– Петя, ты, наверное, очень хороший человек.
– Почему ты так считаешь?
– Мне подсказывает моё сердце, я буду тебе верной женой.
– Спасибо, я буду тебе платить тем же.
Они замолчали, понимая друг друга. Так порой поступок в жизни людей играет большую роль, чем десятки лестно сказанных слов.
Енисей их встретил неласково. Северный ветер катил по его поверхности против течения длинные волны. В устье Вороговки её течение, сталкиваясь с набегающими волнами, образовывало толчею, похожую на кипящий котёл.
– Держись за борта руками и не наклоняйся в стороны, – сказал Пётр. – Обласок никогда не перевернётся, если мы сами не опрокинем его.
Он сильными гребками преодолел толчею и вывел лодку между двумя бегущими волнами. Круговым движением весла развернул его нос против набегающей волны. Обласок поднялся на волну и плавно скатился с неё.
В глазах Наташи появился испуг, ей никогда не приходилось плавать по Енисею в такую погоду. Чтобы успокоить и ободрить её, Пётр сказал:
– Теперь нам придётся покачаться на волнах, как в детской колыбели. Течение попутное, так что доберёмся до того берега благополучно.
Его уверенные слова успокоили Наташу.
– Мне с тобой не страшно даже погибнуть.
– Зачем погибать? Нам предстоит счастливая жизнь.
Наташа больше не отвлекала Петра разговорами, она видела, как он сосредоточенно наблюдал за приближающейся волной, поворачивал на неё облас, а скатившись вниз, усиленно грёб к противоположному берегу.
Под левым берегом Енисея ветер не чувствовался, волны утихли, Пётр, расслабившись, перестал грести, пустив обласок на волю течения.
– Вон за тем изгибом реки откроется Зотино, – произнёс Пётр, кивнув головой в сторону берега.
– Я боюсь повернуться, – сказала Наташа. – Хорошо бы мне пересесть лицом вперёд.
– Это не сложно сделать, я сейчас пристану к берегу, и ты пересядешь.
Он повернул лодку в сторону песчаной косы, она с разгона выскочила на отмель, заскрипев днищем по песку. Наташа выскочила на берег, потянулась, подняв руки над головой, разминая уставшее тело от длительного сидения в одной позе. «Какая она стройная и красивая», – подумал Пётр. Ему захотелось выйти на берег и обнять её, но он не стал торопить события.
Наташа нагнулась, упёрлась руками в нос лодки и попыталась столкнуть её в воду, но она не двигалась с места.
– Сейчас я тебе помогу, – произнёс Пётр.
Девушка выпрямилась, подумав, что он сойдёт на берег и они вместе столкнут долблёнку. Вместо этого Пётр начал раскачивать обласок с борта на борт, а ей крикнул:
– Теперь толкай.
Наташа навалилась на лодку, и она легко сошла с песчаного берега и закачалась на воде.
Усевшись удобно на мягкое место, она увидела другую картину: перед её взором открылась вся ширь Енисея, по которому вдали от берега бежали волны с белыми гребешками. За береговой песчаной косой зелёной полосой тянулся лиственный лес.
В это время Пётр думал: «Мы вовремя пересекли реку, ветер усилился и гонит по Енисею высокие волны. Видимо, Бог был милостив к нам».
За поворотом реки открылся мыс, на котором чернели деревянные домики с постройками.
– Вот в этом посёлке я живу, – сказал Пётр. – Когда-то это был большой посёлок. После пожара население намного сократилось. Недавно в Ворогово восстановили работу леспромхоза. С появлением тяжёлой техники появилась возможность заготавливать лес за болотами, где лес остался нетронутым пожаром.
– Пожар уничтожил скит, в котором я родилась. Там похоронена моя мама, – грустно произнесла Наташа.
– Для тебя, Наташа, слова «леспромхоз» и «Ворогово», наверное, ничего не значат? – вновь обратился Пётр к ней.
– Зря ты думаешь, что я тёмная лесная отшельница, – впервые возразила ему она. – От нашего скита есть прямая тропа через тайгу, которая выходит к берегу Енисея против Ворогово. По ней всего половина дня хода. Там спрятана лодка, на которой отец плавал в Ворогово для сдачи пушнины. Он много мне рассказывал про жизнь людей в этом посёлке, привозил книжки, которые я тайком читала.
Шли семидесятые годы двадцатого века. Цивилизация разными путями проникала в скиты, затерянные в таёжной глуби. Достаточно вспомнить семью староверов Лыковых, которых обнаружили геологи в горах Хакасии.
Пётр был приятно удивлён её речью. Он причалил к песчаной косе под высоким берегом, по которому поднималась вверх хорошо натоптанная тропа. На косе лежали дюралевые и деревянные лодки, перевёрнутые днищами вверх. Он подтащил свой облас к толстому стволу дерева-утопленника, замытому песком, от которого по косе тянулась толстая цепь, прибитая костылями, затем вынул из носовой части долблёнки цепочку и пристегнул её небольшим замком к цепи. После этого посмотрел на Наташу счастливыми глазами, взял её за руку и сказал:
– Пойдём знакомиться с моими матушкой и отцом.
Она безропотно пошла за ним, думая, как её встретят незнакомые люди, как у неё сложатся с ними отношения. Свою мать она почти не помнила. Та скончалась, когда Наташа была ещё маленькой.
