Та же от безделья и скуки изнывала и не знала, куда направить свою энергию. Тем временем дочка подрастала, была подвижной, весёлой, жизнерадостной, научилась быстро ходить и стала разговаривать очень рано, что приводило в неописуемый восторг отца. Он уже подумывал уйти от жены, но дочка всё время его удерживала от этого поступка.
С Екатериной он пытался несколько раз говорить, чтобы она перестала его ко всем ревновать, а лучше бы шла на работу, а не выдумывала про него всякие небылицы. Та не хотела ничего и слышать о работе: «А кто останется с ребёнком? Кто за ним будет смотреть и ухаживать?».
Но когда Свете исполнилось три года и встал вопрос о детском садике, оказалось, что заводской садик очень далеко находится от дома, что неудобно было для Анатолия, а Катерина, всю жизнь прожившая в деревне, не признавала езду в общественном транспорте и измеряла все расстояния своими шагами. Тут и посоветовала соседка устроиться в садик, находившийся прямо во дворе их дома, поваром. Она прочитала объявление: в этот садик срочно требовался повар – и, соответственно, выделялось место для ребёнка.
На семейном совете решили не упускать такой возможности. Екатерину взяли без проблем в садик поваром и предоставили место её ребёнку. Теперь она рано утром одевала Светлану и вместе с ней шла прямо на работу. Ребёнок был под присмотром, всегда накормлен и одет, и мать была всегда рядом. Казалось, все проблемы были решены. Но Катерина по-прежнему ревновала Анатолия к каждому столбу. Когда ему выделили путёвку в санаторий одному, то она закатила такой скандал, что ему пришлось отказаться от путёвки, толком не объяснив в местном комитете причину отказа. Вдобавок ко всему у него стало пошаливать сердце. Нет-нет да и прихватит острая боль. Выпьет корвалола – сердце отпустит. Наследственность у Анатолия была очень плохая. Отец рано умер от инфаркта, ему едва исполнилось пятьдесят лет. Его старшие братья, а их у него было двое, тоже постоянно жаловались на сердце. Надо было серьёзно обследоваться, сдавать кучу анализов, хотя бы электрокардиограмму раз в полгода делать, но Анатолию всё было некогда. Работа, работа и ещё раз работа. Первый звонок прозвучал для него, когда он с коллегами задержался допоздна на работе. Надо было срочно завершить монтаж нового узла, директор обещал хорошие премиальные, а дома уже каждый день были скандалы. Катерина не верила, что можно допоздна находиться на рабочем месте. Своим деревенским умом она не могла понять, что можно остаться на сверхурочные. Для неё главное было накормить детей, собрать все излишки продуктов – и поминай как звали.
С этими продуктами она вначале только ссорилась на кухне. Работавшие с ней повара стремились недовложить граммы в порции детишек. Если варилась каша, то в порции клалось минимум сливочного масла, если готовили котлеты, то старались мясо побольше разбавить хлебом. Воровство процветало в широких масштабах. Заведующая садиком знала обо всех этих нарушениях, пробовала с ними бороться, но если уволить одного, то и другой повар будет воровать. Зарплата же маленькая, и в детский садик устраивались не с целью зарабатывать деньги, а лишь побольше стащить продуктов.
В стране постоянно устраивали рыбные дни. В магазинах надо было отстоять огромные очереди, чтобы купить молоко, сметану, творог. Всё было, но в таких мизерных количествах, что если не успеешь занять очередь пораньше, примерно в пять-шесть утра, то к открытию магазина уже ничего и не достанется. А чем детей кормить? Вот все и выворачивались. Доставали всё через знакомых и родственников. А кто работал в столовой, детском саду, любой точке общепита, тот полностью обеспечивал продуктами свою семью. Не надо было стоять в очередях и переживать, что тебе не достанется лишняя пачка творога.
Этот дефицит и порождал систематическое воровство везде и во всём. Про мясо совсем нечего было говорить. Его в магазинах просто не было. В основном все покупали его на рынке. Если же выбрасывалась колбаса на прилавок, то её мигом раскупали. Даже котлеты, эти жалкие полуфабрикаты, состоявшие в основном из хлеба, умелые хозяйки смешивали с настоящим мясным фаршем и лепили по-новому.
Так появлялся в котлетах мясной запах и они не разваливались на сковородке во время жарки.
Катерине было вначале трудно привыкнуть ко всем этим «художествам» со стороны своих коллег. Ей казалось жестоким обкрадывать детей, в том числе и свою Светланку, но, как-то вечером зайдя в магазин и не купив никаких молочных продуктов, она постепенно смирилась с тем, к чему её с первого дня толкали другие повара, стала каждый день набивать сумку продуктами. Здесь были и котлеты, не съеденные детьми по причине отсутствия в детском садике из-за болезни. Калькуляция меню составлялась за день, но в назначенный день половина детишек могла по причине болезни не прийти, а продукты были отпущены кладовщицей полностью. И не выливать ведь то же молоко на помойку!
Дети же всегда были сыты и никогда не жаловались родителям, что их плохо кормят в садике.
Анатолий не спрашивал, где его жена достаёт продукты. Всю зарплату он отдавал Катерине, а та экономно её расходовала или задавалась целью скопить на новую стиральную машину либо какой-нибудь бытовой прибор, нужный в семье.
