Я осталась стоять, растерянная, обескураженная, не понимая до конца, что же произошло и что делать дальше. Из глаз текли слёзы, и я их даже не вытирала. С мамой я не хотела разговаривать и отказалась от еды, что её взволновало больше всего.
На Виктора я тоже страшно обиделась: он должен был поступить как рыцарь, то есть увезти меня на тройке лошадей, или, в крайнем случае, на такси, а он сдался, не стал за меня бороться, и это было самым обидным.
Больше мы с Виктором не встречались, но я знала о его жизни все.
У моей подруги Аллочки был свой человек в окружении Виктора, который и поставлял нам сведения о его жизни. Из этого источника я узнала, что примерно через год Виктор женился на своей ученице, ей тоже было двадцать лет. А поскольку он работал директором вечерней школы, то выбор у него был большой. Однако этот брак продлился недолго. Молодая жена хотела бегать на танцы, а солидный муж хотел лежать на диване и читать газеты. Через два года они разошлись, причём её родители увезли из его дома все свадебные подарки.
Через несколько лет Виктор снова женился, на этот раз более разумно – на тридцатилетней медсестре. Возможно, у него начались проблемы со здоровьем. Медсестра в доме – это очень удобно.
Может показаться странным, но, живя в одном городе, мы с Виктором никогда не встречались. Однако одна – последняя встреча – нам всё же была суждена.
Прошло более десяти лет после того, как мы с Виктором расстались. В моей жизни произошло столько событий, столько новых встреч, что я практически забыла о своей первой любви. Появилась уже вторая, причём более сильная. И всё же, когда встреча с Виктором состоялась, что-то шевельнулось в душе, как будто донеслось глухое эхо из прошлой жизни.
Был тёплый субботний день в конце мая. Я работала тогда в газете «Крымский комсомолец». И наш дружный коллектив собрался поехать на маёвку. Подготовились заранее: купили молодую баранину и замариновали её, а также овощи и сухое вино.
Со всеми своими припасами мы вышли на улицу, ожидая приезда машин, их должно было приехать две: одна – редакционная, вторая – служебная, мужа нашей сотрудницы Раисы.
В ожидании приезда этих машин мы болтали о своих редакционных делах, шутили, смеялись. Настроение у всех было отличное.
И вдруг я почувствовала на себе какой-то пристальный взгляд. Оглянулась и увидела у кромки тротуара инвалидную коляску, в которой сидел пожилой полный мужчина с грустными глазами. Это был Виктор.
Два чувства боролись во мне: естественная жалость к несчастному человеку и жажда мести за то, что он всё-таки бросил меня, глупую девчонку, которой задурил голову. Второе чувство всё же победило.
Как говорили наши незабвенные классики Ильф и Петров, «Остапа понесло». Я вдруг стала удивительно красноречивой, остроумной, находчивой, вспомнила даже полузабытые, но очень смешные анекдоты. Все слышали меня, раскрыв глаза от удивления: такого со мной ещё никогда не бывало. Мой редакционный поклонник смотрел на меня с восторгом.
Я встала к Виктору боком, чтоб ему хорошо было видно, какая у меня отличная фигура, какой красивый профиль, какие блестящие каштановые вьющиеся волосы. Наконец, я решила взглянуть на Виктора, чтобы увидеть его реакцию.
В его глазах была такая тоска, что хоть в петлю лезть. Я замолкла на полуслове, поняв, что нельзя быть такой жестокой: лежачего не бьют.
Тут как раз подошли наши машины, мы сели в них и уехали – к горам, морю и веселью.
Я была молода: всего-то тридцать лет и главное – здорова. Поэтому мне не хотелось думать о несчастном инвалиде. Я его простила и постаралась вычеркнуть из своей памяти, лучше бы – навсегда.
Море было уже тёплым, горы красивы, а шашлык из молодой баранины удивительно вкусным. Мы ели, пили, загорали и плавали, гуляли по берегу, фотографировались, веселились.
Постепенно образ инвалида в коляске испарился из моей памяти. Вскоре я узнала, что он умер. На похороны я, конечно, не пошла: ведь была жена для оплакивания.
Я не могу сказать, что совсем забыла Виктора, изредка мы с Аллочкой все же говорили о нём, просто так, как о старом знакомом.
А в одном из своих сборников я поместила стихотворение, которое называется «Первая любовь». Мне кажется, там дана исчерпывающая характеристика Виктора. Жаль, что он не смог его прочитать. Думаю, ему бы понравилось.
Первая любовь(эскиз портрета)
Где-то под сосною есть могила,
только где – давно уже забыла.
