– А вы ему звонили?
– Звонил, он не отвечает, мы не знаем с кем он, где он и что в этом случае делать?
– Он ушёл на встречу с Владимиром Петровым.
– Так позвоните ему.
– Звонил, его пригласила на обед Марина, думаю они где-то задержались, так что беспокоиться не о чем, – усмехнулся Векслер.
– Ладно, подождём ещё, может, появится, – согласился Николай.
Прошло ещё три часа, наконец, Николай не выдержал и позвонил Марине:
– Марина, это Николай, мой шеф не с вами?
– Нет, я в Москве, а твой шеф остался в гостинице «Центральная», ищи его там, чао.
Николай уже собирался звонить в гостиницу, как в эту минуту зазвонил его телефон и незнакомый женский голос спросил:
– Николай Мохов?
– Да, это я.
– Березуцкий Лев Моисеевич находится в хирургическом отделении городской больницы № 3.
– Что с ним?
– Ему сделали операцию, и сейчас он в палате отходит от наркоза.
– Послушайте, что это за операция? Ещё несколько часов назад он был совершенно здоров и вдруг операция! У него аппендицит?
– Нет, об операции вы сможете узнать у хирурга.
– Когда я смогу его увидеть?
– Через час, он ждёт вас.
Сообщив Векслеру о том, что его шеф попал в больницу, Николай вызвал такси и поехал проведать Льва Моисеевича, которого нашёл на больничной койке, после перенесённой операции и наркоза вполне адекватным, но каким-то рассеянным, погружённым в свои невесёлые думы.
– Лев Моисеевич, что случилось, почему вас оперировали? – с места в карьер начал Николай. – Так нельзя, я не знал, где вас искать, поймите, вы не принадлежите себе, вы лидер партии, за вами люди!
– Всё, всё, успокойся, ничего страшного, как видишь жив, а это главное, – слабым голосом ответил Лев Моисеевич.
– Так, что же всё-таки случилось?
– Меня кастрировали, – равнодушно, как будто это случилось не с ним, ответил Лев Моисеевич, – но предупреждаю, об этом знаешь только ты, понял?
– Господи, как же это случилось?
– Очень просто, Марина подсыпала мне в шампанское какой-то дряни, я потерял сознание, она перевязала мне мошонку и всё.
– Но это нанесение тяжких телесных повреждений, это уголовщина, её судить надо, – воскликнул Николай.
– Как ты себе всё это представляешь? Я, политический деятель, подаю в суд на женщину, которая лишила меня мужской силы, сделала меня евнухом, ты подумал о том, как это отразится на моём авторитете? Представляю заголовки газет – «Лидер партии кастрат», и далее, «Может быть, и вся партия состоит из политических евнухов?» А ты – уголовщина, суд… Шумиха, которая поднимется вокруг этого дела, принесёт огромный вред нашему делу, а этого допустить никак нельзя.
– Вы, что же, простите её? – недоверчиво спросил Николай.
– Я не простил, но и шуметь не собираюсь. Официально в истории болезни записано паховая грыжа, понятно?
– Но ведь о таких травмах врачи обязаны сообщать в полицию.
– Не всегда, особенно когда между страниц журнала врач обнаруживает много зелени, понял? – усмехнулся Лев Моисеевич и, похлопав Николая по руке, добавил:
– Собственно мы выполнили свою миссию, взбудоражили регион, дали лишний повод нашим друзьям в Кремле для укрепления вертикали власти и борьбе с сепаратизмом. Местная верхушка во главе с губернатором спят и видят, как бы отделиться от центра, самостийности им захотелось, но ничего, очень скоро их мечтам придёт конец.
– Лев Моисеевич, что значит – помогли друзьям в Кремле, это что же, всё это время мы, как провокаторы, работали на власть? – недоверчиво воскликнул Николай. – А как же наши идеи народовластия?
– Коля, не как провокаторы, а как катализаторы народного недовольства, а идеи идеями, но с существующей властью надо жить в мире, знаешь же, что плохой мир лучше хорошей войны, а теперь иди с Богом, собери вещи, завтра мы улетаем в Москву.
– Это, это, это, мерзко, – заикаясь, крикнул Николай и быстро вышел из палаты.
Глава 18
Воскресный день накануне «дня икс» для многих партийных функционеров городской организации «Народ и воля» выдался весьма напряжённым – уточнялись списки желающих принять участие в демонстрации протеста, готовились речёвки, уточнялись места сбора и маршруты движения колонн. Векслер беспрерывно звонил по телефону, требуя информацию о готовности той или иной районной организации к демонстрации. Николай Мохов, с утра навестив в больнице своего шефа, связался с – -, вором в законе, которому в своё время он передал деньги, и уточнил время начала бунта в колониях области. Предполагалось, что бунт заключённых начнётся одновременно в пяти колониях общего режима, в одной строгого и одной детской на вечерней поверке, где вертухаи будут захвачены в заложники, администрации зон будут выдвинуты требования послабления режима, улучшение питания и быта. Предчувствуя, что понедельник может выдаться очень напряжённым и даже опасным для рядовых сотрудников администрации, губернатор ещё накануне объявил этот день выходным, на работу должны были выйти только руководители департаментов и отделов. Полковник ФСБ Назаров, выполняя приказ генерала, встретился со своим агентом и уточнил время и цели поражения. Объявив общий сбор в 7 утра понедельника, Алексей Быданов ещё в субботу отпустил большинство бойцов «Капкана» к своим семьям, оставив в расположении базы дежурных и группу быстрого реагирования.
