Вскоре его путь преградил шумный перекат-водопад, скатывающийся с пятиметровой высоты в глубокий плёс. Через четырёхметровую толщу воды виднелись огромные таймени. Они стояли в раздумье: подниматься вверх или ждать добычу скатывающуюся по перекату. Осмотревшись, Пётр понял, что без верёвки ему обласок по перекату не поднять. Оттащил его на отмель, подальше от воды, и начал осторожно подниматься по каменистой отмели вдоль переката. В верхнем бьефе переката берега ущелья стали ниже, и он поднялся на высокий берег, переходящий в холм, посмотрел на солнце, которое подбиралось к полудню, определил направление на север относительно реки и начал спускаться в долину, раскинувшуюся между холмами. Он всегда ориентировался по солнцу, направляясь по незнакомой местности. Его окружали ели и сосны, в лесу стоял полумрак, через развесистые кроны сосен солнце не всегда пробивалось к земле, чувствовалась прохлада.
Пётр шёл не спеша по распадку, внимательно осматривая местность, пытаясь найти следы зверей и птиц. К его удивлению, с деревьев ни разу не сорвался глухарь, не зацокала на него белка. Постепенно распадок сузился, деревья стали реже и ниже, на него подул холодный ветер. «Надо выбираться из этой трубы», – подумал Пётр и стал подниматься на холм. С каждым шагом растительность становилась беднее, на вершине холма росли кедры-карлики, высотой чуть выше его роста. Их ветки были увешаны дозревающими шишками. Он остановился и подумал: «Странный здесь лес, но не возвращаться же восвояси несолоно хлебавши».
Впереди перед ним до самого горизонта расстилалась таёжная ширь. «С Богом, вперёд», – сказал сам себе вслух и продолжил путь. Спустившись в долину, попал в кедрово-сосновый лес с мягкой моховой подстилкой, на которой очагами пылала спелая брусника. Здесь лес ожил. Пролетали спугнутые им кедровки, стучал по стволу дерева лесной неутомимый труженик дятел. Под ногами встречались пустые кедровые шишки, брошенные любителями полакомиться молодыми недозревшими орешками. Пётр всё видел, всё примечал.
Неожиданно впереди, в просвете между стволами деревьев, кто-то промелькнул. «Неужели лось?» – подумал он. В нём вспыхнула охотничья страсть, захотелось увидеть зверя ближе. Потихоньку, прячась за стволами деревьев, подошёл к полянке, на которой увидел девушку, собирающую бруснику. Он остановился за толстым стволом сосны и разглядывал её стройную гибкую фигуру. На ней были ситцевый сарафан и льняная куртка, надетая, скорее всего, от гнуса в тёплую погоду. Из-под косынки на голове выбивалась прядь светлых волос, похожих по цвету на отбеленный лён. Она ходила по полянке, наклоняла гибкий стан и уверенным движением правой руки срывала бруснику, пропуская кисточки ягод между пальцев. Затем изящным движением бросала их в туесок, который держала в левой руке.
Пётр стоял неподвижно, боясь спугнуть прекрасное видение. Она, видимо, почувствовала его пристальный взгляд, выпрямилась и повернулась в его сторону. Их взгляды встретились. На него смотрели удивлённые и испуганные голубые глаза, в которых, показалось Петру, можно утонуть. Красивое белое лицо украшали чуть вздёрнутый небольшой носик и слегка припухшие губы.
– Ты кто, красавица? – первым заговорил Пётр. – Из какой сказки сюда явилась?
– Кто ты и как сюда попал? – не отвечая на его вопрос, проговорила душевным, мягким голосом девушка.
– Меня звать Петром.
– Это плохое имя. Царь Пётр был Антихристом.
– Я не царь, я простой рыбак и охотник. Скажи своё имя!
– Неможно мне с тобой разговаривать, я и так согрешила, – произнесла она и собралась уходить.
– Постой ещё минутку, – умоляющим голосом проговорил Пётр.
– Не можно!
– Приходи в следующее воскресенье на это место, я тебя буду ждать, – проговорил Пётр вслед удаляющейся красавице.
Это была Наташа, единственная дочь Потапа. Его жена Пелагея скончалась при вторых родах с мертворождённым ребёнком. В таёжной глуши у староверов врачей не было, повитуха справиться с родами не смогла. Похоронив любимую жену, Потап всю свою любовь отдавал дочери, баловал её как только мог. Одним из первых при сдаче пушнины взял для неё ситец, рассудив, что хватит девке в дерюге ходить. Следом за ним такие подарки для жён и дочерей стали делать другие члены общины. Этим он навлёк на себя гнев пастыря Харитона.
Наташа, возвращаясь в скит раскольников с неполным туеском брусники, думала, рассказывать отцу о встрече в лесу или не рассказывать. В конце концов решила, что встреча была случайной, больше его она никогда не увидит, зачем об этом речь вести. Она весь остаток дня загружала себя домашними делами, стараясь отгонять мысли о случайной встрече.
Всю неделю Пётр не выходил у неё из головы. Она старалась не думать о нём, но память постоянно возвращала её к его образу. Наташа то вспоминала, какое красивое у него лицо, то его высокий рост и одежду, слышала его необычную речь. Вечером, засыпая, решила, что на встречу не пойдёт. Утром её решительность постепенно ослабевала. Когда подошёл день назначенной встречи, какая-то неведомая сила заставила её схватить туесок и почти бегом помчаться в лес.
