Год рождения – 1979-й. Место жительства – Челябинск. Образование – Магнитогорский государственный университет, техфак, специалист по рекламе.
В журналистике с 2018 года. Имеет официальные аккаунты и отдельные публикации в: ИА «Регнум», ИАС «Русская народная линия», ИА «Красная весна», «Родительское Всероссийское Сопротивление». В ряде аналитических статей выступал в качестве эксперта по проблемам агломерирования городского пространства.
Член общероссийской общественной организации «Родительское Всероссийское Сопротивление».
Победитель Всероссийского литературного конкурса имени Э.А. Асадова 2023 года.
Автор остросоциальных фантастических романов и художественных произведений на злободневные темы.
Зима надежды нашей
Её не стало в середине января.
А начиналось всё, как казалось, с пустяка. Ну что здесь такого: девушка шестнадцати лет, подросток, прыщи – нормальное явление. Даже если они появляются на лице. Но мать беспокоилась о дочери, самостоятельно решающей такие проблемы при помощи иглы и спирта. И на этот раз отвела её к врачу.
И квартира опустела без неё.
Пять дней и небольшая операция, что посулили врачи поначалу, превратились в ещё одну операцию и дополнительную неделю госпитализации. А потом – ещё в одну. И ещё в три.
– Так бывает, – говорил матери на приёме молодой хирург, меланхолично глядя в окно. – Блокада не подействовала. Сепсис. Кома. А что вы хотите, головной мозг…
А она хотела просто знать, как вылечить дочь. Она не желала знать, кто виноват и как его наказать. Она считала, что, наверно, да, так бывает, что, привезя дочь в больницу с прыщом над бровью, родители услышат приговор: «Практически безнадёжна. Только чудо или волшебство».
«Кома». Комичное до боли в сердце, до слёз и комка в горле слово, если оно касается десятиклассницы. Молодой красивой девушки, жизнерадостной и любимой всеми. Это трудно не только принять, но и понять. Сколько ни сиди в опустевшей комнате твоего ребёнка. И сколько ни смотри на новогоднее платье, летние босоножки на шпильке, статуэтку «Мисс школа № 66» на полке, плюшевого зайку на подушке и раскрытый учебник биологии на странице с параграфом «Мозг человека». Серость зимних сумерек вползала в детскую комнату. Мрак скапливался по углам. Заполнял всё пространство. И когда он возвращался поздним вечером с работы, то заставал её спящей в тёмной комнате.
– Она жива потому, что её молодое тело не хочет умирать, – повторяла мать слова, сказанные ей врачом, когда они пили чай в тихой кухне у чёрного ночного окна. – Она борется за свою жизнь.
Не останавливалась и их жизнь. Он – отец, и он должен был зарабатывать. Он ходил на работу, и не только потому, что были необходимы деньги. А она ходила в больницу, как прежде на работу. Самым ранним утром, ещё до восхода солнца, она одевалась, брала три укутанных в ватники термоса с едой и покидала квартиру. В тот год была аномально снежная зима, и, спускаясь по гулким лестничным маршам, она долго не могла открыть занесённую за ночь подъездную дверь. И после борьбы с сугробом по ту сторону двери её встречали вьюга и пустая улица. Снежная, девственно чистая целина. И она шла по ней, протаптывая тропку, оставляя глубокие следы в белоснежных барханах. Не поспевая, следы бежали вслед за женщиной в шали и, сливаясь на соседней улице с другими следами таких же ранних прохожих, устремлялись к трамвайной остановке.
В больнице у запертых дверей реанимации она ждала, когда придут врачи. Ждала, чтобы услышать каждодневное: «Нет, ещё в коме. Пока не пришла в себя. Делаем всё возможное». Она просила пустить её к своему ребёнку, но неизменно получала отказ: «Нет. Простите, но это невозможно. Правила…» Она передавала термосы с тремя блюдами медсёстрам, забирала три таких же пустых и, задержавшись ещё ненадолго, на всякий случай, возвращалась домой. Она покупала продукты и готовила три новых блюда на завтра. Она перетирала их, доводя до однородной массы. Не густой и не жидкой, как раз для того, чтобы кормили её ребёнка через трубку. Полноценные: первое, второе и питательный компот. Каждый раз новое блюдо.
