Твоя беда – моя беда,
И пополам все радости.
Я верю: будет так всегда —
До самой-самой старости.
Дороги будут впереди,
Дороги будут разные,
И мы по ним должны пройти,
Ведь мы навечно связаны.
Два поэта
Александр, Михаил – два поэта…
Почему так нелепо ушли?
Песня жизни была недопета:
Суету бытия не учли.
Не учли всё коварство под солнцем
И бесовских интриг хитрый бег
И пустили нечистого в сердце,
Потому-то урезан был век.
Пусть сгорели как искры, но ярко.
И стихи не сгорают в огне.
Для поэта нет лучше подарка,
Как однажды привиделсямне:
На короткий лишь миг появился,
Не успел я вопроса задать,
Очень быстро поэт испарился —
Вот такая с небес благодать.
P. S.
Кому-то жаль, кому-то и не очень,
Что в мир ушли безвременно иной.
Их не коснулась золотая осень,
Навеки слились с юною весной.
Видение
Не сон, не бред – в сознании я был
И под парами никуда не плыл.
Он даже никогда не снился мне,
А вот сегодня в серой полутьме
Коснулся вдруг продавленной подушки…
Кто это был? Сам гениальный Пушкин.
Мгновенье лишь – и вот уж нет его.
Зачем на миг, Поэт, Вы появились?
Ни звука, ни словечка одного.
Но где же вы? Ау! Ведь не приснились.
Конечно, было б лучше, чтоб во сне
Мы с вами завели свою беседу.
Тогда бы что-то, но осталось мне
И я б о ней поведал белу свету.
Так что же это может означать
Столь чёткое, реальное виденье?
А может, это Господа печать,
Которой отмечают вдохновенье?
Не знаю, право, что и думать мне,
Ничто на свете просто не бывает:
Дрова горят, но только лишь в огне,
Но ведь огонь сей кто-то раздувает.
А. Русский (Ушаков) примерно 1996 год
Я не читаю Пушкина: боюсь,
Что подражать начну, и что же…
О гениальность сразу разобьюсь.
И страх морозом бьёт по коже.
Мне рано уходить
Не знаю я, что движет всё же мной.
Наверно, гены предков не убиты.
Мне дороги Россия, шар земной…
Мной образ бабки, деда не забыты.
Я знаю, что я русский и крещён,
Что родом из заснеженной Сибири
И что ещё я Богом не прощён,
Что как мишень раскрашенная в тире…
Но, слава Богу – нашему Творцу,
Стрелок по мне не часто попадает,
Хотя и бьёт он больно по лицу…
А душу Ангел Божий защищает.
Пускай изранен бесами на треть
И не по силам прежняя работа,
Но я ещё могу писать и петь,
И умирать мне вовсе не охота.
Ещё могу России послужить
Строкой колючей, жгучей до предела.
Вот почему мне рано уходить —
Нельзя бросать мной начатое дело.
«Опять я славлю Пресвятую Мать…»
…не участвуйте в бесплодных делах тьмы,
но и обличайте.
Опять я славлю Пресвятую Мать,
Отца, и Сына, и Святого Духа,
Что не дают споткнуться и упасть,
Не ослеплён и не лишился слуха,
Что паутиной не опутан мозг —
Коварный бес не ткёт свои узоры —
И что к Христу мой не разрушен мост:
Крепки, надёжны ангелов дозоры.
P. S.
Хочу я слышать, Боже, голос Твой —
Беззвучной мысли шёпот ясный,
Чтоб бесы не кружили надо мной,
Чтоб шёл тропою безопасной.
Два крыла – надежда и вера
Ох как же трудно Бога полюбить:
Никто Его не видит и не слышит,
Меж нами только тоненькая нить —
Надежда с верой, ей и дышим…
Без этой связи незачем и жить.
Надежда с верой душу очищают —
Мы начинаем ближнего любить
И нам долги-грехи уже прощают.
И жизнь уже не кажется пустой.
Есть два крыла и Крест, и наши храмы,
А в них Спаситель наш и Дух Святой
Нам исцеляют всем сердца и раны.
Опять болею
Ох как тошнит, качает и колотит!
Вдруг обострилась головная хворь:
В кровать бросает, в омут сна низводит —
Без меднаркоза укрощает боль.
