Заяц жил на краю леса, недалеко от деревни. К зиме он совсем побелел, и его трудно было различить в снегу даже такой хитрюге, как лиса. Да и следы он умел хорошенько запутать, прыгая на своих сильных лапах как на лыжах. К тому же из укрытия, где он тихо лежал и грелся весь день, выбирался только ночью. Выбирался лишь затем, чтоб подкрепиться и поглодать нежную кору с молодых осин и березок.
Но сегодня ночью он выходить не собирался. Было морозно. А в его домике тепло и уютно. К тому же у него была припасена морковка, которую он нашел сегодня в деревне.
Деревня была совсем рядом с опушкой леса, и деревенские дети частенько приходили сюда играть. Вот и сегодня весь день возились рядом с его жильем. Играли в снежки, катались на санках, валялись в снегу и, похоже, лепили снеговика. Иногда зайцу казалось, что сейчас обрушится потолок его укрытия от их возни.
Но уже наступил поздний вечер. Дети ушли по своим домам. Был канун Нового года, и все жители деревни как раз собирались за праздничными столами. А лесные обитатели или прятались по своим норам, или только готовились выйти из укрытий на ночную охоту. Было время полного затишья. Лишь, мягко шурша, падал снег.
Заяц начал засыпать, когда услышал наверху что-то вроде всхлипываний. Он навострил уши. Да, так и есть: там, наверху, кто-то горько плакал. Заяц не очень хотел вмешиваться в чужую драму. У него все было хорошо: тепло, безопасно и морковка рядом. Но всхлипывания продолжались и, раздражая его, нарушали заячий покой.
«Ладно, так не пойдет. Придется выбраться и посмотреть, что там происходит и кто так горько плачет. Все равно покоя не будет».
Высунув уши и мордочку на поверхность, заяц воскликнул в восхищении:
– Ох, красота!
Лес утопал в мягком снегу, который к этому времени уже стих. Небо прояснилось, и вышел месяц, освещая зимнюю сказку и заставляя все сверкать и искриться.
Рядом с заячьим укрытием стояла елка, наряженная игрушками и сверкающей мишурой, – дети днем постарались. И стоял слепленный… хотя нет, на снеговика он не совсем был похож, чего-то в нем не хватало.
– Ты чего? – спросил заяц. – Это ты тут ревешь?
– Я-я, – всхлипнул полуснеговик.
– А в чем беда? – снова поинтересовался заяц.
– А ты разве сам не видишь? – продолжал всхлипывать снеговик.
– Да, что-то не так, но не пойму, что именно. – Заяц озадаченно покрутил головой.
– У меня нет носа! – уже навзрыд заплакал полуснеговик. – Дети забыли вставить мне нос… а скоро Новый год. И как я в таком виде покажусь на празднике? Ой-ой-ой!
Зайцу вдруг очень жалко стало несчастного снеговика.
– Ладно, не реви. Что-нибудь придумаем.
И заяц начал думать.
Минут десять спустя он выкрикнул:
– Эврика! Придумал! У меня есть морковка. Я вообще-то сам собирался ее съесть, но тут такое дело… Тебе морковка в виде носа подойдет?
– Да, – кивнул слегка полуснеговик. – Думаю, пойдет. Она у тебя органик или ГМО? Я бы предпочел органик.
Заяц понятия не имел, что это такое и в чем разница. Морковка и есть морковка.
«Вот уж эти получеловеки! Вечно чего-нибудь понавыдумывают. Чушь какая-то». Но на всякий случай, чтобы успокоить и так накаленную ситуацию, закивал головой, тряся длинными ушами:
– Органик, органик! Конечно, органик. А как же еще?
И нырнул в укрытие за морковкой.
Снеговик наконец-то обрел свое истинное лицо, если можно так сказать, когда заяц воткнул ему нос-морковку. Он весь сиял от счастья и готов был пуститься в пляс.
– А как же ты? – из приличия спросил он зайца, не собираясь расставаться со своим новым чудесным носом.
– А, не волнуйся. Я поем коры с деревьев. Дело к ночи. Скоро Новый год. Давай, что ли, проводим старый.
И заяц начал весело барабанить по пеньку передними лапами. А снеговик стоял у елки и весело размахивал руками-ветками барабанному бою в такт.
Белка высунулась из своего дупла-норки в дереве:
– Заяц, ты чего там шумишь, спать не даешь?
– Какое спать?! Спускайся к нам! Мы со снеговиком будем Новый год отмечать. Присоединяйся!
– Сейчас! Орешки захвачу только к праздничному столу!
Лесной люд начал собираться к елке на веселье. И все несли что-то вкусненькое к праздничному столу, у кого что было. Даже медведь вылез из берлоги, прервав свой зимний сон на несколько часов, и принес сладкого меду. Но главное, что всем было уютно и весело у новогодней елки.