Могла ли она отказаться делать это? Да, могла. Но тогда бы её дочь кормили раствором глюкозы. Могла ли она не готовить такое разнообразие? Могла. Но готовила. Потому что была уверена: её дочь не «овощ» и ей тоже хочется вкусного, горячего, домашнего. И когда возвращался с работы муж, его ждал ужин, а её – три готовые к утреннему походу сумки с термосами. Семья, дом, работа стали схемой существования для него. Семья, дом, больница – такую схему жизни приняла она. Должно быть, со стороны они казались роботами.
Роботами, у которых болит сердце и текут слёзы из глаз.
Серые дни-будни, похожие один на другой, тянулись, свивались в серую ниточку. Бесконечную, но очень тонкую. Похожую на нитевидный пульс их дочери. Мало что менялось в этой ставшей неполной семье. И совсем ничего не менялось в палате интенсивной терапии.
Ей по-прежнему отказывали в посещении её ребёнка. А она настаивала. Говорила, что это важно. Что ей просто надо поговорить со своей дочкой и это обязательно поможет. Но здесь не верили в волшебство и Бога. Врачи, отводя глаза, намёками и исподволь давали понять, что так долго продолжаться не может. И что настанет день, когда придётся освободить койку для другого пациента. И что этот день придётся на середину марта.
Если, конечно, они не достанут один особенный препарат.
– Это очень дорогой препарат. Кроме того, он импортный, и достать его трудно, – как бы в своё оправдание сказал лечащий врач, видя слёзы на глазах матери. – Но если сможете, то у вашей дочери будет шанс. Это отличное лекарство, и, возможно, случится чудо.
Сказал – и в тот день впервые отступила зима в сердцах родителей. Надежда взошла подснежником. И оба они радовались, теплотой своих ладоней защищая её ото льда пессимистических взглядов и холодных слов скептиков. Теперь их жизнь получила новое дыхание. Дыхание весны.
Сгорая по срокам, вытягиваясь всеми жилами, задействовав все возможные и невозможные ресурсы, не скупясь в средствах, отец достал нужный препарат. А ей удалось добиться пропуска к постели дочери. Помогли неравнодушные люди. Кто-то нажал на нужные рычаги, кто-то качнул определённые связи – и медицинская система шевельнулась. Морозным утром восьмого марта, подальше от любопытных глаз, её провели в ту самую заветную дверь, за которой вот уже два месяца лежал пробитый трубками её ребёнок. Кроме волшебного заморского лекарства, матери ничего не разрешили взять с собой. Но никто не смог отнять у неё веру и любовь, которые она принесла в палату интенсивной терапии. У этой встречи был лишь один свидетель. Но о том, что творилось за закрытой дверью, между двумя самыми родными людьми, он не расскажет никому и никогда.
Потому что в тот день Бог плакал.
Домой отец и мать возвращались, держа друг друга за руки, молча. Лишь под утро она провалилась в сон, больше похожий на беспамятство. Позже, уже днём, от усталости «свалился» и отец. А вечером их разбудил звонок из больницы. Поздний, но не запоздалый.
– Пришла в себя. Доктор аж перекрестился. Подействовал, видимо, ваш волшебный препарат, – смеясь от радости, говорила молоденькая медсестричка. – Не зря вы такие деньжищи платили…
Как можно описать счастье? Тем более счастье семьи, пережившей настоящее воскрешение любимого человека. Скажу только одно. Ни до, ни после я не видел своего отца плачущим.
Было уже тепло, когда нам позволили забрать сестру. Дул тёплый ветер, и, придерживая открытой дверь автомобиля, я ждал их.
Родители вывели её. Она шла своими ногами, обхватив отца за плечи. Ветер трепал её длинные волосы, и она улыбалась, чувствуя запахи и ощущая вкус жизни. В первый раз за три долгих и страшных месяца.