И слава Богу, что не бьёт наотмашь
Меня болезнь – не корчусь, не кричу…
На благо мне сегодня моя немощь —
Я за грехи болезнями плачу.
Альфред Хобер
Первые пробы пера – поэтического творчества – состоялись в конце семидесятых годов XX века. Но лишь с 22 марта 2002 года началось продвижение и становление творческого голоса – литературное творчество стало любимым занятием – главным делом, смыслом и содержанием бытия. Написано больше тридцати книг. В йошкар-олинских издательствах «Сельские вести» и «Стринг» увидели свет многие из них, среди которых «Вереница», «Они любили Родину свою», «Радость, опечаленная грустью», «Звёзды падают ввысь», «А гражданином быть обязан», «Рифмы и ритмы» (в соавторстве с Виктором Кислицким и Ниной Березан), «Мир живёт как на вулкане». В московском издательстве «У Никитских ворот» получили путёвку в жизнь «Мелодии времён». А в спецвыпуске «Аты-баты, шли солдаты…» альманаха «Российский колокол» в 2017 году опубликована подборка стихов, посвящённых отцу – участнику Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. В московском издательстве Интернационального Союза писателей (март 2018 года) вышла книга стихотворений «Вековые жизни кольца». В марте 2019 года изданы книги стихов «Тропою жизни» и «Ритмы радости» – труды коллектива издательства «Стринг». Творческая жизнь продолжается…
Радость, опечаленная грустьюстихотворения 2013 года
Помню!.
Маме Тамаре Константиновне
Ты написала:
«Приезжай!
Одной мне жить невмоготу.
И увези в далёкий край —
За тридесятую версту,
Туда, где Волга, лес и дом,
Где ты, сын мой, живёшь давно.
Уходят силы с каждым днём,
А день за днём,
Как сад листом,
Стучится в крайнее окно…
Хожу, калитку отворю,
Случайный слушаю мотор
И на дорогу посмотрю —
И опечалится мой взор.
Дни убегают ручейком,
Как яром талая вода.
Орех грустит и старый дом,
И тоже ждут тебя всегда.
Когда забрать приедешь мать
И скарб нехитрый скромный мой?
И станет голубь ворковать,
И тополя вздохнут с тоской…»
…Приехал я. А март снежок
Придерживал, в полях держал.
Родной родительский порог
Взволнованно меня встречал.
Соседи да родственники
Присели плотненько за стол,
Мгновенья жизни как штрихи
К тому, как разговор пошёл
О том, как здесь жила семья
И как вела свои дела,
Как под черешнею скамья
Всегда прохожего ждала.
Орех шумел, в тиши стенал:
Разлука предстоит навек.
И голубь мягко ворковал:
Он беспокоился за всех…
Как быстро промелькнули дни,
Сложились в вереницу лет.
Дни – невозвратные они,
В них остаётся только след.
След от событий, след от дат,
Что выпадают нам в пути.
Упрямо шли иль невпопад —
Пути сначала не пройти.
Песками время занесло
И превратило бурей в прах.
И колесо, и ремесло —
Как сель, разбуженный в горах.
Пока мы живы и живём,
Перебирая дней пробег,
Мы память о добре несём,
Что сделал каждый человек…
Велась беседа за столом,
Журчали добрые слова
О том, о сём, и все о нём:
«Умён… разумен… голова…»
К сельчанам знал отец подход
И к заводчанам тоже знал.
Главнейшим делом был завод —
Его вершина и причал.
В округе россыпи из сёл,
Где сладкий корень вырастал.
Он осенью потоком шёл
И людям сахар отдавал…
Трудилась мама как пчела,
Свой оставляла в жизни след,
Умело женские дела
Вела – теплом был хлеб согрет.
И гибкой ивою жила,
И одиночнее перста.
Тринадцать лет нести смогла
Груз ежедневного креста…
И вот теперь в далёкий край
Сама решила уезжать:
«Прощай, мой дом, земля, прощай!
Прощальных слёз не удержать».
Соседки плакали в платок,
Мужчины хмурились слегка.
«Дороги доброй дай вам Бог!» —
Плыл голос Юры Снозика.
Заводит Николай движок,
Уазик двигаться готов.
Вдруг отчий вскинулся порог —
Всем не хватает слёз и слов.
Мы выезжаем из ворот,
Бежит уазик вдаль, урча,
Дорога манит и зовёт,
Слезинка пала, горяча.
