Боровичи
В городе идти по горбатым мощеным дорогам,
Идти и вслушиваться в обрывки фраз родного языка,
Словно в шум, привычный для слуха – дождь и ветер,
И обратить внимание на
Бесконечно повторенное движение стаи
Птиц над крышами и головами.
На мосту, опершись локтями
О стертые до кости перила,
Заворожено глядеть вниз, где всегда
Под будничным серо-лиловым покровом
Загадочным глазом дикого зверя
Мерцает река.
В округе, в лесах и болотах,
Когда-то страшная смерть кричала. –
С тех пор могилы залегли
В корнях осоки, елей и осин карминных. –
И мученики освящают город –
И смех детей, и птичий свист, и осень…
Вереницы домов времен ампира
В землю вросли до самых окон.
На их перилах – стертые печати теплых рук. –
Повсюду здесь следы несметных поколений, –
И город дышит их дыханьем просветленным,
В жемчужном узелке души своей хранит.
Холод
Одинокий. Падший.
Куда и откуда
Спешишь?
– Изморозью в травах лежать,
В ладонях сжимая сталь
Мерзлых осок.
– По каменистому дну своему
Водой ледяной бежать
Цвета мятежного дня.
– Лавровым разрезом глаз листвы
Коситься зеленым вопросом?
Ответом?
– Ветром ветреного человека обнять
Волной театральной любви –
Тоски?
– Беркутом воздух гладить,
В зеркальной линзе склоняясь над картой
Неотвратимых причин и следствий, –
– Слушать музыку низких частот,
Плывущую из-за предела.
Или из сердца?
– Умереть? Отогреться?
Живую обитель найти?
Одинокий. Падший.
Куда и откуда ветер в тебе
Гонит и гонит тебя?
«О се-си-бо»
Светлой памяти подруги Ирины.
…и о любви –
Никто не знал, что мы
В последний раз идем
По краешку весны…
От Цветного бульвара направо,
по переулкам, и они
Распахивали нам свои
Солнечные веера.
Мы молчали.
Нас хлестали лучи
Заходящего солнца,
И сияли в окнах напротив,
Наполняя весной до краев.
«О сесибо!»
Ты была в своих
Невообразимых шарфиках
И сафьяновых сапожках…
Я шла размашистой походкой
И пела про себя
«О сесибо», –
И последние льдинки
Тихо звенели
От наших шагов.
Я думала, что под ногами
следы, оставленные
Моим отцом в шестидесятых –
«О сесибо!»
Наша молодость
Захлопнула за нами двери. –
Ты была не из этого мира –
Ты ушла навсегда.
И только ветер теперь бросает
И несет куда-то по тротуарам
Поломанные ветки…
Я тебя вспоминаю,
И нашу прогулку. –
«О сесибо»…
Августе
моей бабушке А. М. Коршановой
Сизая струйка дыма тянется вдоль реки.
Ивы, тонкие ивы рассыпали листья свои.
Августы голос со мной остался,
Как этой осени боль и прозрачность.
Остались клекот птичий и перезвоны,
На даче чай, треск дров в печи и шум березы,
Шуршанье трав сухих в лугах у пруда,
В синей воде стоят растения на грани чуда.
В ней гаснет солнце и Коломны играет отблеск.
О, золотые колокольни на горизонте!
В сердце лежит тяжелый камень – воды студеность.
И это тоже мне подарок и просветленность.
Гравюра
Гравюра ветхая вуалью сумерек касается меня.
Пять взглядов в ряд из-под беретов темных
По-разному глядят средневековьем –
Насмешливо, надменно, строго,
Влюблено и светло по-детски.
Век держит крест в руке и крестное знамение творит
В очерченных монахом сводах мира.
И уголья и солнце витражей, растерты пестиком
В фарфоре синем и влиты в краску осени;
Наполненной шипами трав сухих,
Органных вздохов и костров в просторах,
Простертых тонким кружевом кустов
И и в коричневых и дымных в кайме дыханья сумерек.
Терновые готические знаки
Нам каждой осенью природа преподносит
Пространствами с рекой и аргомантом
Серебряно-коричневых деревьев,
Пергаментом листвы, укрывшей путь.
Гравюра пожелтела в старой книге –
Портрет Корнелия ван Амстеля среди изображенных.
Он смотрит сквозь меня. И осень позади.
Гравюры как снега ложатся на листы,
И ноты на бумаге вьются снежной вьюгой,
И сучья с тряпками уже колышет ветер
На полотне голландца у пруда, закованного льдом,
И под коньком звучащего сквозь ветви и фигуры.
Ушедшая цивилизация
За крепкой вороньей костью,
Где забытого сфинкса долгий взгляд лежит,
Скалистую твердь тяжелым вздохом
Проложило ущелье души.
И навстречу этому взгляду
Из-под веера павших хвой
Посмотрел агатовым взглядом
Ручей, говорящий с собой.