Когда мы уже сидели в машине, к нам подбежала молоденькая медсестричка.
– Подождите, – улыбаясь, сказала она и протянула что-то мне через открытое окно. – Вот, доктор велел передать. Забыли сказать вам, но ваше лекарство не понадобилось.
В её руках была абсолютно неоткрытая коробочка с чудодейственными ампулами импортного производства…
Детская литература
Татьяна Богомолова
Богомолова Татьяна – член союзов писателей России, США, Англии, в том числе Интернационального Союза писателей, лауреат литературных конкурсов в России и за рубежом. Также Татьяна Геннадьевна – член Российского союза работников культуры, награждена за педагогическую деятельность медалью Л.Н. Толстого; удостоена Российской литературной премии – 2023, нагрудного знака «Серебряное перо». Автор 13 книг в жанрах публицистики и художественной прозы, участвовала со своими произведениями в коллективных литературных сборниках, антологиях, альманахах и журналах в России и за рубежом.
Лёгкий выбор
Дениска ощущал себя путешественником, мечтал о будущих перемещениях по разным городам и странам.
Сначала он ездил с матерью, позже – со старшей единоутробной сестрой Дарьей. Когда старшая сестра оказалась связанной двумя детьми, его возила к матери уже средняя сестра, Дина. Необходимости в его приездах не было, но мальчик очень любил сам процесс и встречу с мамой после краткой разлуки. Калейдоскоп мест мало сохранился в сознании малыша, как и его побег из дома, где в тот день отсутствовали мать и Дина. Он часто вспоминал это обстоятельство, впрочем, забыв, какие ощущения его личные, а какие – из воспоминаний родных.
Мальчик лишь хорошо помнил, как после побега из квартиры Дины от них с матерью вскоре сбежал его отец. Мать объясняла сыну, что его сёстры не сбегали, а вышли замуж и больше жить в их квартире не будут. Дениска был смышлёным и многое понимал с малых лет. Однако подросток до сих пор не мог понять, почему отец так поступил, и хотел после окончания школы найти папу и похвалиться тем, каким умным и хорошим вырос. Он считал, что был плохим в раннем детстве и поэтому надоел отцу. Мальчику снились сны – как продолжение кадра из воспоминаний: папа исчезает с чемоданом за домами-многоквартирниками. На расспросы Дениски о папе родственники отвечали односложно, и чаще всего звучала непонятная фраза «скатертью ему дорога». В детских снах он видел вокруг себя людей с большими баулами: в одних ситуациях он чувствовал себя счастливым, в других – несчастным. Какие-то детали меняли его ощущения, но почему – он не мог вспомнить, когда просыпался…
– Дина, почему мама умерла? – спросил подросток, устремив большие серые глаза на молодую женщину. – Это несправедливо! Ты ведь мне всегда говорила: учись хорошо, будешь с помощью хорошей работы мать на старости лет кормить и покоить. И вот…
– Денис, болезнь скосила мамочку, – быстро ответила сестра. Они с братом поглощали недавно приготовленный суп. – Никто не знал: она работала и работала, мало отдыхала, не обследовалась. Всё нагрянуло неожиданно… Обрезала её жизнь своей косой смерть. Так Богу было угодно. Ты молишься Ему, как учили тебя?
Единоутробный брат кивнул, сосредоточенно глядя на сестру и доедая суп.
– Дин, а кто были те мужчины на похоронах мамы? – встрепенулся Денис, отодвинув тарелку.
– Один – отец мой, другой – отец Дарьи, – замешкавшись на несколько секунд, выдавила из себя молодая женщина. – Они же были бывшими мужьями нашей матери, пришли нас с сестрой поддержать… и последний долг ей отдать.
– Да? Вот не знал! Почему я никогда их не видел? – с простодушием в голосе спросил подросток.
– Мать не хотела, чтобы они приходили: ни ко мне, ни к сестре. Но отцы встречались с нами обеими, дарили подарки, позже – деньги… Гуляли, общались.
– А мой отец? – поник Дениска. – Он не хотел? Почему?