Там лежит под старыми цветами
тот, кто был с весёлыми глазами,
заражал друзей задорным смехом,
добивался быстрого успеха.
Рисовал мгновенно шаржи-лица,
в скучных книгах пропускал страницы.
В письмах никогда не ставил точки
и кривил к концу тугие строчки.
Был непредсказуем, как комета,
и не слушал ничьего совета.
Где-то под сосной его могила.
Признаюсь, и я его любила.
Рукопись – молодёжный клуб
Максим Елфимов
«В помойку летит слово…»
В помойку летит слово
Исписаны всинь тетради
Зачем святую корову
Пустили на фарш, дядя?
В туманном пути сизом
Не видно, куда ехать
Отклянчили зад карнизы
От смерчей лихих смеха
Курили табак трубы
Пускали овец тучи
Рассохлись от соли губы
Под сводом ивы плакучей
И трудно добавить слово
Молчание прочь откинув
Скажу лишь зачем-то снова
«Не будь, человек, скотиной!»
«Никто не узнает, что завтрашним днем…»
Никто не узнает, что завтрашним днем
В Китае ракета утонет
Не знает никто, что под треснутым пнем
Барсук от уныния стонет
Не слышит никто, как суровый лицом
В душе громким смехом смеется
Не помнит никто, как за строгим отцом
Нашкодивший мальчик плетется
Я помню те дни, когда солнечный круг
Был шире, чем реки в разливе
На грядках разбух свежевыросший лук
И соком наполнились сливы
Я помню, как в дни без горячей воды
Мы были прекрасней и чище
Не чаяли извне иллюзий беды
И ели прохладную пищу
Я знаю, что есть в этом мире добро
За старым скрипучим комодом
Засунуто комом в гнилое ведро
И сверху присыпано содой
Я слышал, что где-то трамвай за окном
Гремит, вынув нос из потемок
Что стар и трухляв невысокий тот дом,
Страдает от вечных поломок
Не знает никто, что за низкой горой
В песке захоронены мыши
Что мыслей внутри головы тучный рой
Но их здесь никто не услышит
Рыбы
Рыбы мерзнут, они не одеты
Льдины мнут их худые бока
Перспектива согреть жабры летом
От рыбех еще так далека
Нет еды, и воды нет повсюду
Всюду холод и лед, темнота
В шубах где-то там греются люди
Согревают людей города
Вот найти бы червя иль личинку
Но вокруг пустота и мороз
И не выронит рыба слезинку
Ведь у рыб нет печали и слез
Подчиняясь пустому желудку
Рыба ищет хоть где-то еду
Жаль, не может она словно утка
Крошки хлеба ловить налету
Я бы вышел во вьюгу и холод
Чтобы рыбью толпу покормить
Утолить шестимесячный голод
И домой отнести приютить
Но увы, далеко водоемы
Где продрогнувших рыб косяки
Уменьшают желудков объемы
Избегая голодной тоски
И в бегах за приманкой съедобной
Попадаются рыбы на крюк
И в котле согреваясь бездонном
Лечат мерзлый свой рыбий недуг
Медведи полысели
Весною, когда вдруг грачи прилетели
Медведи внезапно вокруг полысели
Нет шерсти ни сверху, ни сзади, ни сбоку
И выглядят нынче медведи убого
Смотрели с печалью они друг на друга
Над ними смеялись все звери в округе
И нету величия больше и силы
У некогда злого медвежьего рыла
А вместо густого блестящего меха
В пупырышках кожа – умора, потеха!
И с грусти, тоски, необъятной печали
Медведи навек травоядными стали.
Елфимов Максим Александрович, родился в Москве 11 июля 1987 года, часть детства провел в Венгрии, окончил РГГУ по специальности «международные отношения». В настоящее время работаю в сфере PR, в свободное от работы время являюсь лидером музыкальной группы «Ледокол «Т.»», увлекаюсь рисованием, путешествиями, зарубежной рок-музыкой 1960-1970-х гг. В прошлом сотрудничал с группой «Ляпис Трубецкой».
Мария Славоросова
Элинор ФарджонСедьмая принцесса
Слыхали ли вы когда-нибудь историю о шести принцессах, для которых не было ничего важнее собственных волос? Вот она.
Давным-давно жил на свете Король, и женился он не на ком-нибудь – на красивой черноглазой цыганке. Берег он её, будто она была хрустальная, и пуще всего боялся, что сбежит она от него обратно на волю: цыгане-то, известно, народ бродячий. Чтобы этого не допустить, поселил он Королеву во дворце посреди огромного сада, а сад повелел обнести высокой оградой. Королева слишком любила своего Короля и потому не говорила ему, как хочется ей выйти за ограду, на вольный простор. Часами сидела она на дворцовой крыше и глядела на восток, где раскинулись широкие луга, на речку, что текла с юга, на город, шумевший на севере, и на высокие холмы, протянувшиеся долгой грядой на западе.