Сквозными сводами дуба
Одетое, время шумело,
И пела жемчужная птица…
В желтом стрельчатом свете
Орнамент чертополоха
Рисовал окрыленный ветер;
Ущелье вечернее метило
Тело вишневых глин
Трилистником сонного ириса
И морской долькой дельфина.
Ворошил одинокий ветер в ущелье
Огненные бабочки,
Зеленые камушки,
Птичьи перья.
Пепел веял по серым травам
И пела жемчужная птица…
Родилась в Москве. Первые впечатления связаны с прогулками с родителями в Кремль смотреть царь-пушку и царь-колокол и с походами в зоопарк кататься на пони. Закончила школу и кафедру этнографии исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. С детства ездила с мамой-археологом в экспедиции, а во время учебы в МГУ – в этнографические – в Среднюю Азию.
Всю жизнь проработала в музее-заповеднике «Царицыно» научным сотрудником – хранителем. Писать стихи начала с детства. Есть публикации в коллективных сборниках.
Татьяна Хатина
Анна Ахматова
Испанский гребень в чёрных волосах,
Короткой чёлки вороно крыло.
И зеркало, что отражало страх,
Когда ко мне прощание пришло.
Ты обнял плечи, кружевная шаль
Касалась нежно поднятой руки…
И каждое мгновенье было жаль,
А сердце бунтовало от тоски…
Калитка скрипнула, неверные шаги…
Ушёл, сказав: «Не мёрзни на ветру…»
Я прошептала: «Память сбереги…
И возвращайся к нашему костру…»
Не пишется, отброшено перо,
Листок бумаги, будто белый снег.
Светает… Утро… Рано рассвело…
Минутной стрелки учащённый бег.
Чуть зазвенит холодное стекло,
Знакомым отраженьем силуэт…
Как странно, вдохновение пришло,
И строки падают на белый снег… листа…
Снегири
На кружева крещенского мороза
Слетела стайка красногрудых птиц.
В кристальном инее застыли слёзы,
Все ветки опустили крылья вниз.
Как ангелы, с небес перелетая,
И символы предутренней зари.
На нас порошей сказку осыпая,
Любовью околдуют снегири.
Рябиновыми гроздьями на белом,
Святую красоту преподнесли.
В притихшем вальсе, нежном и несмелом,
Ведут нас за собою снегири.
Пусть этот зимний сон подольше длится,
Как весточка из солнечной дали.
Сидят на белых инея ресницах
В хрустальном царстве счастья снегири.
Встреча
Февральская метель стегает плетью,
Швыряя в окна снежною крупой.
Туман устало очень плотной сетью
Вновь спрятал фонари в свой не покой.
Нам так тепло у жаркого камина,
Трещат дрова, и свечи зажжены,
А сердце предвкушением томимо
Чудесной встречи в чарах тишины.
Играет нежно музыка Леграна,
И на плече моём твоя рука…
Ты так прекрасна, солнечна, желанна,
А от шампанского пьяна слегка.
Притихли туфли, греясь у камина.
Застыло платье в кресле… Мы вдвоём.
И нитка янтаря из бус старинных
С груди сорвалась солнечным дождём…
Осень в городе
Осень – вязь сердолика и дымка опала,
Инея кружевница утром лужи сковала.
Вновь октябрьского ветра распоясался отрок,
А рассвет на востоке хладен, весел и бодрок.
Грозных туч аметисты, как тайные люстры повисли,
Пешеходы скрывают печальные, грустные мысли.
И зонтов купола разноцветным над городом роем…
Капли бьются в стекло: всех намочим, почистим, отмоем.
По дорогам машин проплывает весёлая свора,
Ветер капли бросает прохожим на зонт и за ворот.
И грустя фонари, ловят в лужах часть лунного блика.
Осень – дымка опала и тонкая вязь сердолика…
Белла
Слова нанизаны на чётки строф
Жемчужной россыпью, алмазной гранью.
Плетутся кружевные нити слов,
Соскальзывая в бездну мирозданья.
Иль забираясь в высоту веков,
Здесь находя достойное признание.
То глубина возвышенных стихов,
То Беллы Ахмадулиной страданье.
Платок и шляпка, голос чуть дрожит…
Высок полёт той лебединой шеи.
И долго-долго каждый звук звенит,
И колокольчик этот души греет.
Не поэтесса, истинный поэт,
Там на орбите твоё кружит имя…
Читаешь строки, и не гаснет свет,
Стихами растревоженный твоими…
Сергей Есенин
Сергей Есенин – Божья дудка –
России солнечный поэт!
Твоих стихов тот негасимый свет,
Звенит, звенит в них каждая минутка.
В кружении слов такая глубина,
Такая боль, величие и сила.
На крыльях ангелов судьба тебя носила,
Но ждал своих мгновений Сатана…
Лесов рязанских златокудрый Лель,
Твой голос вольный, страстный и мятежный.
Как птица-тройка по России снежной
Звенит бубенчиков есенинская трель!