Наше государство помогает всем, а само себе помочь не может, в частности и Волгоградской области, где могут посадить человека ни за что. Увы, в моём родном посёлке нет закона, все продажные в поисках новой наживы. Только если ты имеешь хоть чуточку власти, то ты господь бог и можешь кого угодно посадить даже в тюрьму.
Вот и Козлова, наша патронажная медсестра, считала себя богатой и властной, женщиной из высшего общества с голубой кровью. Она обвиняла нас в своей же халатности, но я не выдержала и сказала ей то, что было реальной правдой: «Не дай бог вы запороли его точно так же, как и меня! Вы мне поставили эпилепсию, а у меня подозрение на опухоль головного мозга!» Конечно, ей сказать нечего, ведь я оказалась права во всех смыслах этого слова. Помню, она взглянула на меня злобно и, усевшись в машину к мужу, умчалась от нашего дома. Кто она такая, чтобы обвинять в том, в чем виновата сама? Если каждая медсестричка будет вести себя как судья главного суда, то наш мир погрузится в хаос из-за таких дряней, как наши врачи.
Как только мы приехали домой, сразу же занялись подготовкой к похоронам. Убирали лишнюю мебель из зала, мыли полы и часами думали о том, как мы сможем все сделать сами, без чужой помощи, только я и папа, и все. Зато я еще раз убедилась, что наши бабушка с дедом ничем не отличались от Козловой. Такие же корыстные и заботятся только о своей заднице. У них совершенно нет сердца, а счастливое детство растворилось в далеком прошлом. Увы, но человеку свойственно получать нож в спину от самого родного.
День промчался быстро, а ночь спустилась с тяжелыми тучами на землю. Она прошла в пустом одиночестве, где нет счастья, а есть только боль. Мы не знали, чего нам ждать от завтрашнего дня, искренне надеялись на то, что жизнь позволит нам забыть эту боль. Папа не мог уснуть, через каждые полчаса будил меня. Возможно, он боялся, что и я не проснусь, как наш Сережа.
Моя боль – это ад, который отравляет мой организм и разум. Что делать дальше, не знаю. Но знаю одно: я должна бороться, чтобы другие дети смогли выжить, а не умереть, как Сережа. Поспать так и не получилось. С одной стороны папа, а с другой – тоска и беспокойство, которые меня уничтожали полностью. Моя душа металась из стороны в сторону, но это понятно. Моего брата дома первый раз не было, да и вообще он лежал в ледяном морге среди трупов в Калаче. Хотя меня успокаивало то, что он там не один, а с мамой и сестрами, хоть и в разных помещениях друг напротив друга. Не знаю, что именно чувствовали мама и дети, но знала, что врачи относились к ней как к убийце и это продолжалось до вскрытия. И понятно почему! Главврач понимал, что сам виноват в том, что скорая приехала с одним ведром и тряпкой, без лекарств и должного оборудования. За это он мог бы и сесть сам в тюрьму вместо мамы. Ясно стало одно: шло спасение шкур тех, кто заведует больницами, и тех, кто проворонил смерть Серёжи. Наш мир полностью погряз в собственном коварстве и эгоизме с другими пороками современного общества.
