– Боцман! Ты порезался!
Запускаю руку под кота, приподнимаю его, кровь капает на пол, стекая по пальцам. Неужели он стеклом сделал себе харакири?
– Боцман, не умирай! Мы тебя спасём!
– Руку не убирай! – в ужасе кричит Костя.
С облегчением вспоминаю, что в соседнем доме ветклиника.
Выпутываю из тканевого плена лапу Боцмана. Встаю вместе с котом, поддерживая его под живот. Он крутится и пытается сбежать. С ужасом представляю, что будет, если он упадёт на пол. Второй рукой покрепче хватаю его за холку.
Руки скользкие от крови, держать кота становится сложнее.
– Костян, во втором ящике изолента, возьми и обмотай мои руки вокруг вместе с котом.
Друг старательно обматывает мои руки с Боцманом посередине, стараясь не попасть под его когти. Кот перебирает лапами, царапая меня.
– Костян! Свяжи ему задние и передние лапы.
Готово, лапы накрепко примотаны друг к другу. В голове, под мое похихикивание, появляется мысль, что получился кровавый бутерброд. Снизу и сверху мои руки, посередине кот, и всё это соединено изолентой.
3аходим в приёмную ветклиники. В очереди две бабушки с птичками. Видят двух мужиков, перемазанных кровью, и ошалевшего кота. Смотрят на нас, открыв рты.
– Бабульки, нам срочно надо!
– Проходите, – говорит одна.
Заходя в кабинет, слышу в спину: «Вот изверги, кота зарезали».
Пожилой ветеринар – само спокойствие. Разрезает изоленту, очищает шерсть животного от крови. После осмотра взгляд врача полон недоумения.
– Первый раз вижу, чтобы рану вместо бинта котом перевязали.
– Не понял, – отвечаю ему.
– У кота пара царапин, у вас глубокий порез на ладони.
– Так это моя кровь? – уточняю у него.
– Да, и вы благополучно остановили кровотечение своим котом.
– Так с ним всё в порядке?
– Да, но у него стресс.
Чувствую, как от стыда краснеют уши.
– Спасибо, доктор. Сколько с нас?
– Для вас… бесплатно, – отвечает врач.
И мы с Костей понимаем, что слово «дураков» он из вежливости пропустил.
Глюк
Фухх! Дошёл! Первый раз радуюсь, что хрущёвки такие маленькие и кухня размером с собачью будку. Сел на табурет. Протянул руку, открыл холодильник. Достал водочку, пару помидорок и огурчик. К одной помидорке прилип кусочек сыра. А ведь всего-то пошёл к соседу Володе за рулеткой. Как домой попал – не помню.
Разрезал помидорку на четыре части, посолил. Налил холодной водочки, выпил, закусил.
Хорошо-то как! За окошком запели птички, солнышко ласково коснулось щеки.
Из кухонной стены вылезла рука, за ней голова и часть плеча.
– Слышь, братан, есть чё закусить? Без закуси пить неприлично, мы ж не алкаши какие.
Обычный мужик. На лбу длинная глубокая царапина, густо намазанная зелёнкой.
Как во сне, отрезаю четверть хлеба и с помидоркой протягиваю незнакомцу.
– Спасибо, друг, спас!
Человек исчезает вместе с закуской.
Я в состоянии глубокого потрясения наливаю вторую рюмку. Что это было? Глюк? Пришла «белочка»? Для «белочки» рано, а вот глюк вполне может быть. Наверное, не выспался. Надо с водкой завязывать. Убираю в холодильник бутылку и огурчик. Вторая помидорка пропала, от батона «Столичного» отрезана четверть.
Провожу рукой по стене. Стена как стена, ничего необычного.
Принёс из кладовки кувалду. Да, она у меня есть. Выиграл на свадьбе сестры пару лет назад. Хорошая кувалда, перевязана розовым бантом ещё со свадьбы.
Снял бант, повесил на шею, чтобы не потерять, размахнулся и ударил в стену. Ничего! Вмятина и порванные обои. Провожу рукой по месту удара. В мою ладонь что-то упирается, отталкивает от стены дальше и дальше. Так, это же голова уже знакомого мне мужика!
– Стучал? – спрашивает он меня.
– Ага.
– Зачем?
Ответить не успеваю. Он видит на шее розовый бант.
– Зачем тебе бант? Ты чё, из этих? Не стучи к нам больше, извращуга!
– К кому – к нам? – кричу в ответ.
Мужик пропадает. Кидаю ему вслед бант. Хватаю кувалду и долблю стену:
– Ты куда делся?! Вылазь!
Штукатурка осыпалась, выпадают кусочки кирпича и… розовый бант.
Пробиваю дыру на кухню к соседям, просовываю в неё голову. Ошалевшая от такого вторжения соседка Наташка со всей силы бьёт меня половником в лоб. В глазах темнеет.
Открываю глаза. Сижу на кухне, стена совершенно целая. На столе батон «Столичный» без четверти, порезанный помидорчик и водка. Заснул. Приснится же такое! Или это не сон? Пойду к соседу, похмелимся, и всё ему расскажу.
Стучу. Дверь открывает Володя.
– О! Здарово, заходи. Ты как после вчерашнего? Третьим будешь? – сыпет он вопросами. – А рулетку ты вчера так и не забрал!
Начну с самого важного вопроса:
– Почему третьим?
– Братан утром пришёл, поэтому третьим.
Захожу на кухню. На столе бутылка водки и пара рюмок, хозяин ставит третью.
– А брат где? – спрашиваю его.
– Он заснул на диване в зале. Сейчас разбужу.
Через минуту появляются оба.
– Вот, познакомься, мой брат Андрей, – представляет мне Володя зашедшего на кухню мужчину. – Блин! Пепельница на телевизоре осталась, – добавляет он и возвращается в комнату.