Вот первый поворот, второй,
Последний взгляд на наш орех —
Ветвистой машет головой,
Собачий лай – чуть слышен брех…
В сосульках мартовских карниз
Роняет первую капель.
Закончен мамочкин круиз,
Осуществилась мамы цель.
Сыновний улыбался дом,
Этаж четвёртый встречи ждал.
Поведал маме за столом
О пользе нынешних начал…
Через дорогу тополя
Стояли в парке вдоль аллей,
Ветвями шумно шевеля,
Делились горечью своей.
Душа оттаяла, светла,
Сердечко ритм считало свой,
И тайна вечности звала,
Путь Млечный плыл над головой…
Дороги непростой изгиб
Вильнул размытою весной…
Сосновый лес к домам прилип,
Стоял подковой над рекой.
В делах привычных город жил,
И вширь, и ввысь степенно рос
И маму обликом пленил
И стайкой беленьких берёз.
И, красоту ценя во всём,
Творила мамочка сама
И вышивала всё крестом
Шатры соборов, терема…
Как вдохновенья добрый знак
Дарила людям, не скупясь,
И тот собор, и красный мак.
Лучилась мамочкина вязь…
Семнадцать лет… семнадцать лет
В краю лесов, в краю озёр
Струилась жизнь, алел рассвет
И неба голубел шатёр…
Но незаметно скорость дней
Обузой тягостной ногам —
Не можем двигаться быстрей.
И трудно согласиться нам
С решеньем космоса таким,
С такою тайной бытия.
Мы потихонечку скрипим,
Как мама делала моя…
И день настал, совсем когда
Ей стало двигаться невмочь,
Угасла мамина звезда,
Никто не смог ей в том помочь.
Про возраст доктор говорил,
Он что-то бормотал под нос,
И неба ангел-херувим
Ничуть не прояснил вопрос…
ОНА – была!
ОНА – жила!
И в мир ушла иной
Июньскою порой…
Такие, в общем-то, дела.
«Жизнь прекрасна, но хрупка…»
Жизнь прекрасна, но хрупка,
Как цветок ранима,
Часто – тоньше волоска,
Но – неповторима!
Повелением небес
Вдаль бежит дорога
Через поле, через лес,
Как вино из рога.
Пролетает жизнь как миг
От вскрика до плача,
Как в песок ушёл родник
Жизни… незадача…
Терпенье тягостно, как ночь…
Был месяц март. Ветра тягуче
Вели весенний свой мотив,
Над Буковиной плыли тучи,
В Карпатах силы истощив.
Снега в полях пластом лежали,
Морозец жалился в ночи…
Письмо отправилось в печали
Тревожным звоном с каланчи.
Письмо сверкало, как зарница,
И вести-всполохи несло:
«Носить мне воду из криницы
Невмоготу, сын, тяжело.
От дел житейских устаю я,
Всё чаще ноги не несут,
Присяду тихо и горюю,
Невольно слёзоньки текут.
Весна придёт, а я не знаю,
Вскопаю ли свой огород,
И сад скрипит, напоминает:
Он рук заботливых всё ждёт.
Лета и зимы друг за другом
Плетут земные кружева,
И обнажаются недуги,
И беспокоит голова,
И ритм сердечный донимает,
И что-то там внутри болит.
Врач поселковый помогает —
Суставы лечит и бронхит…
Дряхлеют добрые соседки —
На улице всё меньше нас
И на скамейке встречи редки,
И тает скудный сил запас.
Наш старый дом кряхтит ночами,
И тополя тревожат высь…
Шагает время небесами,
И по земле проходит жизнь.
Не жалуюсь, пишу открыто.
О многом хочется сказать,
И жизней наших две орбиты
Пора в одну объединять.
Ты приезжай. Весна в дороге,
Терпенье тягостно, как ночь…
Не осуждай, сын, маму строго.
Один ты можешь мне помочь!»
Миг ухода может подождать…
Угасает, доживая, тихо-тихо
Мама, подарившая мне свет.
Прихватило и не отпускает её лихо,
Помощь не приходит, ниоткуда нет.
Повторяют всё одно и то же:
«Возраст давит, и никто иной…»
Лихо прихватило, тихо гложет,
Укорачивая путь её земной.
Не сдаётся женщина родная —
Просит, чтобы рядом посидел.
