Олеся
Молодая семья, назовем союз Олеси и Алеши, в расцвете лет, жила и работала на трассе – обслуживали радиорелейную вышку, невзирая на погоду, в любое время года. Иногда Алексей выезжал в город за продуктами и необходимыми товарами. Шло время, трубопроводы «Уренгой – Челябинск», первую и вторую «нитку», законченные строительством, сдали в эксплуатацию, семья росла, однако чувства не остывали. В любых событиях наступает перелом – так произошло и в этой истории. Дети подросли, надо было определять сыночков-погодков в начальную школу, руководство Газпрома пошло навстречу и выделило святому семейству квартиру по улице 40 лет ПОБЕДЫ в Ноябрьске. Справили новоселье, обустроились, оформили регистрацию по месту жительства, прописались. Молодая мама повела сыночков в детскую поликлинику, школе были нужны справки о состоянии здоровья малышей. Войдя в здание, увидела на стене указатели: район – участок – кабинет – доктор-педиатр. Заняв живую очередь, постепенно придвигалась к заветной двери, мысленно прикидывая – во что бюджету семьи обойдется этот визит в царство медицины. Олеся с детьми войдя в кабинет, увидела приятную женщину в возрасте, в белом халате, которая что-то писала правой рукой, а левую протянула в сторону вошедшей, чуть пошевеливая пальцами. Олеся быстро достала кошелек и стала шуршать купюрами, прикидывая, сколько дать, доктор услышала. Подняв голову, гневно произнесла:
– Женщина, что вы себе позволяете, как не стыдно!
У Олеси душа ушла в пятки, она опешила и растерялась. Однако долг, ответственность перед сыновьями заставили собраться, она тихо произнесла:
– Но вы протянули руку, и я не знаю, что вам надо.
Доктор подышала, успокоившись, произнесла:
– Я протянула руку за карточками на детей.
Олеся, затравленно озираясь, молвила:
– У нас нет карточек.
Услышав эти слова, педиатр грозным тоном произнесла:
– Вы где рожали?
Последовал тихий ответ:
– На трассе.
Врач еще более строгим голосом произнесла:
– Т-а-а-к, кто роды принимал?
Олеся, сгорая от стыда и смущения прошептала:
– Муж.
Докторша растерялась, все-таки в возрасте, много чего и всякого повидала, но такое из ряда вон выходящее впервые. Наступила тишина. В кабинет вошла медицинская сестра, юное прекрасное созданье в белом халатике. Сыночки-грибочки, дружно улыбаясь, подергали матушку за юбку:
– Мам, мам, смотри, снегурочка пришла!
Обстановка мгновенно разрядилась, «снегурочка» с документами отправилась заводить карточки, докторша вскочив бережно усадила молодую мамашу поудобнее на кушетку. Начала доброжелательно, внимательно, с участием расспрашивать, как все это было, как росли детки, как жили, чем кормили, слушать, как круглый год пользовались бассейном и баней, построенными отцом семейства, как устраивали праздники, как играли и гуляли в ближнем перелеске, как учились ловить рыбок в речушке с труднопроизносимым хантыйским названьем, как собирали и заготавливали дикоросы. После обстоятельнейшего опроса очень внимательно осмотрела малышей, весьма удивляясь случаю – дети здоровячки, никогда ничем не болели, ни одной прививки, ни одного укола, доктора увидели впервые в жизни, придя за справками, которые тотчас были оформлены. У нас на Тюменских Северах достаточно часто и много встречается людей с кристальной чистоты душой, считающие своим долгом: у наших деток, потомства должно быть все – любовь, забота, сказка, романтика, родительская ответственность, будущее – а иначе зачем и для чего жить. Это, похоже, ямальский синдром отношений, притяжения, шлифовки, отбора, преемственности, оставшийся в наследство от первопроходцев. Тюменцы, ямальцы и выходцы из этого края в любых местах, любых условиях – очень быстро находят друг друга, их общение уважительно, содержательно, неповторимо и насыщенно. Что частенько будит зависть окружающих, жителей других территорий – их главная составляющая жизни – «лень и зависть», хотя могут очень многое, поэтому – пусть терпят, учатся, перенимают. Со временем их жизнь тоже может стать сочной и яркой, как все цвета радуги или как у нас северное сияние.
Возможное совпадение имен в этой истории, совершенно случайно, тем более – детки выросли, родители пенсионерствуют на «большой земле» – в общем, другие времена, другие условия.
Анатолий Мерзлов
Родился в солнечном Батуми. Дом, где родился, где прошло детство и юношество, стоял на самом берегу Черного моря. Это морской прибой с самого рождения нашептал мне тайны своих глубин. Романтическое начало, возможно, и зародилось на этих откровениях. Писал в стол со школьной скамьи. Многие рукописи родились в период работы в Новороссийском морском пароходстве в качестве судового механика дальнего плавания. В 90-е годы почувствовал моральное право для открытых суждений и самовыражения. В начале нулевых издательство «Советская Кубань» выпустило в свет первые и самые дорогие мне книги: «Платановая аллея», «Здравствуй, Геленджик», «Счастливчик», «На пути в никуда», «35-й день осени», «Код доступности», «Эта страсть навсегда». В поисках совершенства вступил в Интернациональный Союз писателей. Издательство «Современники и классики» дало свет сборнику повестей и рассказов «России ивовая ржавь», роман «Русское счастье». Издан роман «Не американская трагедия». В альманахе «Российский колокол» печатается подборка рассказов. Дипломант литературных конкурсов.
