Но крутнулись с надрывом колёса,
И вагоны качнулись вперёд,
Кто-то бросил на снег папиросу,
Проводница отставших зовёт.
Застучали колёса: приеду,
Загудел паровоз: да-да-да,
Устремляясь по лунному следу
В неизвестные мне города…
Промелькнули вагоны и скрылись,
Мелким шлаком покрылся весь снег.
Вышло так, что с тобой мы простились
Навсегда. Но я слышу твой смех.
Он со мною все долгие годы,
Он волнует, как тот паровоз,
Что в депо отдыхать не уходит
И который меня вдаль увёз…
«Под луною…»
Под луною
Спорят с мглою
Купола,
Их София
В дни лихие
Подняла…
Колокольчик
Звякнет ночью
Серебром,
И с колодцем
Отзовётся
Мир добром.
Мир мой древний,
Самый верный,
Из мечты,
Он всё манит,
В нём в тумане
Брезжишь ты.
По-над Русью
Звонко гусли
Зазвенят,
Вместе с песней
В поднебесье
Полетят.
Мрак летучий
Вдаль за тучи
Уплывёт,
Брызнет утром
Охрой будто
Небосвод.
Заиграет
За сараем
Свет зари,
Мне о вечном,
Бесконечном
Говори…
«Я предков своих не застану…»
Я предков своих не застану —
Пропали, пришпорив коней,
Спеша на родную заставу
В тревожном безмолвии дней.
Что может сейчас проясниться
В померкшем родимом краю?
Дед умер… потухли зарницы,
И песен теперь не поют.
Хиреют родные селенья,
Старушки, могилы, кресты,
И ветер гуляет осенний
По избам, что стали пусты.
На всё, говорят, воля Божья,
О чём же тогда горевать?
Возможно, что Он и поможет
Народу подняться опять.
Лишь теплится жизнь струйкой дыма,
В ней память полынью горчит,
И тени ушедших незримо,
Угрюмо проходят в ночи…
Памяти Евдокима Русакова
Свирель пастушья вдалеке
То плачет, то смеётся.
Он с посошком, он налегке
Идёт навстречу солнцу.
И на плече его сума
С водичкою и хлебом,
И Муза юная сама
Взгляд устремляет с неба.
Он не один, он вместе с ней
Пасёт коров рогатых,
И чувства бродят веселей
С рассвета до заката.
И жаворонка льётся трель
Серебряною нитью,
И нежно вторит ей свирель
По дивному наитию.
И до сих пор она поёт
То жалобно, то грустно,
Никто не встретит у ворот,
Не вложит больше чувства.
Подует ветер луговой,
И звякнет колокольчик:
Мол, жил поэт, был в доску свой,
Без всяких проволочек…
«Поедем в Болгарию! – ты мне сказала…»
– Поедем в Болгарию! – ты мне сказала. —
Нас ждут Золотые пески.
Крыло самолёта мелькнёт над вокзалом
В тех днях, что теперь далеки.
Я вновь вспоминаю прошедшие годы,
И песни, и радостный труд,
Где ритм новостроек по рельсам проходит
К дорогам, что в дали зовут.
Тогда мы с тобою не видели пятна
На гербе Советской страны,
Где часть поколения стала распятой
Пред ликом Кремлёвской стены…
Тогда кое-кто уезжал за границу
На поиски новых путей,
А я лишь прочнее хотел укрепиться
На родине строгой своей.
Я страстно читал и над строчками плакал,
Как будто не Моцарт, а я
Отравлен был ядом, как праздный гуляка,
Забывший родные края.
И я отказался в Болгарию ехать,
Что мне Золотые пески?
Они мне не стали судьбой иль утехой
В тех днях, что теперь далеки.
«Послушал фараон богиню арфу…»
Послушал фараон богиню арфу
И молвил: «Пусть она всегда звучит!»
Как повелитель был тогда он прав ли,
Коль в дело шли кинжалы и мечи?
Он не расстался с арфою в гробнице,
Её рисунок виден на стене.
И с ней его душа не убоится
Витать в мирах, столь недоступных мне.
В Египте пирамиды, всем на диво,
Тревожат человечество земли,
Звук арфы[5] рассказать готов правдиво,
Кто строил их, кого в них погребли…
И он меня волнует непрестанно,
Когда его я слышу наяву,
Как будто дева с утончённым станом
В ладье плывёт в морскую синеву.