В карты, забавляясь, мы играем,
Скрашивая ускользающий удел.
Тайну бытия, как звёзд мерцанье,
Не дано нам, тленным, разгадать…
Будь благословенно, пребыванье!
Миг ухода может подождать…
Воспоминанья жизнью правят
Ей часто снится деревенский шлях.
Нежданно память радость явит,
Жизнь затрепещет в маминых очах,
Но беспокойства время не убавит…
Так жизнь прошла, войною обожгла
И испытала радостью и горем,
Искусно узелки канвы сплела —
Неповторимо путь судьбой проторен.
Душа и сердце беспокойные хранят
То, что случалось, что судьба давала:
Каньон днестровский, дом, зелёный сад
И отправленье в край, где Волга протекала…
Боль притаилась в маминых очах,
И беспокойства время не убавит.
Ей часто снится деревенский шлях:
Воспоминанья жизнью правят.
Детство
Там, за огородами, левада.
К ней тропинка по меже вела.
Чистая, прозрачная прохлада —
Реченька журчащая – звала.
Каждый день к речушке прибегала
Девочка по травке босиком.
Верба поперёк ручья лежала
И была естественным мостком.
Девочка садилась, свесив ножки,
Щекотала пятки ей вода,
И срывались капельки-горошки,
Уносило их теченье навсегда.
Уплывали детские заботы
Травушками с чистою водой.
Жизни предстоящей повороты
Ждали за деревнею родной.
А пока на зов она спешила,
Бабушка звала пить молоко.
Молоко парное из кувшина,
Как и детство, скрылось далеко.
Где ж за огородами левада?
Где же ты, журчащий ручеёк?
Детство – незабвенная услада —
Улетело, словно мотылёк.
Краткие видения ночами
Озаряют и одаривают сны:
Ручейки, журчащие полями,
И левады вербные видны.
«Нелепицей ласковый лепет…»
Нелепицей ласковый лепет
Слетает с малиновых уст,
Как белый жасминовый трепет,
Как светлым смятением грусть…
И облачком беленьким тает
Тот лепет, тот трепет, та грусть.
Так время мгновенья листает
И клонит жасминовый куст…
Обрывая жизненный роман
Шаг твой время оборвало в мире —
Ноги, обессилев, не идут…
Местом жизни стал диван в квартире —
Твой плацдарм и замкнутый редут.
Мысли нависают облаками,
Лет далёких катится гряда:
Дом и сад со щедрыми дарами
И тропинка в сторону пруда.
Ветерок срывается навстречу —
Платье выдаёт девичий стан…
Время, время… ты уводишь в вечность,
Обрывая жизненный роман.
Благостная моя
Благостная моя,
Что же с нами творится?
Жизненная колея
Ломает колёсные спицы,
Древний возок в пути
С треском ломается, чаще.
В новое тяжко идти,
В памяти – день вчерашний.
Промельки, проблески, свет…
Что в головах творится?
Смутен, запутан след,
Дорога как угли дымится.
Черёд
Когда пройдёшь в колонне дней,
Весь переполненный бедой,
И осознание ясней
Настигнет в час ночной,
Не изменить тех дней черёд,
Мельканье злых полос.
И боль как дятел в сердце бьёт,
И горьких не хватает слёз.
Далеко ухожу я, сынок
Далеко ухожу я, сынок.
По-иному не будет никак.
Вяжет время тугой узелок —
Жизнь продолжится в звёздных мирах.
Ты на звёздное небо гляди,
Я подам знак в условленный час:
Там, где Млечного звёзды Пути,
Замерцает души моей глаз —
Яркий свет для тебя, мой сынок.
Как захочешь, меня вспоминай.
Вяжет время тугой узелок —
Улетаю, ты… не забывай…
Где ты?
Согласиться с жутью – невозможно.
Привыкать мне к жути – не с души.
День осенний светится подложно.
Нет тепла в космической глуши.
Отдалилось солнце от планеты.
За предзимьем хлынут холода.
Нет ТЕБЯ… И на вопрос мой: «Где ТЫ?» —
Космоса безмолвье-немота.
Тайна где-то вечно обитает
Далеко от моего окна.
Взгляд мой не находит, не встречает,
Нет ТЕБЯ… тень даже не видна.