Переплывая Енисей, Пётр почувствовал, что нечаянная встреча придала ему прилив физических сил – его обласок с удвоенной скоростью скользил по поверхности воды.
Сильно запала в его сердце с первого взгляда неизвестная белокурая красавица. Ему милы были её стать, манера говорить, голос и, конечно же, голубые глаза, которые он постоянно вспоминал. Он догадывался, что она из секты староверов. Это могло осложнить его общение с ней. Всю неделю он думал о предстоящей встрече и опасался, что она может не прийти. В условленное место прибыл раньше назначенного времени.
Когда увидел приближающуюся девушку, неожиданно для неё вышел из-за ствола дерева ей навстречу. От испуга она громко ойкнула и остановилась. Её сердце учащённо стучало: то ли от быстрой ходьбы, то ли от радости встречи.
– Здравствуй, красавица, – как можно ласковее произнёс Пётр. – Я уже думал, ты не придёшь.
– Дай Бог и вам здоровья, – мягким голосом ответила она. На её щеках разгорался румянец, глаза потупились от смущения. Понимая её состояние, Пётр продолжал:
– Не бойся меня, я тебе ничего плохого не сделаю, мне любо с тобой разговаривать и смотреть на тебя.
От этих слов её белые щёки до ушей залил яркий румянец, глаза потупились. Она взяла в руки косу, спускающуюся через плечо к поясу, и стала теребить её конец. Такой скромной и застенчивой девушки Пётр ещё не встречал. Ему показалось, что она пришла в двадцатый век из Древней Руси. Красота стоящей перед ним девушки и её скромность окончательно покорили его, и он решил во что бы то ни стало добиться её расположения. Прерывая затянувшееся молчание, спросил:
– Скажи мне, пожалуйста, твоё имя.
– Наташа, – ответила она.
– Очень красивое имя. Скажи, Наташенька, как ты здесь оказалась и где ты живёшь?
– Недалече скит стоит, в нём я с тятей проживаю, а ты, мил человек, где живёшь?
– Я живу по ту сторону Енисея, в посёлке Ворогово, наверное, о таком не слышала?
– Почему не слышала? Ведаю! До пожара в том краю наш скит стоял, да сгорел до основания.
– Значит, мы с тобою земляки, по соседству жили.
– А ты, Петя, какой веры? – неожиданно спросила она.
Этот вопрос поставил Петра в тупик. Он в школе был комсомольцем. О вере знал только то, что она – опиум для народа. Правда, в то время он не знал, что такое опиум. Ему хотелось ответить так, чтобы не оттолкнуть от себя Наташу.
– У нас – полная свобода, кто во что хочет, в то и верит.
– Креститесь вы двумя перстами или тремя? – опять задала она странный для Петра вопрос.
– Каждый крестится как его душе угодно, – уклончиво ответил он.
– Странно, – задумчиво произнесла Наташа, – а наш пастырь сказывал, что в миру живут одни безбожники.
Пётр постарался перевести разговор на другую тему, чтобы окончательно не запутаться и не завраться.
– Наташа, ты упомянула об отце, но ничего не сказала о своей маме. Она живёт с вами?
– Моей мамы нет в живых, она похоронена около сгоревшего скита. Не ведаю, когда смогу побывать на её могилке.
– Это дело поправимое, скажи, когда будет желание, я перевезу тебя на тот берег, и вместе сходим на могилу твоей матушки.
Наташу смутило это предложение, и она засобиралась возвращаться в скит, заявив, что уже поздно и её могут потерять.
– Когда мы ещё увидимся? – спросил Пётр.
– Приходи в следующее воскресенье в это же время.
Три непродолжительные встречи молодых людей прошли благополучно, а при четвёртой встрече их заметила сектантка Марфа, которая невдалеке собирала бруснику. Она опрометью бросилась к отцу Наташи сообщить о страшном грехе, содеянном его дочерью. В секте категорически запрещались встречи с мирскими людьми, тем более тайные. Исключение делалось только мужчинам при сдаче пушнины и даров тайги. К сожалению, Потапа дома не оказалось, он ушёл на рыбалку. Тогда Марфа поспешила к пастырю Харитону.
Сбивчиво, заикаясь от волнения, она рассказала, что видела в лесу Наталью с чужим парнем.
Это событие взбесило Харитона. Подняв вверх руки, а затем шлёпнув ими по коленям, он произнёс длинную тираду:
– Надо же, что удумала – встречаться тайком. Да с кем? С безбожником! Это во всём Потап виноват, распустил девчонку! Доберусь же я до него! Не возрадуется!
На его громкое возмущение сбежались из соседних домов женщины.
В это время на тропе из леса показалась Наташа.
– Тащите её сюда, – приказал Харитон, – суд чинить будем.
Две женщины поспешили навстречу Наташе и привели её к собравшейся толпе.
– Ты где была? – строго спросил Харитон. – Зачем так вырядилась?
Наташа догадалась, что о встрече с Петром стало известно, и не ответила на вопрос.
– С кем встречалась? – задал новый вопрос пастырь.
Наташа потупила глаза и продолжала молчать.
– Стыдно стало! Прячешь бесстыжие очи, говори, кто он? – допытывался Харитон. – Это всё воспитание Потапа, избаловал девку, – продолжал Харитон.