– Братик, успокойся! Пойми теперь уже: он сам не хотел, даже алименты не переводил на тебя… Бегал от пристава. Не хотела тебе раньше это говорить… За шесть лет отсутствия не встретился с тобой. А зря. Ведь ты всегда был хорошим – сколько помню тебя… И он мать нашу изводил в те годы: на пустом месте ревновал её, а сам… Всё помню: мне тогда было восемнадцать, когда он сам ушёл. Спалился со своим блудом перед нашей матерью… И её… уже нет, а мы – как о живой.
Дина внезапно тихо заплакала, с укоризной блеснув на брата зелёными глазами из-под длинных чёрных ресниц. Она встала из-за стола и отошла к окну. Дениска хоть и силился удержать слёзы, но вдруг заревел, как вчера, когда хоронили мать.
Перед родными и особенно перед детьми Дарьи он крепился, но, когда умершую Наталью Владимировну опустили в гробу в свежевырытую землю, с сыном случилась истерика. Ему показалось, что жизнь словно закончилась. Хотелось схватить воображаемый чемодан и убежать из этого места, как из страшного сна. Сёстры тут же подскочили к младшему брату и стали предлагать попить воды с медпрепаратами. Подросток бился в их руках, как неврастеник, так что Дарья вскоре с испугом попятилась от него, уводя в сторону двух детей – десяти и восьми лет. Мужья Дарьи и Дины прижали сына умершей женщины к себе и почти силой влили ему в рот воды и каких-то снадобий. Лекарства быстро подействовали, и муж Дины на руках отнёс обмякшего мальчика в свой автомобиль. На заднем сиденье подросток быстро уснул и очнулся лишь в квартире покойной матери, куда его привёз муж сестры, дядя Дэн, тёзка. Впрочем, мальчик всегда звал его Денисом Николаевичем, как от него требовала сестра.
Подросток, внезапно проснувшись и приподнявшись на кровати, услышал тихий разговор Дины с мужем, доносящийся до него из кухни. Денис имел очень острое зрение и отличный слух, чему не раз удивлялись знавшие его люди. Он вслушивался и ловил каждое слово. Денис Николаевич предлагал жене переехать жить сюда из его квартиры: ведь последней волей Натальи Владимировны было передать опеку над братом Дине. Мать не раз замечала по-родственному близкие отношения и любовь между её средней Диной и последышем, родившимся, когда она отметила сорок два года. У супругов был пока один ребёнок, и они вполне могли уделить время и внимание Дениске, вырастив и дав путёвку во взрослую жизнь. Поэтому мать, зная, что умирает, распорядилась в завещании разделить трёхкомнатную квартиру между Диной и Денисом. Старшей, Дарье, мать завещала дачу, унаследованную ею после родителей. В разговоре же с мужем на кухне Дина уговаривала его жить в прежней квартире вчетвером, а эту – материнскую – сдавать в аренду. В тот момент Дениска задумался: а где бы он хотел? И через минуту подросток остро осознал: только в квартире дяди Дэна, здесь всё напоминало о матери.
Он стремительно встал с кровати и прошёл на кухню.
– Денис Николаевич, можно я буду жить у вас дома? – обратился Денис к мужчине средних лет. – Здесь я не смогу. Точняк. Иначе куда-то сбегу… Может, на бабушкину дачу.
Муж Дины встрепенулся, пристально взглянув голубыми глазами на родственника жены, быстро промолвил:
– Забудь. Мы с Диной будем оформлять опеку. Нужен пригляд за тобой и всё такое… Так и быть: будешь жить у нас… Не против – в комнате с Эдиком? Третьей комнаты-то у нас нет, приятель!
Денис обрадованно воскликнул:
– Идёт! Здорово!
Сестра улыбнулась и весело произнесла:
– Ну, вот и настал твой черёд помочь мне с сынком! Считай, двенадцать лет нянчила и воспитывала тебя на пару с мамой… А то мы хотели и второго заиметь. Как раз всё вовремя. Эдька будет тебя слушаться в наше отсутствие. Ты ведь уже не раз оставался с ним!