«И тот, кто сопереживал…»
И тот, кто сопереживал
И горечь горя ощутил,
Тот просто соболезновал —
Беду делил…
И горечь капелькой текла
И оставляла чёрный след
Перегоревшего дотла,
Давил браслет…
«Волосы твои седые…»
Волосы твои седые —
Пепельные облака,
Незатейливо-простые,
Нависают на висках.
Времени былого прядки
Над челом как зимний лес.
Там задумчивые складки
Прячут к жизни интерес.
И в глазах, где синь гуляла,
Бледно-белый лёг налёт.
Отслужила, отплутала
Жизнь и дальше нас ведёт…
«Крик отчаяния рвётся…»
Крик отчаяния рвётся,
Крик молящий:
«Помоги!..»
Крик как пташка в клетке бьётся:
Силы нет сломать прутки.
Крик беспомощный несётся,
Рвётся в ночь, где нет ни зги.
О, когда же встанет солнце
И растопит хлад тоски?
Прочь прогонит все химеры
И прибавит стойкость веры.
Возликует свет ясней,
Как в поэме у Гомера.
Крик души больного тела
Сникнет, сгинет в бездне дней.
«Имею три высших награды…»
Имею три высших награды,
Дарованных верной судьбой, —
Три Карты!
Три Музы!
Три Лады!
Чтоб век не кончался бы мой,
Единым пространством объятый,
В нём мама, сестра и жена —
Три Карты!
Три Музы!
Три Лады! —
День каждый, на все времена.
«Тяни, зима, оттягивай…»
Тяни, зима, оттягивай,
Но победит весна,
И Малою Кокшагою
Пойдёт играть волна.
Отсрочивай, откладывай —
Весну не отвратить
И Малою Кокшагою
Лёд хрупкий будет плыть!
И льдины, словно утицы,
Свой совершат заплыв
По реченьке – по улице
Между церквей и ив.
«Не отрекись, не отрекись!…»
Не отрекись, не отрекись!
Ведь время капельками стынет…
А впрочем, в этом наша жизнь:
Проходит всё!
Как дождь в пустыне.
«Васильковый мой июнь…»
Васильковый мой июнь,
Величальный Синич встарь,
Чрез плечо три раза плюнь,
Разбежалась чтобы тварь.
От тебя я ни на шаг,
Мы обвенчаны судьбой.
Для меня ты шахиншах,
Верный подданный я твой.
Так мне велено пройти,
Ощутить накал страстей.
Небо синее, веди,
Не жалея скоростей!
Запоздалая весна
К зиме примкнув, напору уступая,
Март снеговеи принял под крыло,
И пиршество снегов шло, налетая,
И ведьмино гуляло помело.
Снега, снега… Их только прибывало.
Они неслись, небесные снега.
Вздыхали люди под таким обвалом,
Тепла заждавшись, солнца с высока.
Спешил апрель, заплакали карнизы,
И задробила юркая капель —
Срывались запоздалые репризы,
И пел скворец – весенний менестрель.
Какое время золотое
Просторен жизненный чертог,
В нём привлекательны покои.
И солнца лик, и лунный рог
Их опекают, беспокоя.
Знакомясь с ними наугад,
Как в лабиринте мы блуждаем,
Преодолением преград
Свой опыт мы приобретаем.
И крепнут мускулы в пути,
И ум закалку получает.
Ступени времени круты —
Не все вершины покоряют.
И счастлив тот, кто с первых дней
Идёт единственной тропою
И отдаётся только ей.
Какое время золотое!
«Мгновенья на капли похожи…»
Мгновенья на капли похожи,
Сползают дорожкой своей,
И только мурашки по коже
Рождают холодный ручей…
Слетают мгновенья как птицы.
Вселенная вечно живёт.
Путь вечности звёздный искрится,
И невозмутим небосвод…
«Промчатся беды – боли схлынут…»
Промчатся беды – боли схлынут
Весною талою водой,
И горькость веточки полынной
в осадок выпадет с тоской.
«Не беда, что не был на Босфоре…»
Не беда, что не был на Босфоре,
Не видал пролив Па-де-Кале.
Жизнь моя, далёкая от моря,
День за днём течёт в Йошкар-Оле.
Улица Суворова, пятнадцать,
Здесь завод – единственный такой! —
Принял в год далёкий новобранца,
Вкус привил мне к жизни заводской.