В свой срок Королева родила Королю двух дочек-двойняшек, светлых, как рассвет. В день их крестин Король на радостях пообещал Королеве любой подарок, какой она только пожелает. Королева взглянула с крыши на восток, на цветущие майские луга, и молвила:
– Подари мне весну!
Тотчас Король кликнул пятьдесят тысяч садовников и велел каждому принести с собой цветок ли дикий, молоденькое ли деревце, чтобы посадить их в королевском саду. Как только работа была закончена, Король вышел с Королевой в цветущий сад и воскликнул:
– Любимая, весна – твоя!
Но Королева только вздохнула.
На следующий год Королева родила ещё двух дочек, нежных, как утро. И снова в день крестин Король спросил у Королевы, что бы она пожелала получить в подарок. На этот раз Королева взглянула на юг, и, завидев, как блеснула на дне долины вода, ответила:
– Подари мне речку!
Недолго думая, Король созвал пятьдесят тысяч рабочих и наказал им отвести русло реки в королевский сад, чтобы её воды питали самый прекрасный мраморный фонтан – на радость Королеве. Когда работа была закончена, он привел Королеву к каменному бассейну, где взметались к небесам и вновь опадали струи фонтана, и воскликнул:
– Дорогая, теперь и река твоя!
Но Королева только поглядела долгим взглядом на пленницу-воду, тщетно рвавшуюся к небу, и опустила голову.
На третий год Королева родила еще двух близняшек, ясных, словно светлый полдень. Когда Король спросил её о подарке, она поглядела на север, где шумел городок, и сказала:
– Подари мне людей!
Тут же Король послал в город пятьдесят тысяч гонцов, и минуты не прошло, как они вернулись, а с ними – шесть честных торговок с рыночной площади.
– Дорогая, вот твои люди! – воскликнул Король.
Но Королева лишь тайком утерла глаза и поручила малышек заботам этих добрых женщин: каждой принцессе – по няньке.
На четвёртый год Королева родила всего одну дочку – смуглую да черноглазую, как и она сама. Король-то был голубоглаз и светловолос.
– Чего пожелаешь ты на этот раз? – спросил Король, когда они с Королевой стояли на дворцовой крыше в день принцессиных крестин.
Королева обернулась к западу – и увидела, как шесть белоснежных лебедей цепочкой летят над холмами; а за ними скромная лесная голубка.
– О, – воскликнула Королева, – подари мне птиц!
Король немедленно снарядил пятьдесят тысяч птицеловов. Когда они скрылись вдали, Королева обратилась к Королю:
– Любимый Король! Сейчас мои дети – в своих колыбелях, а я – на троне. Но однажды они вырастут из колыбелек, а мой трон опустеет. Скажи: когда этот день настанет – которая из них займет мое место?
Тут воротились птицеловы с добычей в сетях. Король поглядел на голубку, спрятавшую головку в пушистых серых пёрышках на груди, на величавых лебедей с длинными белыми шеями, и объявил:
– Королевой станет та принцесса, у которой будут самые длинные волосы.
Тогда Королева созвала шестерых нянек и передала им слова Короля. «Помните, – добавила она, – вы должны без устали мыть и расчёсывать девочкам волосы. От вас зависит, которая из них станет Королевой».
– А кто же будет мыть и расчёсывать волосы Седьмой Принцессе? – спросили няньки.
– Я сама, – ответила Королева.
Ох, и расстарались няньки: каждой хотелось, чтобы именно её воспитанница стала Королевой. Каждый погожий день выводили они девочек в сад и мыли их волосы в фонтане, сушили на солнышке, а после расчёсывали, пока они не начинали блестеть, точно золотой шёлк. Вплетали им в локоны ленты, украшали их цветами – ни у кого на всем белом свете не было таких дивных волос, и ни у кого не уходило на них столько сил и забот, сколько у шести нянек. И шесть белых лебедей были при них, тут же: где принцессы – там и лебеди.
Но Седьмой Принцессе, худенькой и смуглой, никогда не мыли голову в фонтане. Её волосы всегда были спрятаны под красным платком – Королева мыла и расчёсывала их втайне, когда никто не видел, на дворцовой крыше. А малышка в это время играла с лесной голубкой.
И вот однажды почувствовала Королева, что пришел её час. Созвала она дочерей, благословила их, и попросила Короля отнести её на крышу. Окинула взглядом луга и речку, городок и далёкие холмы – и закрыла глаза.