Уже за полночь, после праздника, когда звери разошлись по своим лесным убежищам и утихомирились, заяц, мирно засыпая в своем домике, сытый после праздничного фестиваля и счастливый, думал, уплывая в мир сладких грез: «А хорошо все-таки, что я не съел свою морковку…»
Лесной люд начал собираться к елке на веселье. И все несли что-то вкусненькое к праздничному столу, у кого что было. Даже медведь вылез из берлоги, прервав свой зимний сон на несколько часов, и принес сладкого меду. Ох, лучше б уж он этого не делал! Оказалось, пока он спал, мед превратился в сладкую вкусную брагу. И как же шибанула она новогодним гостям по мозгам!
Что тут началось! Опьяневший медведь потащил всех в хоровод вокруг елки и, зацепившись об нее, выволок, несчастную, вместе с корнями из земли. Белка щедро раздавала орехи, предварительно разгрызая их, чтоб похвалиться крепостью своих зубов. Вся полянка была закидана ореховой скорлупой. Енот хотел посостязаться с белкой и, поломав все зубы, весь вечер горько и хмельно проплакал. Волк утащил лису в кусты, и она неистово хохотала и визжала из темноты. Все ржали, орали, топали и кувыркались на полянке в лесу. А звезды лишь удивленно моргали глазами, и месяц криво ухмылялся на небе.
Когда наконец все разбрелись кто куда и заяц остался на поляне один, он медленно доплелся до снежной кучи, которая раньше была снеговиком.
– Ах, – вздохнул заяц, вытаскивая морковку из сугроба, – вот это отметили Новый год… Всего этого могло бы и не быть, – заяц оглядывал растерзанную поляну, – съешь я ее в своей норке сам…
И он горестно отгрыз кусок оранжевой вкуснятины.
– А интересно, она органик или ГМО?
Денис Григорьев
Родился в Евпатории, в 237 метрах от Чёрного моря. Значительную часть детства провел в воронежской глубинке, среди лесов и рек, опекаемый бабушками и дедушками, сохранившими уклад степенной крестьянской жизни еще с царских времен. Там же был крещен втайне от идейных, на тот момент, родственников, занимавших военные посты. В седьмом классе начал сотрудничать с городской газетой как внештатный корреспондент, вел свою колонку.
После окончания средней школы и прохождения службы в армии отправился в Испанию, где получал образование в сфере туризма. В настоящее время проживает в Валенсии, занимается дизайном поверхностей из натурального камня и мрамора, воспитывает троих детей и администрирует телеграм-канал о новомучениках и исповедниках Церкви Русской.
Путь поэта
Я лиры отточил клинок
Играючи, шутя,
Словами позапасся впрок,
В плен рифмы захватя.
Не труден путь поэта,
Как многим мнится втуне,
Душа искрится светом,
И легок темп в июне.
Слагаю строки нежно,
Как музыку эфира,
Внутри звучит надежда
На сладость эликсира.
Им опою вас, кротко
Мой кубок поднеся,
В устах питье солодко,
Что песня соловья.
Поэта путь не труден,
Не горестен конец,
Он лирой сердце будит,
И в том ему венец.
Локоны
У моей жены волна
Красивая волос
Завивается, нежна,
Лепестками роз.
Воронеж. Личное
Город новый, город старый,
Для меня почти родной.
В моих думах непрестанно,
Наречен судьбы тропой.
В старину тревожный Дон
Беглым людом был полон,
Много бурь там пронеслось,
Вволю крови пролилось.
Пётр Великий здесь флот построил
Твердой царскою рукой.
Митрофан нас удостоил
Сенью мудрости святой.
Поэтов щедрою плеядой,
Сиявших до брегов Невы,
Ты памятник создал балладой,
Чьей лире нынче служим мы.
Город новый, город старый,
Для меня уже родной,
Был землей обетованной,
Стал для сердца дорогой.
Море
Ласковый шум, соленые всплески,
Лазурный шепот волны,
И отраженье небесного блеска —
В нем растворяемся мы.
Моей сударыне
Вечер. Звезды. Тишина вокруг.
Ароматы горней дали вдруг
Нас с тобою окружили и сплели
Воедино, как когда-то увлекли.
Робок птицы звук ночной,
Ласковой прохлады шелест,
Глаз твоих лишь отблеск золотой
Лунным покрывалом стелет.
Духовному другу
В больнице, один среди многих,
На грустной койке у окна
Ты зришь ушедшие дороги,
В которых будущность видна.
Молитвы ты шепчешь негромко,
Прося за родных и чужих,
И знаешь, что эта «поломка»
Пребудет в десницах благих.
Надежда и вера хранимы
Тобою всегда и везде,
И милости Бога незримо
Пребудут в беде и в нужде.
Низринут печаль с твоей койки,
Тревогу изгонят в окно,
И будут пути снова бойки,