А я смотрю на Андрея и даже встать не могу. Это лицо я сегодня уже видел. Глубокая, длинная царапина на лбу, густо намазанная зелёнкой, не даёт в этом сомневаться.
Из зала возвращается Володя.
– Андрей, вот держи, ты это на диване забыл. Зачем ты вообще это туда принёс?
Володя протягивает брату четверть «Столичного» и помидорку с прилипшим кусочком сыра.
Деревенский водевиль
«Дорогие друзья! С 20 по 30 августа в нашей газете проходит конкурс „Деревенские деньки“. Ждём ваши стихи о жизни в деревне. Работа победителя попадёт на первую страницу нашей газеты с фотографией автора».
Перечитал ещё раз, всё правильно. От волнения задрожали руки. Попасть на страницы уважаемой городской газеты «Поэты и писатели Крайне-Амурска» – это же отличный старт для молодого начинающего поэта. Да и Катенька должна обратить внимание. Моё фото на первой странице – верный путь к сердцу поэтессы Екатерины Загадочной.
Что я знаю о деревне? Так-так… «Весёлый молочник», «Домик в деревне», трактор, Простоквашино…
Не густо, с такими познаниями конкурс я не выиграю. Прекрасная, как муза Пушкина, Екатерина Загадочная в моих мечтах уходила в туман, махая мне на прощание изящной ручкой с ярко-красными ноготками. Всё пропало! Жизнь дала трещину. Что делать?
В кармане запищал телефон. Достаю, одной рукой вытираю выкатившуюся от расстройства слезинку. Мама звонит: «Сынок, у дочери тёти Иры сын родился, я съезжу на денёк, это недалеко, километров семьдесят, деревня Нижние Левые Лапки».
Эврика! Деревня! Де-рев-ня! Мама, спасибо! Приеду, соберу материал, напишу стихотворение, и – здравствуйте, первая полоса газеты и Катенька! Сердце забилось с удвоенной силой, коленки задрожали, открывшаяся перспектива ошеломила. Мама, я еду с тобой!
Вот я и в деревне. Надеваю белую рубашку, галстук, чёрные брюки и сандалии «Экко». Интеллигент к выходу за материалом готов, под мышку блокнот. Подхожу к зеркалу – красавец! Выхожу на улицу, вдыхаю полные лёгкие чистого деревенского воздуха с нотками коровьего навоза. Поют птички, даже свинья тёти Иры похрюкивает в ля-миноре. Пора и на сбор материала отправляться.
Пройдусь вдоль улицы, посмотрю, как люди живут.
Так, а вот и бабушки на лавочке сидят, классическое деревенское трио. У той, что посередине, на ногах кроссовки «Адидас» без шнурков.
– Здравствуйте, бабушки, – здороваюсь со старушками.
– Здравствуй, милок, а ты чей будешь? – интересуются бабушки.
– Я к тётке приехал, меня Андрей зовут, я – поэт!
– Бабоньки, он поёт, артист! Вечером в клубе споёшь? – спросила одна из них.
– Я не певец, я поэт! Петь не буду!
– А, вот ана чо, поэт он, бабоньки, петь не умеет, – сказала та, на которой были кроссовки «Адидас». – И много нонче денех поэты зарабатывают? – поинтересовалась она.
– Я пока ничего не заработал, – отвечаю.
– Так ты лодырь! – сделали бабушки вывод. – Ну, иди, милок, куда шёл.
– Пойду, конечно.
Обида за поэтов душила, не давая нормально вздохнуть.
– Молодой человек, а вы правда поэт?
Приятный голос молодой девушки отвлекает от грустных мыслей.
Поворачиваю голову. Стоит, скромно потупив взгляд и сложив руки на животе. Лет восемнадцать на вид, в синем сарафане и сандалиях, длинная коса, ни грамма косметики. Юна и прекрасна, как ангел.
– А про меня стишок придумаете? – спрашивает робко.
– Конечно, придумаю, красавица. Как тебя зовут?
Щёчки девушки заалели, отвечает:
– Наташка я.
Строчки экспромта сложились быстро. Набрал в грудь воздуха и только открыл рот – за забором заблеял козёл. Девушка засмеялась, бабушки засмеялись, смеялась даже лавочка, на которой они сидели. Я покраснел, как новый светофор, но поэта так просто не сломить!
Любил тебя я с ночи до утра,
Любовь моя горячею была.
Я с алых губ твоих любовь
Пил полной чашей,
Как хорошо, что ты звалась Наташей.
В глазах девушки неподдельный восторг, милый ротик приоткрыт.
– Вы настоящий поэт! Вы как Лермонтов!
Юное создание оборачивается, с ней и я. За спиной у нас стоят ещё четыре девушки в разноцветных сарафанах.
– Девочки! Он настоящий поэт! Он мне стих любовный написал! Я – его муза!
На меня с интересом смотрят все.
– Поэт, взаправдашний, – слышу, как переговариваются девушки, бабушки кивают головами.
Поднимаю подбородок повыше, делаю задумчивое лицо, эх, жалко, шляпы нет! Расступись, народ, новый Пушкин по деревне идёт!
Иду, разглядываю людей и дома, люди смотрят на меня, кто-то тычет в меня пальцем. «Поэт, поэт идёт», – слышу за спиной. Немного надуваю для пущей важности щёки, грудь колесом, опять подумал о шляпе. В следующий раз приеду в шляпе и трость у деда возьму, поэт я или кто? Представил, как важно иду по деревне, помахивая тростью, молодухи с восхищением смотрят на меня. Ко мне подходит Наташенька (странно, как это она в мои мечты попала?), подносит рюмочку и огурчик: «С приездом, господин поэт, заждались».