Итак, папа разгневанно зашёл в здание и сказал, построив перед собой весь медперсонал: «Кто главный? Ну, отвечайте!» На что он получил эгоистичный ответ этой медсестры: «Ха, зачем он вам нужен? Гм, главного ему подавай!» Папа даже не растерялся, а просто задал еще один вопрос и ждал честного ответа: «По какому праву вы собрались забирать моих детей в дом милосердия? Вообще, какой дом? Приют? Они что, бродяжки?» Мужчину даже передергнуло, но он отвечал уверенно и спокойно, но со страхом в глазах осознавал, что возможны проблемы: «Я не имею права забирать ваших детей. Мне сказано их госпитализировать, и все!» Папа немного расслабился, а потом переспросил, словно тряс солдат за потерянное оружие: «Только положат их, и все? На сколько дней?» Мужчина раскрыл глаза широко и ответил: «Пять дней. Мы их просто проколем, и всё. У мальчика все нормально, но одна девушка кашляет, а у маленькой температура».
После внезапной смерти Сережи мы не стали препятствовать работе медиков. А эти сволочи в белых халатах сразу стали себя выгораживать и утверждать, что они меня спрашивали, лягу я с детьми или нет. Хотя они и слова не сказали, а только кричали, что детей заберут у нас. Потом папа сказал, что ему нужно отвезти сына в морг, и оставил с нами маму. После он вышел, а с нами остался наш сосед Стасик. Но я не могла там находиться, в особенности смотреть на эту напуганную белобрысую медсестру. Эта толстушка то и дело прятала глаза от меня и пыталась не попадаться на глаза. Я вышла на улицу и, словно сторожевая собака, ждала своего отца возле входной двери.
Пока мама готовила документы на госпитализацию, я рыдала, разглядывая ночное небо Калача. Еще никогда в жизни не видела этот город ночным и таким дождливым. Вскоре подъехал Виктор и наша бабка ушла в маршрутку, а я вошла в здание педиатрического отделения и поняла, что это не сон, а горькая реальность. Наш Сережа собрал нас всех под этим дождливым небом Калача-на-Дону, и я еще раз убедилась, что не сплю, а мой разум просто не хочет принять правду.
Через час подъехал папа с друзьями с работы, да и вообще со знакомыми. Он вошёл к ним и все узнал, а я понимала, что тут, кроме него, не смогу ни к кому прижаться и поплакать на груди. Нашим бабе и деду мы были не нужны, а они там были только из-за папы, так как боялись его. Да и вообще их в посёлке не уважали и считали таким же дерьмом, как эти странные человекоподобные создания. Увы, но если ты дочь такой матери, как баба Лида, то ты автоматически становишься дерьмом.
Папа повёл меня знакомиться со своими друзьями, но мне уже было всё равно. Я лишь заплакала, прижавшись к его груди, вспомнив ту самую сентябрьскую ночь, когда умерла Света. Ее смерть также была на совести наших врачей! Мама не встала на учет вовремя, и произошли преждевременные роды. Папа с нашим соседом дядей Мишей Романовым искали акушерку по всей Береслаке, а полиция нашего поселка все дома обыскивала в ее поисках. А Светочка родилась дома, мама не знала, что делать и как отсоединить пуповину. Девочка просто получила пневмонию и умерла через четыре дня. В ту ночь тоже шёл дождь и тот же сука дедушка бросался на папу с ножом, а сейчас он сидел и радовался смерти ребёнка.
Папе вкололи тройчатку, поэтому он ощущал себя словно в тумане. Мы залезли в машину к его друзьям, а я лишь плакала, прижавшись к его груди. Говорят, слёзы помогают избавиться от боли, но мне было все так же больно. Смутно помню, что мне говорили, и его тоже, но мне все равно, а я лишь знала, что Сережа лежит совсем один в морге. Папа о чем-то говорил с друзьями, но я не понимала их. Помню, папа указал на желтую маршрутку и сказал, что там сидят его зять, тесть и тёща и им плевать на всё! Сидят как мыши и слова не говорят. Потом я подхватила разговор и рассказала ему о том, что бабушке нашей было наплевать, что будет с внуками. Она лишь бегала кругами по улице и болтала по телефону с Ларисой, когда реально нужна была ее помощь. Потом мы увидели, как мама вышла из педиатрического отделения вместе с детьми. Мы подошли (а дождь все усиливался) и не понимали, что происходит, а главное, куда их несут посреди ночи. Я не слышала, о чем говорили родители, но я прижала к себе Кристину и попыталась успокоить ее тем, что принесу ее игрушки и ноутбук с фильмами и ей будет очень весело.
Мы отвели их в инфекционное отделение и обомлели от ужаса. Это здание находилось в ужасном состоянии, казалось, что стены вот-вот рухнут. Облетевшая краска, осыпающаяся штукатурка оставляли желать лучшего. И вообще это строение находилось напротив морга. Когда мама вошла, мы пообещали приехать утром и привезти вещи, но не знали, сможем ли мы вообще приехать. Потом, прощаясь, пошли по ночным улочкам до стоящей маршрутки нашего дяди. Мы шли с пустотой внутри и страхом за будущее. Меня мучали вопросы: почему Сережа умер? Не заберут ли у нас детей?
Когда мы пошли к маршрутке, папа попрощался с друзьями и мы сели в эту машину. Потом папа спросил о том, куда Витя положил Серёжу, и он ответил, что на стол. За это ему, конечно, спасибо. Тут нечего сказать. Не дай бог такого никому, и особенно нести мертвого ребёнка на руках в морг.
