кого-то из других вузов, количество юных дамочек раза в два превышало мужской контингент.
— Какой я был дурак! Ну почему из вышки не забирался дальше Дома офицеров?! До Ванеева не сильно дольше ехать. Познакомился бы с Элеонорой раньше тебя…
— Так я ещё пару месяцев с Настей жил. Элеонора свободная была.
Егор не стал пересказывать её слова, как та не дала Лёхе из жалости только потому, что заранее испытывала ещё большую жалость — тот расстроится сильнее из-за последующего отказа продолжать отношения.
Районный Шерлок посмурнел. До сих пор считал, что ему перешли дорогу.
Начался самодеятельный спектакль, потом выступление агитбригады, вроде того, на котором бывший управляющий этим телом делал предложение руки и сердца первой юрфаковской красавице, в результате прилюдно был послан, а смывать позор пришлось попаданцу. Всё бы ничего, только студенты шутили о преподах и событиях, широко известных в нархозе, но не за его пределами, поэтому часть острот прошла мимо. Лёха, правда, пытался что-то выяснить у старшекурсницы, сидевшей рядом, только на следующем стуле сопел её бойфренд, и разговор с девицей не завязался.