Что умел, всё на алтарь завода
В коллективе дружном отдавал,
И задорно спорилась работа,
И по сердцу был её накал.
Алексеев Влад и Павел Ёлкин —
Был высок умов их ореол,
Их пример отдачи и сноровки
По секретам производства вёл.
Не беда, что не был на Босфоре,
Не видал пролив Па-де-Кале.
Жизнь моя, далёкая от моря,
Много лет течёт в Йошкар-Оле…
Спешите делать добрые дела…
Спешите делать добрые дела,
Пока ведёт дорога, держат ноги…
Входите чрез истёртые пороги
Ко всем, кого судьбина обожгла,
Недодала в отмеренные сроки
И ласк, и материнского тепла,
А где недавно вишенка цвела —
Поблёкли лепесточки-недотроги.
Неважно – даль сумеречна, светла,
Отыскивай заветные чертоги.
Пусть время держит распорядок строгий —
Спешите делать добрые дела!
«Голос мамин в трубке телефонной…»
Голос мамин в трубке телефонной
Прошуршал – осыпался песок,
Канул в бездну вечности бездонной,
Где всему подводится итог…
Прошуршав песчинкою с бархана,
Исчезает время чередой —
Македонского и Чингисхана…
Тайной мирозданья временной.
Не стало мамы
Она ведь помнила толчок
Моей малюсенькой ноги
Во чреве. Что тогда я мог?
То были первые шажки.
Меня Альфредом нарекла
В июньский день второй,
Когда весь мир преподнесла:
«Владей, сыночек мой».
Потом… Потом была война
И долгий лихолетья вой —
Хлебнула горюшка сполна
Под страшной вражеской пятой.
Последние семнадцать лет
Семьёю жили мы одной.
Не стало мамы… мамы нет…
Шумит бор за рекой.
«Облачко лучистое…»
Облачко лучистое
Над моим окном,
Белое и чистое,
В небе голубом
Проплывает ласточкой,
Смотрит на меня…
Может, это мамочка
Милая моя?
«Был я маменькин сынок….»
Был я маменькин сынок,
А теперь я чей?
Взял сегодня маму Бог,
Свет моих очей.
Жизнь развёл на два ручья:
С мамой, без неё.
И уменьшилась семья,
Сморщилось жильё.
Понесёт куда ручей
Сиротливый дом?
Среди звёзд, среди лучей
Все мы п-о-п-л-ы-в-ё-м…
Играла мамочка моя
Лукавый глаз с хитринкой смотрит:
Кто это там заходит к ней?
«Давай сыграем!» – слово молвит,
И мы садимся, в радость ей.
В день предпоследней нашей встречи
Два слова эти слушал я.
Ей, очевидно, было легче —
Играла мамочка моя!
Тот миг Всевышний подарил:
Домой я заскочил перед больницей,
И миг общенья всё же был:
«Давай сыграем». Словно птица,
И улыбнулась сыну мило,
И материнское тепло —
Последнее, что к сыну уходило…
И я присел.
И мы с тобой
Таким вот образом прощались.
Никто не знал в тот миг простой —
Последней встреча оказалась.
«Словно в детстве, плакал до зари…»
Словно в детстве, плакал до зари,
И слеза горючая текла
По щеке… «Ты слёзоньки утри. —
Мама снова рядышком была. —
Слабость спрячь в таинственность души.
Что ревел – нет дела никому…»
Бор сосновый горестно шуршит…
Всё решать придётся самому.
«Пропел петух…»
Пропел петух.
Прокаркала ворона,
Рассветный луч вскрывает ночь,
День раскрывается покорно —
Так время ускользает прочь.
Незримые Вращатели Вселенной
Ведут свой бесконечный труд.
За днями дни грядой нетленной
Круг нескончаемый ведут.
Мы времени седого пилигримы.
Различен путь – у каждого лишь свой,
Как вод течение Гольфстрима.
И мать жила! И говорила мне:
«Побудь, пожалуйста, со мной…»
И горе ухнуло совой…
«Пой, петушок, пой…»
Пой, петушок, пой,
Этот рассвет – твой.
Завтра – другая пора.
Кто запоёт с утра?
«Шумы всплывают городские…»
Шумы всплывают городские,
Рокочут ранние моторы,
Дела привычные простые —
Так просыпается наш город.
О, это вечное вращенье
Без перерыва непреложно.