Король был безутешен – но вот протрубил у дворцовых ворот рожок, и в тронный зал вбежал паж с известием: пожаловал сам Владыка Мира! Король распахнул двери – и в зал проследовал Владыка, а за ним – его слуга. Одежды Владыки были все расшиты золотом, шлейф его мантии протянулся через весь зал, а султан на его шляпе достигал потолка. Слуга же его был совсем юн и одет в лохмотья.
– Добро пожаловать, Владыка Мира! – воскликнул Король и протянул руку для приветствия.
Но Владыка и с места не сдвинулся – так и застыл молча, опустив очи долу. Зато Слуга-Оборванец широко улыбнулся: «Здравствуй, Король этой Страны!» – и сердечно пожал ему руку.
Король удивился:
– А что же, Владыка сам ответить не может? – спросил он.
– Может быть, и может, – отвечал Слуга, – да только никто никогда не слыхал от него ни единого словечка. Сам знаешь: на свете есть место всем – богатым и бедным, тем, кто говорит, и тем, кто хранит молчание, тем, кто думает, и тем, кто делает, тем, кто глядит вверх – и тем, кто не поднимает глаз от земли. Мой хозяин потому и избрал меня в слуги, что мы с ним вместе составляем тот самый мир, которому он – Владыка. Он богат – я беден, он задумывает – я исполняю, он смотрит вниз – я гляжу вверх, он молчит, а я говорю.
– Зачем он явился? – спросил Король.
– Чтобы жениться на твоей дочери, – отвечал Слуга-Оборванец. – Ведь на свете есть место всем: и мужчинам, и женщинам, и одному без другого нельзя.
– С этим не поспоришь, – согласился Король. – Но у меня семь дочерей. Не может же он жениться на всех семерых разом!
– Он женится на той, что станет Королевой, – объяснил Слуга.
– Пошлите за моими дочерьми! – объявил Король. – Пришла пора измерить им волосы.
И вот семь принцесс предстали пред королевские очи: шесть светлоголовых пришли с няньками, а смуглая и маленькая – одна. Слуга-Оборванец окинул их быстрым взглядом, но Владыка Мира так и не поднял глаз от пола.
Король послал за придворным портным, чтобы тот измерил принцессам волосы. Когда он явился с мерной лентой, шесть принцесс распустили косы – и волны светлых волос легли на пол.
Пока Портной делал свое дело, няньки гордо переглядывались: разве не поработали они на славу, ухаживая за волосами своих подопечных? Но, увы! – оказалось, что все они потрудились одинаково: у каждой Принцессы волосы были точно той же длины, что и у остальных.
Придворные всплеснули руками, няньки заломили руки в отчаянии; Король в недоумении теребил свою корону, Владыка Мира стоял на месте, вперив взгляд в землю, а Слуга-Оборванец обернулся к Седьмой Принцессе.
– Что же делать, – спросил Король, – если и у младшей Принцессы волосы окажутся той же длины?
– Не думаю, Ваше Величество, – спокойно ответила Принцесса. Сестры с беспокойством следили за тем, как она развязывает узел и стягивает красный платок с головы. И правда: волосы у неё были совсем иной длины – она была острижена совсем коротко, под мальчика.
– Кто остриг тебя, дитя мое? – спросил Король.
– Моя мать, Ваше Величество, – отвечала Принцесса. – Каждый день мы выходили с ней на крышу, и она щёлкала ножницами, чтобы ни одна прядь не отросла.
– Вот так так! – протянул Король. – Что ж, Королевой тебе в таком случае не бывать.
Вот и вся история о Принцессах, которые всю свою жизнь заботились только о своих волосах. Остаток своих дней они провели по-прежнему – няньки так и продолжали мыть и расчёсывать их волосы, пока те не стали совсем белыми, словно перья их любимцев-лебедей.
Владыка Мира провел остаток своих дней, всё так же глядя в пол и ожидая, когда же у какой-нибудь из принцесс волосы отрастут длиннее, чем у прочих, чтобы она стала его Королевой. Говорят, он до сих пор стоит там и ждёт, опустив очи долу.
А Седьмая Принцесса вновь повязала голову красным платком и убежала из дворца – навстречу холмам и реке, лугам и городам; а за нею поспешили лесная голубка и Слуга-Оборванец.
– Как же там будет без тебя Владыка Мира? – спросила Принцесса.
– Как-нибудь справится, – ответил Слуга. – Ведь на свете есть место всем: и тем, кто сидит взаперти, и тем, кто гуляет на воле…