В ней что-то есть от яркой Клеопатры,
В ней царственность похожая видна,
И не лежит на ней веков проклятье,
Хотя она давно стоит одна…
Среди времён звук арфы торжествует,
В нём слышится гудение стрелы[6],
Являя миру истину простую:
Пока он есть, не будет чёрной мглы.
«Милая родина, свет мой начальный…»
Милая родина, свет мой начальный,
С гуканьем горлинок, с шелестом ржи.
К старой дороге, где песни звучали,
Вот и мои подошли рубежи.
Лунной сонатою полнятся годы,
В них моих предков слышны голоса.
Солнышко облачком красным восходит
И, как жар-птица, летит в небеса.
Время бежит. По заросшей дороге
Больше не едут подводы с зерном.
Чучело встанет в созревшем горохе
И усмехнётся беззубым мне ртом,
И всколыхнёт мою дальнюю память —
Будто в речушке тону я давно,
Тётенька вновь из воды меня тянет
И не даёт опуститься на дно.
Дальше бельё полоскает с мосточка,
Жив я, здоров и по тропке бегу.
Милая женщина в белом платочке,
Я пред тобою навеки в долгу.
Малая родина, мир мой начальный,
Светом твоим наполняется грудь,
По-матерински меня привечаешь
И говоришь: «Ты свой край не забудь!»
«Васильки зацветают во ржи…»
Васильки зацветают во ржи
И в молитве сливаются с небом,
Где под облаком ястреб кружит
И красуется солнышка гребень.
На траве серебрится роса,
Растворяется в дымке селений,
Там, где предков моих образа
Светят в избах и в дни потрясений.
Не отсюда ль пошли имена:
Василина, Василла, Васёна?
Праздник жизни самой дотемна
Славит перепел песней влюблённой.
Васильки – что за чудо-цветы! —
Шепчут мне про небесные знаки,
Что слетают порой с высоты,
Разгадать их пытается всякий,
Разгадать и понять: почему
Быстро жизнь, как цветенье, проходит,
Что в дорожную нашу суму
Не запрятать прожитые годы.
И, срывая во ржи васильки,
Что сливаются с гаснущим небом,
Я пойму, что они мне близки,
Что давно я на родине не был.
«В далёкой памяти моей…»
В далёкой памяти моей
Жила она в худой избушке,
И на глазах деревни всей
Её все звали побирушкой.
С котомкой шла куда-нибудь,
Себе просила подаянье,
Фуфайка прикрывала грудь
И причиняла ей страданье.
Все звали: к нам иди в колхоз,
Дадим земли и хлеба вдоволь!
Но вихрь судьбы её понёс
Подальше от гнезда родного…
Её я дочку знал и звал
Под небесами расписными
Играть в лапту. И день был мал,
Когда мы бегали босыми
По снегу. Ели пирожки,
Что бабушка пекла на праздник,
Играли радостно в снежки,
Хотя вся жизнь была непраздной.
И тракторная колея
Ломала хрупкий лёд весенний,
В ней отражалась жизнь моя
И ласточкой летела в сени.
«Верея, ты моя верея…»
Верея, ты моя верея,
Прямо к дому ведёт колея.
Затерялся мой милый в пути,
Не доехать ему, не дойти.
Он с дружиной пропал вдалеке,
Я теперь пребываю в тоске,
Я тебя, мой любимый, дождусь,
Охраняй нашу светлую Русь!
Всё мне чудятся кони во мгле,
И пожары бегут по земле,
И ордою летит татарва,
И под нею дымится трава.
Колокольные звоны гудят,
Я надену свой лучший наряд
И пойду по снежку в хоровод,
Где толпится у храма народ.
Я развеюсь, как только смогу,
Я к любимому будто бегу,
Золотятся в лучах купола,
Расступается серая мгла.
Аркадий Лазовский
Аркадий Пазовский о себе говорит так: немножко китаец, потому как родился в Китае, где и прожил два с половиной месяца. А потом начались его странствия, которые продолжаются до сих пор, уже 67 лет кряду. Дальний Восток, Восточная Сибирь, Таджикистан, Туркмения… Первый свой паспорт получал в Узбекистане. После института работал в различных областных и республиканских газетах. Исколесил практически всю Среднюю Азию. А когда сломался Союз нерушимый, занесло его каким-то ветром в незнакомый тогда еще город Новосибирск. Про ветер он потом осознал: в послужном списке скитальца Западная Сибирь оставалась неосвоенной территорией. Вот и ос