Обречены мы на движенье
И на выбыванье – тоже.
«И если разум понимает…»
И если разум понимает,
То принимает всё как есть.
Душа в волненье пребывает:
Жестоко бьёт дурная весть.
И изначально – в крике первом,
В последнем вдохе – в час иной
Уход заложен непременно
Под яркой звёздочкой одной.
Многообразие Вселенной
В пространстве вечности плывёт.
Душа частицею нетленной
В него войдёт.
«Здравствуй, солнце красное!…»
Здравствуй, солнце красное!
Снова ты со мной
И лучей колосьями
Входишь в дом родной.
О, Светило вечное,
Ты щедро теплом —
Горе безутешное
Тает с каждым днём.
Что во мне изменится?
Шрамы на душе.
Жизни нашей мельница
Вертит свой сюжет.
«Хорошо в палате без ТВ…»
Хорошо в палате без ТВ —
Негатив отсутствует в палате.
Растянусь на белой простыне,
Как когда-то в детстве на полатях.
И гляжу спокойно в потолок,
Мыслей – никаких,
Не беспокоят.
За окном – плывут наискосок
Облака, наверно, дождь пригонят…
«Мой голос – голос никакой…»
Мой голос – голос никакой.
Призыв, как эхо, по горам
Прокатится ночной порой,
Падёт на остров Валаам.
Прикосновение руки,
Взор угасающих очей —
Последние проводники
В канве спешащих дней.
«И принятие пути…»
И принятие пути,
И осознанность потерь…
Невозможно в дом войти,
Не открыв входную дверь.
Скрип иль плавный поворот
Озадачить может вдруг:
И куда наш путь ведёт?
Бесконечен круг.
06.07.13 г.
«Чем богаты – ценим мало…»
Чем богаты – ценим мало,
Привыкаем к постоянству
До тех пор, покуда жало
Не ужалит с окаянством.
И вздымаем к небу взоры,
Поднимаем руки к небу.
Ни к чему теперь укоры —
Запоздалая потреба.
«У цьому домi я колись жила…»
У цьому домi я колись жила,
По цiй дорозi я ходила в церкву,
А пiд черешнею, на лавочцi, як смеркне,
Сидiла i розмову з Ганною вела.
Тут промайнуло майже сорок лiт,
Прошелестiли роки, як те листя, —
Осiнньо-вересневе, променисте,
Що тихо опустилося пiд плiт.
Була тут радiсть, i була журба,
I ластiвки, i соловi, i кури,
I пес, що з лайкою вилазив iз конури,
I стежка, що котилася з горба…
О, як же тяжко покидати вас —
Хатки в садочках, люди i могили.
Лiта минають – покидають сили,
I розтавання наступае час.
Бажаю вам здоровя на сто лiт,
А в тiм – того, що Бог всiм подаруе.
Днiстер до моря радiсно прямуе,
I ви до щастя набирайте хiд…
«Зажурилися трембiти…»
Зажурилися трембiти,
Похилилися Карпати,
Нема куди журбу дiти,
Вiд неi сховатись.
Не вiдвяжеться вiд мене,
Не втечу вiд неi….
Жито-житечко зелене
Матiньки моеi…
«Минае час…»
Минае час,
Лiта минають…
Нiхто, нiхто нас не питае —
Так, примусово бiжимо.
Куди?
Хто знае…
«Ой, у лiсi, на дубочку…»
Ой, у лiсi, на дубочку
Зозуля кувала…
Заплакали моi очi —
Маму поховали…
«Шукаю матусю…»
Шукаю матусю,
Матусю гукаю —
Благаю вернутись,
Вернутись благаю.
Не чуе, не чуе
Мене рiдна мати,
А серце сумуе
I просить шукати.
Сумуе, бунтуе —
Вернiть менi матiр.
«Ой, у лузi калинонька…»
Ой, у лузi калинонька,
Схилилася наче…
Була в мене матусенька —
Шлях Чумацький плаче.
«Бiля яру…»
Бiля яру,
Бiля яру
Тополi стояли —
Обiймали сине небо,
Хмари розганяли.
Бiля яру,
Бiля яру
Тополi високi
Розглядали зiрки в небi —
Шлях у свiт широкий…
Бiля яру,
Бiля яру
Хатинка бiленька:
В нiй колись жила Тамара —
Моя матусенька…