Первый скандал произошёл, когда Анатолий поинтересовался:
– Катя, а ты где масло умудряешься покупать? В каком магазине? У меня сегодня на работе мужики жаловались, что не могут нигде достать сливочного масла. У моего заместителя язвенная болезнь желудка, и ему, кроме масла, ничего нельзя употреблять в пищу, сразу же начинается обострение. Вот он у меня и спросил: где, мол, твоя жена покупает?
Катерине надо было придумать какую-нибудь легенду, что достала через знакомых несколько килограммов по случаю, на этом разговор и закончился бы. Ведь Анатолий не совал свой нос в холодильник и никогда не спрашивал, откуда, мол, эти продукты. Утром на завтрак мажет хлеб маслом и считает, что это всё свободно в магазинах продаётся. Но жена не подумала соврать, взяла и сказала:
– Да из детского садика!
– У вас что, в садике маслом торгуют? – удивился Анатолий.
– Так уж и торгуют! Скажешь же тоже. Остатки остаются после детей. Вот мы их с собой и забираем.
– Выходит, что вы воруете? Обкрадываете детишек? – от мысли одной, что его жена участвует в краже, у Анатолия закололо внутри. Он схватился за левую половину груди, стал судорожно хватать воздух ртом, но облегчения не наступало. Лицо его побледнело, на лбу выступили капельки пота. Катерина, увидев мужа в таком состоянии, испугалась:
– Толя, что с тобой? Какого лекарства тебе дать?
Но её муж с ненавистью смотрел на неё, и она смогла лишь разобрать: «Пошла вон, ворюга!».
С трудом нашла она в буфете таблетку нитроглицерина, сунула Анатолию под язык и заставила его улечься на диван. Но боль полностью не проходила. Стала вызывать по телефону скорую помощь, но от волнения не могла назвать правильно свой домашний адрес. Анатолий, бледный, лежал на диване и шумно дышал. Екатерина всхлипывала около него, но ничего не могла сделать. Скорая не приезжала. Маленькая Светлана бегала радостно около отца и не могла понять, почему он с ней не разговаривает и тяжело дышит. Но наконец приехала скорая, врач снял прямо дома электрокардиограмму и поставил предварительный диагноз: стенокардия, предынфарктное состояние.
Вызвали санитаров с носилками. Анатолия с осторожностью погрузили на них и увезли на скорой помощи в больницу. Катерина попросила соседку посидеть дома с ребёнком, а сама поехала с мужем.
В больнице диагноз подтвердился. Анатолию диагностировали инфаркт миокарда и сказали, что он проведёт на больничной койке не меньше двух недель, а то и больше.
На заводе все переполошились. Ведущий конструктор слёг в больницу, да и с таким ещё страшным диагнозом. Директор поднял на ноги все свои связи в Москве, и ему ближайшим самолётом доставили необходимое лекарство, которое в их городе было не достать. Сразу же издал приказ, чтобы на рабочем месте никто не задерживался больше положенного времени, так как посчитал, что у Анатолия инфаркт связан с работой, на которой он буквально дневал и ночевал, вот организм и не выдержал такой нагрузки. Только близкие друзья Анатолия знали, что все его основные беды связаны не с работой, а с его отношениями с женой.
Баху-Меседу Расулова
Народный поэт Дагестана, лауреат всероссийских и международных литературных премий, автор более 50 книг поэзии, прозы и публицистики. Часть книг и отдельных произведений переведена на разные языки мира.
Почётный член Интернационального Союза писателей, а также член Союза писателей России и Союза журналистов России; родилась в высокогорном селе Карата Республики Дагестан, окончила Дагестанский государственный университет и Московский литературный институт им. М. Горького Союза писателей СССР (поэтический семинар Владимира Цыбина). Высокую оценку её творчеству дали Расул Гамзатов и Фазу Алиева. Работала в редакции дагестанской республиканской газеты «Истина» и редактором литературных программ в ГТРК «Дагестан».
Палатук
В высокогорном селе на солнышке сидят пожилые три подружки. Две из них очень внимательно слушают третью, которая впервые побывала в городе. Они удивлены тому, что их подруга за три дня в городе научилась говорить по-русски.
– Как же ты, Асият, смогла запомнить эти слова?!
– Чтобы запомнить слово «палатук» (платок), я представила палас на полу твоего балкона и как я постучу к тебе, «тук». Вот и получается палатук, – ответила высокая краснощёкая горянка Асият, обращаясь к соседке-подруге Аминат.
– А другое слово?
– Чтобы запомнить слово «адавай» (одевай), я представила тебя моей тётей (ада – тётя), которой я говорю «вай» – «ой». Вот и получается слово: «ада» плюс «вай» – равно «адавай».
– А как ты узнала значение этих слов?
– Я сказала бледной пожилой соседке сына: «К1азе шама» (надень платок). Она меня не понимала. Я показала ей, что это значит. Она зашла к себе, принесла узенький к!азе, на лоб его натянешь – затылок показывается, на затылок натянешь – лоб и полголовы не прикрыты. Мне стало её жалко. Как не пожалеть, там все бедные. У них коров, кур, огорода нет. Каждый день бегают то в магазин, то на базар за продуктами. Так же и одежда. Денег нет на ткань, поэтому шьют юбки короткие, платья без рукавов, брюки такие узкие в обтяжку, что боишься: сядет человек, и они разойдутся, швы не выдержат. Я прослезилась, так стало жалко, ой! Одна красивая девушка ходит в таких узких изодранных брюках, коленки даже видны! Вот пожалела и подарила соседке сына свой большой платок с бахромой… Она научилась сказать по-нашему «к!азе шама», а я – по-русски «палатук адавай».