Вот мы и поехали домой по дороге, а я лишь роняла слёзы, молчала и делала вид, что сплю. Папа крепко меня обнял, а Слава смотрел на нас. А нашим было до счастья и радости. Они сидели разговаривали о веселом и смеялись, словно сегодня у них не умер внук. Теперь мои глаза раскрылись, а люди, которых я когда-то любила, превращались в кусок дерьма. Как у них не болела душа, я не знаю. Даже соседи плакали из-за этого горя. С первого дня жизни мой брат не видел бабушку и дедушку. Дорога до моего дома пронеслась быстро, мы покинули злосчастную машину и разошлись по домам.
На улице было очень холодно, дул ветер, что ударил меня в спину аж до боли, от чего перехватило дыхание.
Когда я вошла в дом, то почувствовала себя пустой коробкой, в которой поселился дух смерти. Мы стояли среди дома и не знали, куда идти, но знали одно: необходимо думать о завтрашнем дне и хоть немного поспать. Мы посидели немного и легли спать: я – в обнимку со своей собакой, а к папе под бок залез любимый котёнок Сережи. Мы спали среди пустого дома и холода бетонных стен.
В четыре утра к нам пришёл Фокин Митя с друзьями, а папа не мог выдержать лишней жалости, да и мне было плохо. Рекс кинулся к калитке, на чужих. Митя пришел с другом к нам домой, он хотел нас поддержать в эту трудную минуту для нашей семьи, но нам и так было ужасно плохо. Я вышла на улицу и увидела Фокина вместе с его другом, с которым он служил в Чечне. Я подошла к забору и сказала, что папы нет. А парни просто хотели нас поддержать. Спасибо им за то, что в четыре утра пришли к нам, хоть мы и не вышли. Но тогда был совсем не тот момент, потому что рвалась душа на части. Когда я начала поворачиваться, Митя попросился в дом, но я не пустила, так как папе было не до этого. На глаза вновь накатились слёзы и ощущение беспомощности. Я зашла в пустой дом вся в печали, которая сжирала меня изнутри. После этого мы так и не смогли умереть, все думали и проснулись. Где-то в шестом часу я вышла на улицу и увидела, что серое небо опускалось все ниже, а гробовая тишина пронизала все вокруг. В моём дворе была тишина: не лаяли собаки, не мычали коровы и даже птицы молчали. Просто была тишина, мертвая тишина, что и удивило наших соседей.
С утра позвонила мама и попросила ей привезти тарелки, ложки и так далее.
Мы хотели попросить Стаса, но он заболел и не согласился. Я собрала одежду и другие вещи, собрала все, что могло бы их отвлечь от горя, которое нависло над нами. Мы стояли возле дома Натальи Борисовны и все решали этот вопрос. Вдруг к дому подъехала белая «лада приора», папа подошёл и ничего не понял. Пьяный мужик с женщиной несли полный бред. Только не понятно, откуда они знали, что нам нужна была машина. Да и вообще чёрная суббота закончилась и началось чёрное воскресенье. Потом папа подошёл к нам и решил, что необходимо позвонить одному человеку. Попрощавшись с Натальей Борисовной и Степаном, мы пошли домой. Папа позвонил дяде Володе, и мы поехали в больницу, глотая горькие слёзы, разглядывая мутный пейзаж за окном автомобиля. Мы с папой плакали, не заметив, как доехали до больницы. Днём этот город был совсем иным, ярким и красивым, но, увы, дождь портил всю картину.
Когда мы подъезжали к боксу инфекционного отделения, я ужаснулась. Днём это строение выглядело словно сарай с осыпающейся со стен штукатуркой. Казалось, что это не больничное отделение, а заброшенное здание в мёртвой зоне Чернобыля. Когда мы вошли в это страшное здание, обратились к медсестре и попросили нашу маму. Неожиданно страх сжал моё сердце, из-за чего стало тяжело дышать. Буквально несколько минут спустя к нам вышла мама сама не своя и рассказала ужасные вещи. Ночью главврач вместе с заместителем вошли к ним в палату и брезгливо, с ненавистью стали обвинять ее в убийстве сына, даже не посмотрев, что она была на седьмом месяце беременности. Разговаривали с ней, словно с убийцей, не обращая внимания на детей, которые замерли в ужасе от услышанного. Мы захотели увидеть детвору и попросили маму их привести, но когда они попали в поле зрения, выглядели ужасно. Лица бледные, а голос дрожит от страха. Глазки бегают, дети просят их забрать домой из этого ужаса. Осмотревшись по сторонам, я обнаружила, что здание в аварийном состоянии и скоро рухнет, наверное, в груду арматуры вместе с больными.
Мама попросила папу, чтобы мы похоронили Сережу с дедушкой в одной могиле, а папа стоял, словно огромная скала, открывая нам свои пещеры для спасения. Только вот Алена все время спрашивала о Сереже, но мы меняли тему и сказали, что он уехал к тете. Только они не поверили нашему вранью и прекрасно знали, что он умер. Мы крепко обняли всех и направились домой. Вновь всю дорогу я вжималась в кресло, заливаясь слезами, смотрела в окно. Вдруг вспомнила лицо Козловой. За пять минут до того, как дядя Володя приехал за нами, эта женщина примчалась к нам с обвинениями и криками. Видите ли, наш дом состоял на печном отоплении и дети обязательно должны болеть, но это не про наших. Да и вообще в Береславку только в восемьдесят пятом году провели газ, а до этого люди топили углем и дровами и жили точно так же. Теперь зато, если в доме нет газа, то ты во всем виноват. Родители не могли проводить это взрывчатое вещество в дом из-за Семена. Однажды он чуть не взорвал дом вместе с нами. Пошёл ночью в туалет и крутанул рычаг, и газ пошёл заполнять дом. Вовремя папа приехал с работы и разбудил всех, а то бы нас не было. А вот Козлова из тех людей, которые всегда хотят выезжать на чужом горбу.