Ночью переписывалась с мамой, рассказала, что бабушка Лида так и не пришла, а Козлова трепала нервы, обвиняя в убийстве, в котором виновата сама. А мама пожаловалась, что ее назвали убийцей, а дети сильно испугались этого. Короче, все летело псу под хвост. После пришло сообщение от моей бывшей подруги Карины. Мы поссорились с ней в середине августа из-за того, что она оскорбила мою бабушку. Какой бы она ни была, все же моя бабушка! Мы стояли под дождем, а я рыдала на её плече, жалуясь и рассказывая, как все случилось. Ужасный холод сковал ноги и руки, а темень склеивала глаза. На деревьях монотонно играли листья с ветром и дождём, а мои слёзы только дополняли эту симфонию. После нашей беседы мы разошлись по домам. Когда я прошла в зал, увидела, что папа спит и это был десятый час ночи. Я не стала его будить и просто прилегла сама, как вдруг пение сломанной игрушки пронзило мои уши, а страх сковал ноги. Плюшевый мишка не работал уже два года, а тут пел, и совсем другую песенку. Его никто не трогал, он просто заиграл сам, и очень неожиданно. Страх обуял меня, я помчалась к папе, стуча зубами. Разбудив отца, я объяснила ему, что игрушку не включала, да и вообще она сломана. Тогда мы вдвоём перепугались ещё сильнее, а песенка напомнила медвежонка, который никогда уже не вырастет и не станет медведем. Папа попытался достать механизм, распоров пузико игрушки, но стоило поднести к ней ножницы, как она смолкла. Преодолев свой страх, я взяла эту игрушку и понесла в свою комнату. После этого мы очень долго не могли заснуть, но все же уснули. Но знаю одно: впечатление от этой ночи заставляло обратиться с врачу за помощью, словно я сумасшедшая.
С самого утра мы решали, кто поедет за Сереженькой в морг. Папа не хотел его забирать, не знал, что увидит, но потом собрался с силами и решил ехать. Вскоре подъехал Витя. Мы с трудом до них дозвонились, как оказалось, они еще спали и не спешили к нам. Эти люди даже не торопились на подготовку к похоронам. Можно было подумать, что едут в морг за чужим внуком, а не за своим. Спустя полчаса к нам приехала баба Лида с зятем, также пришёл дядя Саша, чтобы помочь подготовить двор к похоронам. Бабушке сказали проследить за всем этим, а Витьку папа взял с собой, так как ему с каждым разом становилось только хуже. Как вдруг пожилая женщина стала меня уговаривать, чтобы я осталась с ней, но я не могла. Иногда мне казалось, что она хочет все испортить, вечно пытаясь навязать нам свою идею. Но мы ее не слушали и делали, как должны были: соблюдали правила и традиции нашего дома.
Пока мы ехали в Калач, все шёл тот же серый дождь. Я смотрела в окно автомобиля, глотая таблетки, словно во сне, но все было правдой. Хотя сегодня дорога показалась очень долгой и мучительной, из-за чего путались мысли. Слёзы текли по лицу, а боль пронзала душу. На миг хотелось взвыть, но что-то держало меня. Приехав к папе на работу, сразу же пошли в контору. Тогда он работал в огромном фермерском хозяйстве у Крестьянского Алексея Борисовича в ООО «Степное». Он был механизатором и работал на нескольких машинах. В нашем районе очень многие работали у фермеров, так как их тут было очень много.
Въезд на фазенду был ухожен, и главное, там была гладкая дорога. Там я была впервые в жизни, и это место смахивало на сериал. Золотые вывески генерального директора и рисунки детей из Ильевской школы. Нас встретил заместитель, которого звали Игорь Богданович. Высокий брюнет с угольно-чёрными волосами, немного смахивая на нерусского, имел довольно крепкое телосложение и мужественный голос. В его руках был увесистый чёрный телефон, который он всегда крутит в руках. Он бегал возле нас и помогал, чем только мог, а Витя стоял позади, словно напуганный заяц. Папа дрожащими руками кое-как расписался за деньги, которые взял на похороны, и в туманном состоянии пошёл к своему сменщику. Мы сели в машину к дяде Володе, въехали на территорию фермерского хозяйства и направились к МТМ, где шел ремонт техники. Конечно, все сразу начали спрашивать, что случилось с мальчиком, но мы