Они поднялись по крутому косогору, прошли по улице и остановились около калитки в невысоком заборе, возле которого стояла лавочка. За забором росла черёмуха, за ней виднелся дом с голубыми рамами.
Открывая калитку, Пётр произнёс:
– Вот мой дом, здесь я живу, проходи!
Поднявшись на высокое крыльцо, миновав сени, Наташа вслед за Петром вошла в горницу. Прежде всего она увидела в переднем углу икону Божьей Матери с Младенцем на руках. Точно такая икона висела в доме её отца. Она впилась глазами в икону, не замечая женщины в комнате. Перекрестилась двумя перстами, отвесила земной поклон и произнесла:
– Мир дому вашему.
Эмма с любопытством наблюдала за незнакомкой и думала, что это за представление. Главное представление для неё началось через минуту, когда сын, обратившись к ней, произнёс:
– Мама, это моя жена, Наташа.
Только теперь Наташа повернула голову к Эмме, и их глаза встретились. Обе молча смотрели друг на друга. Наташа первая отвела взор, поклонившись будущей свекрови. Эмма, придя в себя от неожиданного заявления сына, всплеснула руками и спросила:
– А как же Татьяна?
– При чём здесь Татьяна? Я ей никаких обещаний не давал, в любви не объяснялся.
– В посёлке все говорят, что она – твоя невеста.
– Мало ли что говорят, ты поменьше слушай. Я тебе об этом говорил?
– Нет, не говорил.
Эмма Павловна уже успела свыкнуться с мыслью, что у неё невесткой будет бедовая и трудолюбивая Татьяна. А тут как снег на голову сын привёл жену.
– Когда ты успел жениться? Почему не предупредил меня? Где была свадьба? – посыпались вопросы на сына.
– Мама, не волнуйся, завтра мы пойдём в сельсовет и подадим заявление.
У Эммы немного отлегла обида на сына, ей понравилась спокойно стоящая красивая девушка, и она засуетилась.
Пётр повернулся к Наташе, взял её за руки повыше локтей и сказал:
– Не беспокойся, у меня никогда ничего не было с Татьяной и не будет. Я люблю только тебя.
Появившееся в сердце Наташи беспокойство от искренних слов Петра рассеялось, но какой-то осадок остался.
– Проходите в избу, не стойте у порога, я сейчас соберу на стол, – говорила Эмма скороговоркой.
– Где отец? – спросил Пётр. – Я хочу познакомить его с Наташей.
– Он пошёл отогнать медведицу с гривы, на которой собираем бруснику. Сегодня утром женщины пошли за брусникой, а там медведица ходит с медвежонком. Они, конечно, испугались, прибежали с пустыми котомками – и сразу к отцу:
– Помоги ради Бога, отгони или подстрели зверюгу. Пятнадцать километров в один конец протопали – и без толку.
На столе появились тарелки с наваристыми щами, сваренными в чугунке, жареная рыба, чёрная икра, отварная картошка, мочёная брусника, помидоры и огурцы.
Прежде чем приступить к еде, Наташа перекрестилась двумя перстами и очень тихо прошептала молитву.
Эмма догадалась, что Наташа придерживается старой веры, ей не терпелось узнать подробности о невесте, но она не задавала вопросов, считая, что сын сам расскажет. В их посёлке да и в соседних селениях такой девушки она не встречала.
Пётр, съев тарелку щей, попросил мать налить добавки. За дальнюю дорогу он сильно проголодался. Насытившись, начал говорить:
– Мама, Наташа сбежала из скита, у неё там не осталось никого из родственников. Сходи, пожалуйста, в магазин, купи ей одежду и обувь, а я истоплю баньку.
Эмма, взглянув на холщовую одежду девушки, произнесла:
– Выбор у нас небогатый.
– Купи, что подойдёт, а позже мы сгоняем на моторной лодке в Туруханск, там, в магазине, выбор больше.
– Какой ты размер обуви носишь? – обратилась Эмма к Наташе.
– Не знаю.
– Примерь мои туфли, стоящие у порога, – потребовала Эмма.
Наташа встала из-за стола, подошла к двери и надела туфли. Затем, подойдя к столу, вытянула вперёд одну ногу, как бы любуясь обувкой, и произнесла:
– Немного великоваты.
Она хоть и проходила всю жизнь в самодельных ичигах, но была не лишена женского чутья к лучшей обуви.
– Значит, тебе подойдёт тридцать шестой размер, – сделала вывод Эмма.
Из магазина Эмма принесла всё, что требует женский гардероб на первое время. Конечно, она там не смогла найти подвенечного платья. Среди скудного выбора женской одежды нашлись чёрная шерстяная юбка и голубая мохеровая кофточка. Чёрные туфли на невысоком каблуке имели форму лодочек.
Вручая свёрток будущей невестке, сказала:
– Посмотри обновки, понравятся ли они тебе.
Наташа развернула узел, завёрнутый в серую толстую бумагу, достала кофточку и залюбовалась ею. Затем счастливыми глазами посмотрела на Эмму и заговорила:
– Большое вам спасибо, – и осеклась на полуслове, не зная, как её назвать.
После минутного замешательства спросила:
– Скажите, пожалуйста, как мне вас называть?
– Называй, как тебе больше нравится.
Наташа вспомнила, что Пётр на берегу Енисея назвал свою мать матушкой. Ей тогда очень понравилось это ласковое слово, оно ей показалось, что относится не только к матери Петра, но и к её маме. Долго не думая, спросила: