Герка с легким сердцем простился с надоевшим заводом. Каждый день одно и то же. Механики из цеха приносят грязные, в масле и стружках, детали станков, их нужно обмерить и сделать чертеж. По этому чертежу будут делать новую деталь взамен изношенной. Герка научился быстро измерять, но иногда делает ошибки, за что главный механик завода Юрий Михайлович Мещеряков строго взыскивает. Когда пришла повестка на призыв, Герка даже обрадовался. Служить так служить, будут перемены, будут другие города и страны. Очутиться на сказочном Востоке, воспетом поэтами, где текут кристально чистые реки, где в тени чинар сидят волоокие восточные красавицы и цветет миндаль! Вот только скорее кончилась бы эта муторная теплушечная неторопь!
В школе Герман был круглым отличником. Учился он легко и непринужденно, за одно прочтение запоминая заданные уроки. Он лучше всех писал сочинения по литературе и был любимцем учителя математики Владимира Константиновича Бабошина. Контрольную по математике Герка решал за пол-урока, помогал соседу по парте Котику Фесенко справиться с трудной задачей и, сдав тетрадку, под завистливые взгляды одноклассников вылетал на школьный двор. Блаженное ничегонеделание целых полурока! От нечего делать Герка бродит по пустынному двору школы. За широкими окнами сидят ученики, устремив глаза на что-то невидимое, как в немом кино, беззвучно шевелят губами, и Герке становится одиноко и неуютно. Скорее бы школьная сторожиха – добрая и ворчливая Михална, вяжущая бесконечные чулки на старом стуле у входа и внимательно наблюдающая за большими часами на противоположной стене, – нажала на кнопку, и пронзительный трезвон заполнил все коридоры двухэтажной школы. И тогда с шумом распахиваются двери и орущая, пихающаяся толпа младшеклассников вываливается на школьный двор.
Маленький кругленький Бабошин, сильно припадавший на левую ногу, за что, конечно, получивший кличку Рупь Двадцать, не входил, а вбегал в класс со знаменитым желтым портфелем в правой руке. Водрузив портфель на стол и одарив класс хитроватой улыбкой, он намеренно долго возился с большими блестящими замками и наконец вытаскивал содержимое – надежды и страдания класса – тетрадки с контрольной. Начиналось обязательное представление китайского фокусника Баб-о-Шина.
– Боря Кириллин! – торжественно провозглашал Бабошин, беря первую тетрадку. – Боря у нас пойдет в балетную школу. Боря не любит математику, не решил правильно ни одной задачи – двойка! – Злосчастная тетрадка выкладывалась на край стола.
Смущенно улыбаясь, Борька неуклюже вылезал из-за парты и, пряча глаза, забирал свой позор. Проклятая математика не давалась ему. Потом, окончив школу на тройки, Борис с блеском окончил медицинский институт и скоро стал известным в городе хирургом Борисом Николаевичем Кириллиным.
– Надя Ким, – продолжалось представление. Бабошин открывал и в высоко поднятой руке демонстрировал классу Надину тетрадку. – Девочка очень чистая и аккуратная, девственная чистота и в ее контрольной. Надя, заберите – единица.
Геркина тетрадь всегда была последней. Лицо Бабошина принимало торжественное выражение.
– Единственная пятерка в классе, – провозглашал он, – у Германа. У юноши большие математические способности. Герману нужно поступать на математический факультет университета, и его ждет большое будущее.
Бабошин ошибался в Герке. Школьная математика не увлекала его. Она была слишком простой, а сидеть за дополнительным курсом не хотелось, да и не хватало времени. У Герки было много других увлечений. Он с жадностью прочитывал все, что попадалось под руку. Проглотил все, что было дома и у соседей, а теперь таскал и читал по ночам книги из заводской библиотеки, где работала Маша – жена старшего брата. Истрепанные томики «Графа Монте-Кристо» и «Трех мушкетеров» выдавались только по знакомству и только на два дня.
В шестом классе Котик Фесенко увлек Герку радиотехникой. Они собирали, паяли радиоприемники. Сначала это были детекторные приемники. Из картона клеили круглые цилиндры и на них аккуратно, виток к витку, наматывали медный провод. Провод должен был быть в эмалевой изоляции и обязательно ноль восемь диаметром. Провод добывали из старых, сгоревших автотрансформаторов. Кончик провода упирался в детекторный кристаллик, и сквозь треск и шумы в наушниках иногда слышались голоса дикторов. Это было маленькое чудо, но Котик принес книжку «Как сделать самому ламповый радиоприемник», и новое занятие увлекло Герку. Теперь он с Котиком по воскресеньям ездил на пригородном поезде на барахолку на краю города с двадцатипятирублевкой, выпрошенной у мамы, чтобы купить у старьевщиков, торговавших радиодеталями, лампу шесть эн семь, конденсатор двести пикофарад и сопротивление сто пятьдесят килоом. В тесной комнатке с земляным полом сладко пахло канифольным дымом от электрического паяльника, и в Геркином углу грудой лежали провода, ламповые цоколи и жучки конденсаторов. Потом Герке это надоело, он увлекся рисованием, живописью, натягивал выпрошенную у мамы белую ткань от старых подушек на деревянные рамки, грунтовал клейстером из крахмала, на осколке стекла смешивал краски, жадно вдыхая запах олифы и растворителей. На самодельных полотнах появлялись копии, срисованные с репродукций из журнала «Огонек». Но скоро Герка понял, что копии его были очень примитивными, и забросил кисти.
Начитавшись вместе с Лёшкой Карасёвым книжек о морских путешествиях, он принялся мастерить модели кораблей с пушками и парусами. Шлюп «Восток», на котором Беллинсгаузен открыл Антарктиду, вырезанный ножом из найденной на улице деревяшки, с мачтами, реями, вантами, шкотами, брасами, с фок-марселем и бизань-бом-брамселем, покрытый лаком, изумительно прекрасный, был как настоящий, и Герка мечтал о мореходном училище, о южных морях и атоллах с голубыми лагунами, в которых отражаются пальмы. Но однажды подвыпивший отец привел в гости сослуживцев с фабрики, где он работал бухгалтером.
– Мой сын Гера, – размахивал он перед ними руками, – он сам… ик… с-сделал, я вам сейчас покажу пароход… нет, не пароход, он с парусами… я вам сейчас покажу…
Он прошел в Геркин угол, взял модель, но не удержался на ногах, и плод Геркиного трехмесячного труда, его голубая мечта, превратился в бесформенный комок деревяшек, ниток и тряпок. Герка прикусил губу и молча выбежал из дома.
Девчонки были где-то на границе его интересов. Они ничего не понимали в радиотехнике, были удивительно тупы в математике, их интересовали наряды, прически – о чем с ними говорить? Правда, Римма Новосельцева из соседнего восьмого «Б» была очень красивой, и Герка влюбился. Целый месяц страдал и мучился. Ну как он мог привлечь ее внимание? Он видел себя со стороны: рыжий, конопатый, нескладный, плохо одетый. Ну как он мог подойти к красавице Римме, когда в ее окружении всегда были такие блестящие кавалеры, как Влад Васильев? Но однажды утром проснулся, почувствовав себя абсолютно здоровым от томительной влюбленности.
В восьмом классе пришло увлечение спортом. Восьмая карагандинская школа была спортивной. Геркин одноклассник Юра Горячев выступал за сборную города по лыжам, Толик Игнатьев и Генка Казаков играли во взрослой футбольной команде «Шахтер», и хилому и неуклюжему Герке очень хотелось быть похожим на них – кумиров девчонок и гордость школы. Юрка Горячев принес весть: в соседней школе открывается спортивная секция баскетбола, и вести ее будет Николай Ли, член сборной города по боксу и баскетболу, и Герка заболел баскетболом. Николай Ли, дважды мастер спорта, был талантливым тренером, впоследствии он стал главным тренером сборной СССР по боксу. Николай с энтузиастом возился с мальчишками, обучая их азам спорта за небольшие деньги, которые ему приносили занятия в секциях. У неспортивного Герки долго ничего не получалось, но он продолжал ходить на занятия, усердно повторяя и повторяя упражнения, пока мяч наконец не стал его слушаться. Теперь все свободное время летом он гонял мяч на баскетбольной площадке стадиона «Шахтер».
Зимой были лыжи и коньки. Тренера по лыжам не было, технику изучали по книжкам, подсматривали у маститых. Зимой футбольное поле стадиона заливали и превращали в каток. Вечером под прожекторами феерически ярко сверкал лед, звучала музыка, коньки с ботинками напрокат стоили на ученический билет двадцать копеек. На льду – толпа катающихся, и нужно виражировать, уклоняться, чтобы не сбить с ног начинающую, размахивающую руками девчонку. На катке встречались, знакомились. «Витька, Сашка, привет, давай в догонялки!» – И начинается сумасшедшая круговерть. Солидные, медлительные пары ругаются, сбили с ног размахивающую руками девчонку. Когда от мороза немеют пальцы рук и ног, можно отогреться в раздевалке, сняв ботинки и чувствуя, как с болью толчками крови возвращается в бесчувственные пальцы тепло и жизнь. Но вот предупредительно мигает свет, стихает музыка – праздник закончился, нужно идти домой.
Моложе всех в классе на год, Герка уверенно нес звание первого ученика. Он был первым по всем предметам, кроме истории. Первым по истории был Витька Титоренко. Черный как грач, горбоносый Витька жил неподалеку, тоже на Загородной. Герка любил бывать в этой простой шахтерской семье. У немногословного Витьки было то, чего не хватало Герке, – глубина и основательность. В истории Витька схватывал главное, что требовала Анастасия Константиновна Татаринцева, – причины и следствия исторических событий. Эти многочисленные причины и следствия был тягостны и скучны Герке, и он откровенно завидовал Витькиной основательности во всем – и в жизни, и в учебе, и в спорте.
Геркино будущее казалось ясным и безоблачным: он кончает школу с золотой медалью – в этом никто не сомневался, – и перед ним открываются двери лучших вузов страны, только выбирай! Но случилось то, чего никто не ожидал: на выпускном экзамене за сочинение «Образ товарища Сталина в советской литературе» за три ошибки-описки он схватил тройку и лишился не только золотой, но и серебряной медали. Т