Дэн рассмеялся:
– О как, я и не подумал. И то правда: и Эдичке поможет, и за другим ребёнком приглядит… А деньги не помешают: будем сдавать эту трёшку… Правда, Денис? Ты ведь уже достаточно большой?
Мальчик кивнул и ушёл в свою комнату. Горе по матери словно сдавило ему горло: ни есть, ни говорить в тот вечер не хотелось…
Отревев откровенно и не стыдясь друг друга, вымыв лица, Дениска с сестрой доели обед на кухне и, не сговариваясь, отправились в комнату, в которой до замужества проживала Дина. Она открывала замок на двери в неё, только когда приезжала проведать брата в отсутствие матери.
– Знаешь, – обратилась сестра к сироте, – воля мамы была в том, чтобы мы с Дэном взяли над тобой опеку. То есть мы теперь… становимся как бы твоими родителями. Понимаешь?
Дина решила снова сказать об этом брату, чтобы он привык, не передумал и не захотел жить у сестры Дарьи.
– Здорово! – искренне обрадовался Денис. – А вы не передумаете?
– Нет уж, – с хитринкой в глазах произнесла Дина. – Ведь я тебя люблю, а за пять лет и дядя Дэн, то есть Денис Николаевич, тебя полюбил… У нас пока не было проблем с тобой… Надеюсь, ты не подведёшь нас?
– Нет-нет, поверь! Я буду послушным! – поспешно проговорил Дениска, умеряя радостную дрожь в груди, от которой хотелось смеяться.
Но он помнил слова людей, что смех без причины – признак дурачины. А к таковым мальчик себя не относил. Он хорошо учился в школе и прекрасно ладил с однокашниками. С ним был совсем не тот случай, когда говорят: у молодых умок – как в поле ветерок. Денис, наоборот, быстро схватывал все поучения и советы взрослых людей. Он также понимал редкие упрёки и выговоры, не обижался.
Во время болезни матери мальчику говорили некоторые соседи, что мать помрёт и сёстры сдадут его в интернат. Но подросток не хотел в это верить. Однако он всё же заранее сложил вещи в свой чемоданчик, с которым однажды ездил с Дарьей и её семьёй на море. Денис мечтал убежать в ту гостиницу на причале у реки, где в последние два года работала администратором его мать. Он не понимал, что комната гостиницы, в которой мать стелила ему на ночь, была не её собственностью. Она обычно ложилась в одежде рядом, на краю широкой постели, но лишь на четыре часа, полузакрыв глаза в дремоте и прислушиваясь к звукам в маленьком коридоре и комнатах постояльцев. Река в тёплое время года тихо плескалась о сваи, на которых стояла маленькая гостиничка с номерным фондом из нескольких комнат. Подростку больше всего нравился этот отель из всех тех, которые он помнил, приезжая к матери на работу.
Вспомнив сейчас снова о том месте, Денис задумал прятать там разные вещички. В этой квартире-то он уже два года убирал свою комнату, и сестра туда не заходила. «Вот будет куда отвозить кое-что…» – но внезапно вышел из думок от неожиданного восклицания сестры:
– Ну где же он?! Ещё полчаса назад должен был приехать! Сегодня ж воскресенье. Неужели на работу вызвали? Почему ж не позвонил? Бог мой, Боже, помоги!
Дина стояла у окна своей комнаты, встревоженно глядя во двор.
– Сейчас позвоню, – вызвался Дениска, словно сестра не могла сделать это сама.
Она усмехнулась, снова поглядев на дисплей смартфона.
В памяти Дениса отложилось: убегающие из квартиры увозили навсегда свои большие чемоданы. Но оставались другие, которые хранились в чулане. Наконец после побега сестры Дины остались только два среднего размера чемодана. Он надеялся, что теперь они никуда не денутся: жили в последние пять лет в квартире только мать с сыном. Дениска любил лазить в кладовку, вынимая консервацию и поглаживая свой чемоданчик, купленный ему три года назад Дарьей.