и сами не знали. Он просто не проснулся! Если бы мы знали, что одна прививка приведёт к его смерти, то не делали бы ее! Также ясно и то, что ему не дали шанса на спасение. Были бы лекарства и бензин, он бы был жив… Главврач не следит за порядком и по сей день. Скорые выезжают на вызов, не имея лекарств и даже бензина, чтобы везти в город. Автобус с папиной работы следовал за нами, а мы мчались в морг на вскрытие. Папа договорился через одну медсестру, чтобы Сережу вскрывал честный патологоанатом, а не тот подкупной, чей номер ему дали. Меня терзали сомнения и неизвестность: из-за чего умер мой брат? Все не знали, что и думать. Возле морга уже стояли Стас с Зариной, как оказалось, они приехали к маме, привезли сладостей и ждали нас. Мы узнали размеры гроба и помчались в магазин ритуальных услуг. Честно, я забыла там все на свете, не могла вспомнить, когда родился мой брат, в голове все смешалось. Смутно помню, как вышла из этого здания к папе, прижалась к его груди, заревела. Моя душа кричала, просилась на волю, хотела весь год начать с начала. Но нет, повернуть время вспять невозможно, а этот год стал годом потери тех, кого любила. Начиная с любимого человека, заканчивая братом и добрыми воспоминаниями о прошлом. Но одно я узнала наверняка: поняла, какие люди мои бабушка и дедушка, какой на самом деле Виктор, а главное, что в нашей больнице перевелись нормальные врачи. Теперь все прошлое казалось абсолютной фальшью. Эти люди улыбаются в глаза, а стоит повернуться к ним спиной, стальной клинок вонзится тебе в ребра, взамен мы не обретем новый шрам, а заменим душу.
Серые тучи над Калачом превращались в туман, застилая дождём землю. Автобус вместе с Витей отправился в морг на вскрытие, а мы поехали в магазин за вещами для нашего зайчика. Помню, это было огромное здание на окраине города. Когда мы вошли в него, то одним своим видом напугали продавцов. Нам помогали две девочки. Мы без лишних слов промчались среди всех вещей. Эта покупка являлась огромной пыткой для всех нас. Купив все, мы поехали в морг.
Сразу по прибытии мы заехали к маме, и я помню, как она плакала у папы на плече и сказала, что у нее двойня. Эта новость не могла не радовать, но повода огромного не было, когда ребёнок напротив в морге лежит. Потом мы вышли, папа пошёл к Сереженьке, а я – к Зарине. Мы стояли под деревом и даже не знали, кому же из нас хуже – ей или же мне. Она нажаловалось мне, что Витя – тряпка и даже не пошёл, когда спросили родственников. Стасик, недолго думая, подошёл и следил за ходом вскрытия. Честно, если бы не они, мы бы сошли сума. Зарина все время говорила мне, что Сережа ангел, он у бога под крылом и его не вернёшь. «Видишь, дождь идёт? Это бог его на небо забирает. Самое главное, что он умер от болезни и вас не будут таскать», – уверенно говорила Зарина. Эх, если бы она только знала, как ошибается! Больница не только хотела под любыми предлогами проникнуть в дом, но и угрожала забрать детей в детский дом, безжалостно ломая им психику. Поэтому мою душу пронзала злость и ярость, а ненависть сжирала меня изнутри. Потом я рассказала, что ночью пел мишка, и она сказала, что это его душа домой пришла на тот момент, он просто показал нам, что он дома. Именно в этот момент двери морга распахнулись и огромная птица звонка вскричала, подавая нам знак, что Серёжу выносят. Не знаю как, но ноги меня туда понесли сами, даже не послушала Зарину, помчалась к брату. Помню, резкий запах вонзился мне в нос, а разум обуял ужас и страх. На столе лежал обнаженный мужчина с разрезанной грудной клеткой, все его внутренности лежали рядом на столе. Огромная гора кишок до сих пор стоит у меня перед глазами, а в носу застрял запах, от которого можно запросто задохнуться. На соседнем столе лежала женщина, а в холле кто-то был завязан в одеяло. Возможно, это был ребёнок или же человек, свернувшийся клубком. Потом папе стало хуже, так как нужно было забирать Серёжу. Помню, когда он попросил Витю забрать его, он скривил лицо. Конечно, это место не для слабонервных, но ведь он мужчина.