А материала в душе еще так много – невысказанного и, на мой взгляд, очень нужного для обделенного временем поколения. Россия – моя Родина! Россия – моя любовь! Россия – мой вдохновитель! Россия и моя боль…
От автора.
Произведение издается в авторской редакции.
Нулечка
Разноликий контингент стрип-клуба тонул в клубах одуряющего сизого смога. Задобренные содержимым кальянов, из балконных ниш пялились похотливые прищуры инкогнито ловеласов, определенно с сомнительным прошлым. Освещенный изжелта-красно, в стиле ретро подиум закручивал в вихре обильно сгорающее масло восточных благовоний. Обнаженные, еще не растраченные сочные тела молодых красавиц поочередно, в завершающем апогее страсти пожирались теми, что сверху обладали ими под приправой чадящих кальянов, и другими, что в упор дожевывали их под булькающие в разгоряченных глотках энергетические напитки. В воздухе наслаждений парили блестевшие от пота крутые бедра искусительниц. Рождался сонм эротических фантазий, страсти пухли рельефностью узких брюк.
Примитивность нынешних достижений рождает поиск, ищет отдушину в низменных пристрастиях, и оправдание действует до поры, пока картина не принимает завершенный смысл. Эта категория посетителей прочно застолбила за собой место в будущем «прогресса». Честь им и хвала уже за то, что не мешают другим и находят утеху без насилия в легальном калейдоскопе развлечений.
Духота ночи подходит к концу. Невооруженным взглядом сегодняшний блиц выглядит вполне цивильно. За право обладать мелькают пограничные жесты. Количество и достоинство денег решает, кому обладать в качестве.
Дымили кальяны, сверлили смог благовоний похотливые борзые взоры. Из балконных ниш, дающих основные сборы заведению, на подиум пялились свинячьи глазки властных откормышей. В полумраке зала вскидывались донышки бодрящих баночек. По частоте взлетов донышек и интенсивности задымленности можно судить о достигающих апогея животных страстях. У столба в свете мигающего юпитера ярко-красным атласом отливал ее купальник. Три фосфоресцирующие желтые звезды тремя прелестными принадлежностями кидали в сумрак зала новое созвездие. Вторым посещением пристало судить: накал страстей происходил с ее выходом. Совершенство фигуры и художественный замысел танца плели сюжетную канву для определенно страстной, мятежной, пытливой души. Ее очаровательная ножка взлетела с легкостью крыла птицы, оставив мыслям простор для сокровенных желаний. Ничего двусмысленного из попутной вязи откровенных намеков. Ее глаза бессмысленно упирались в стену смога, без малейшей попытки покинуть пределы своего загадочного ареала. Синхронно с ее судорожным движением по телу прокатилась неудержимая дрожь. Фон аудитории поглотился бесшумными движениями тела – он пропал: ни стона, ни намека. Борзые сами стали дымом, охватывающим в похотливой утехе материальные прелести. Луч прожектора метался, выхватывая места откровенных наслаждений, но примитивный замысел режиссера безнадежно рассыпался в сказке телодвижений. В песне тела главной оставалась она.
Словно поняв это, луч остановился, оставляя возможность созерцать без ограничений, создав четкие границы света и тьмы. В какое-то мгновение луч опустел, и из тьмы, будто из подземелья, ввинтилась в столб мясистая самка, повторяя танец совокупления. Зал загудел обычным своим присутствием. Взметнулись кверху бодрящие донышки партера – верхние ярусы выбросили обильные клубы сизого образования. Ночная жизнь заканчивалась тягучим смакованием обыденного как обязательного гарнира в «кухне» заведения.
Приближается утро – наступает момент истины. Красотки играючи, томно ныряют в разветвления коридорчиков со множеством гримерных, чтобы через какое-то время продефилировать в экстравагантных шелках у подъезда, сопровождаемые одуревшими от ночной атмосферы, чрезмерно суетливыми малыми. Империя утех и легких денег, похоже, поглотила и тех и других без остатка.
Эта вышла одна, пружиня независимой походкой. До судороги знакомой манерностью: гребенкой пальцев откинула с лица пряди светлых, с отливом волос. Если упразднить составляющую встречи – до яркости узнаваема внешне. В лице и фигуре отложилось две тени, две реальности, отбрасывающие на светлеющем асфальте тротуара одну нереальную тень.
– Нуля, как хорошо, что вы одна!..
Упав за руль автомобиля, она измерила меня ЕГО недоуменным взглядом, одарила ЕГО интонацией:
– Нуля? Мы знакомы?
Взгляд ее сменился шутовской поволокой, дополняемый до боли знакомой манерностью. Мысли в голове засуетились: «Надо что-то такое сказать, что заставило бы ее снять ногу с акселератора».