Капитан Ермолаев, сославшись на неотложные дела в городе отпросился до семи утра понедельника. Капитан Ермолаев с двенадцати лет мечтал служить в органах безопасности, после окончания школы пришёл в райком комсомола и попросил рекомендацию для поступления в школу КГБ. Поскольку будущий капитан окончил школу с серебряной медалью, активно участвовал в общественной жизни и, как говорили в те времена, был морально устойчив, райком рекомендовал его в школу КГБ. Но по неизвестным причинам его кандидатуру отклонили, и он был вынужден поступить в местное пехотное училище. Много лет спустя он узнал, почему был не принят в школу КГБ, оказалось, что виной всему было то, что его мать родилась в г. Харбине, где после революции проживали его дед и бабка. Поступив в пехотное училище, он уже через месяц явился в первый отдел и предложил свои услуги в качестве осведомителя, надеясь, что это поможет ему со временем перевестись в КГБ. Всё бы ничего, но уже через три месяца однокурсники поняли кто в их рядах «дятел» и стали демонстративно сторониться Ермолаева. Тогда он нашёл среди своих сослуживцев слабовольного курсанта, запугал его, и тот стал доносить обо всех разговорах, которые велись в курилках. Попав по распределению в понтонно-мостовой полк, он продолжал стучать на однополчан уже не в КГБ, а в преобразованное на его базе ФСБ, однако это не помогло ему сделать военную карьеру и, дослужившись к тридцати годам до капитана, был уволен по сокращению штатного расписания. Не успел он освоиться на новом месте жительства в Нижнегорске, как однажды на улице к нему подошёл человек в штатском и предложил дальнейшее сотрудничество с местным управлением ФСБ, на что Ермолаев без лишних раздумий согласился, после чего ему было рекомендовано устроиться в охранное предприятие «Капкан». Встретившись в полдень в городском саду с полковником Назаровым и получив от него инструкции по проведению акции устрашения, Ермолаев почувствовал радость оттого, что оказался нужным государству человеком, от которого зависят судьбы многих людей. Он прекрасно понимал, что именно своими действиями может изменить историю не только города, но и повлиять на всю дальнейшую политику государства, отчего его грудь переполняла гордость и благодарность судьбе, которая давала ему такой шанс. В эту ночь Ермолаев так и не сомкнул глаз; ровно в три часа он осторожно, чтобы не разбудить жену, вышел из дома и отправился к магазину женской одежды «Незабудка», где его уже ждала старенькая «Волга». Осмотрев машину, он обнаружил на заднем сидении гранатомёт и две боеголовки. Проехав три квартала, он выехал на площадь перед резиденцией губернатора, вышел из машины, не спеша зарядил гранатомёт и, прицелившись, выстрелил в окно третьего этажа.
Раздался грохот, из окна вырвался столб пламени, на мостовую полетели осколки битого стекла и штукатурки. Затем, перезарядив гранатомёт, он выпустил второй заряд в здание областного заксобрания и, открыв дверь машины, уже собирался уехать с площади, но был буквально изрешечён автоматной очередью. Уже через полчаса на месте происшествия собрались телевизионщики, репортёры местных и центральных газет, перед ними выступил начальник городской полиции полковник Завьялов, заявив, что обезвреженный террорист является членом местной партийной организации «Народ и воля», работником «Капкана», владельцем которого является небезызвестный господин Векслер. По его словам, следствие уже приступило к расследованию, и не исключено, что очень скоро будут раскрыты и арестованы все участники террористической организации во главе с её главарями.
– Эту провокацию специально устроили, чтобы помешать народной демонстрации протеста против власти, – крикнул Жора.
– Вы кто такой? – спросил полковник.
– Я редактор независимой газеты «Глас народа».
– Следствие разберётся, – заверил полковник.
– Знаем мы ваше следствие, что угодно притянете за уши, уверен, у вас уже есть заказчики этих взрывов и вы, господин полковник, главный провокатор, – махнул рукой Жора.
– Что? Да я тебя, гнида, сотру в порошок, – взревел полковник.
– Попробуйте, я буду ждать, только времена не те или забыли? Теперь у нас главенство закона, полковник, – усмехнулся Жора.
Ещё час спустя в расположении «Капкана» появилась группа захвата ФСБ. Опечатав оружейную комнату и выставив охрану, полковник Назаров с двумя бойцами прошёл в гостиницу пансионата и отыскав комнату Алексея Быданова, постучал:
– Быданов, откройте, ФСБ.
Через минуту дверь открылась и на пороге появился полураздетый Алексей:
– В чем дело?
– Вы задержаны, – ответил полковник.